Чтобы разделать якобинцев
И других мерзавцев - фейянов.
Господа, каковы ваши методы?
Пушки для одних, палки для других
.
В 1795 г. российский посол в Австрии докладывал в Петербург:
Истинные роялисты ненавидят конституционных больше, чем якобинцев; из этого следуют лишь интриги, лицемерие и измена, вместо единомыслия, которое должно было бы всех привести к восстановлению монархии
.
Зачастую роялисты не брали себе за труд скрывать свои чувства. Граф д’Артуа как-то при встрече прямо заявил де Монлозье (Montlosier)
: «Вы не раз писали глупости!»
Граф д’Антрэг полагал, что … citавторы клятвы в Зале для игры в мяч
- «главные цареубийцы, более виновные, чем якобинцы и недостойные прощения»
. Малле дю Пан рассказывал, что тот якобы обронил следующую фразу: «Монлозье считает меня беспощадным, и он прав. Я стану Маратом контрреволюции, я заставлю упасть сотню тысяч голов - и его первой»
. Ожеар, чьи мемуары не предназначались к публикации при его жизни, писал о том, что в эмиграции ходили упорные слухи, будто бегство короля в 1791 г. не удалось из-за того, что барон де Бретёй, будучи монаршьеном, выдал государя
. Граф Прованский в первые годы Революции в полной мере разделял это отношение к конституционным монархистам. Герцог де Ла Фар, ставший впоследствии его доверенным лицом, вспоминал, что с 1791 по 1794 г. тот даже не отвечал ему на письма, полагая, что герцог связан с конституционными монархистами, в частности с Ламетами
.
Со своей стороны, конституционные монархисты не питали особого уважения к соратникам Людовика XVIII, и тому также было немало причин. С точки зрения конституционных монархистов, многие роялисты были людьми косными и упрямыми и, что гораздо хуже, их советы мешали королю принимать правильные решения. Отчаявшись донести свои мысли до окружения государя, Малле дю Пан как-то воскликнул:
Если король думает по-иному, он закончит как царь Сидона, став садовником... Восстановленная монархия будет не про вас; вы будете отвергнуты как теми, кто возродит её, так и теми, кто её уничтожил, и Его Величество проведёт вместе с вами в ссылке ещё долгие годы...
Может показаться, будто конституционные монархисты и роялисты являлись двумя непримиримыми группировками. Тем не менее и те и другие чем дальше, тем больше демонстрировали стремление к примирению и единству.
Конституционных монархистов к этому подталкивало осознание своей слабости: действуя в отрыве от основных сил роялистов, а нередко и наперекор им, они хорошо чувствовали, насколько ограничены их возможности. Р. Гриффитс полагал, что после 9 термидора монаршьены пытались, но без успеха, организовать свою партию, начав с приглашения к сотрудничеству личных друзей - архиепископов Тулузы, Экса, Буржа, маркиза де Буйе. Пытались они установить связи и с членами Конвента, но после 13 вандемьера эти контакты прекратились
.
Монаршьенов, как это ни парадоксально, поначалу недолюбливали даже англичане. Ещё в ноябре 1794 г. Уикхэм получил от Гренвиля инструкции вступить в тесный контакт с Мунье и Малле дю Паном и связаться через них с авторитетными людьми в Париже. Одновременно Уикхема предупреждали, что Мунье «находится под сильным влиянием предрассудков той партии, с которой он действовал в начале революции», тогда как король Англии совершенно не готов одобрить создание во Франции какого бы то ни было правительства, основанного на «Конституции 1789-90 гг.»
.
Малуэ жаловался Малле дю Пану из Лондона:
Нас здесь семь или восемь, думающих, как вы и вместе с вами. Архиепископы Бордо, Экса, Тулузы, господа де Буйе, Монлозье, Лалли, Пана - и всё! Что можно было сделать такого, что зависело бы от нас, и чем мы пренебрегли?
Вместе с тем и Людовик XVIII понимал, что у него не так много союзников, чтобы ими разбрасываться, и с зимы 1795 г., как только перспектива взойти на трон стала весьма реальной, начал пытаться наладить отношения с наиболее влиятельными конституционными монархистами. Едва ли эти перемены произошли раньше: граф де Ферран (Ferrand) вспоминал, что ещё в первой половине 1794 г. написал барону Флашсландену
несколько писем, призывая к сближению между роялистами и «некоторыми членами Учредительного собирания», которое он полагал залогом успеха, однако по сути своего предложения ответа не получил. Позднее он встретился в Берне с Мунье и достиг с ним взаимопонимания, но тот опасался, что не найдёт поддержки у соратников
.
Однако уже в феврале 1795 г.
Людовик XVIII писал Мунье из Вероны:
Когда вы выражаете, сударь, определённые опасения, можно ли со мной говорить откровенно о тех средствах восстановления порядка во Франции, которые вы полагаете наиболее важными, вы, очевидно, забываете о том, как я вас воспринимаю (vous oubliez apparemment les titrés que vous avez auprès de moi). Моя память покрепче: я всегда буду помнить о том, как вы вели себя с Королём, моим братом, 5 октября 1789 г., когда Собрание, председателем которого вы тогда были, дало вам поручение, не имеющее ничего общего с обязанностями верноподданного, которые вы исполняли с немалым рвением. Не забуду я и о том, что если бы вероломные советы не взяли верх над постоянно высказываемым вами королю мнением, если бы он прислушался к нему, он покинул бы Версаль и тем, возможно, предотвратил бы поток преступлений и бед, который захлестнул с тех пор Францию. Воспоминания о том дне, столь ужасном самом по себе, но столь почётным для вас, заставляет меня особенно вас уважать и честно поделиться с вами моими соображениями, к тому же моё письмо будет полезно всем
.
Тон письма более чем умеренный. Примерно в это же время принцы предлагали поступить к ним на службу другим монаршьенам - Малуэ и де Монлозье
. Не торопясь отвечать согласием, те, в свою очередь, использовали любой способ, чтобы заявить о своем стремлении объединить контрреволюционные силы, полагая, что залог этого - единство целей
. Как мы увидим далее, с этого момента и начинается тесное сотрудничество Людовика XVIII и конституционных монархистов, отнюдь не означающее согласия по всем вопросам. И они позволяли себе критиковать высказанные королём взгляды, и тот в ответ высказывал несогласие с творениями монаршьенов, но к разрыву более это не приводило.
Таким образом, подводя итог, можно с уверенностью сказать: смерть Людовика XVII привела к кардинальным переменам в истории контрреволюционного движения. Отныне у всех, кто стремился к реставрации монархии, не было иного выхода, кроме как сплотиться вокруг графа Прованского. Как писал один из историков, «порвать с Людовиком XVIII отныне означало порвать с монархией»5.
ГЛАВА 6
ВЕРОНСКАЯ ДЕКЛАРАЦИЯ: «СТРЕМЛЕНИЕ МИЛОВАТЬ И ДАЖЕ ПРОЩАТЬ...»
Прибыв в Верону 24 мая 1794 г., Месье сначала остановился в гостинице «Две башни», в центре города, однако расходы оказались для него непомерными. Наконец, «в пригороде Вероны, за Ареной и рядом с монастырём капуцинов д’Аварэ нашёл маленький загородный дом в достаточной степени уединённый и стоящий на отшибе. Его фасад оплетала зелень, дом окружал сад, поблизости было тихо, звон монастырских колоколов навевал покой [...] Без сомнения, это был не дворец, хотя в Италии так и именуют любезно даже крошечное здание. Это было типичное загородное “casino”, совсем простое с архитектурной точки зрения, с плющом и климатисами по стенам. Мебели не было, её предоставил один еврей»
.
