Этот особняк находился на берегу р. Адиж и принадлежал графу Жану-Батисту Гаццола (Gazzola)
и, конечно, ничем не напоминал королевские дворцы. Один из посетителей даже назвал его «не большим, не симпатичным и не подобающим»
.
Людовик поселился там с графом д’Аварэ, бароном Флашсланденом, двумя секретарями, хирургом Колуаном (Соlоіп), и четырьмя слугами
. Как пишет Люка-Дюбретон, работавший с документами из венецианских архивов, граф Прованский «прогуливался по садику или по улицам с крошечной свитой, и прогулки эти были не часты. В самой Вероне его видели лишь однажды: из окна дворца Мариони он следил за скачками. Он знал правила и воздерживался от всего, что могло бы скомпрометировать гостеприимство Сиятельнейшей республики. Только в воскресенье он вознаграждал себя, превращаясь в короля: он торжественно направлялся прослушать мессу у капуцинов, по выходе [из церкви] эмигранты целовали ему руку, а затем он давал аудиенцию в доме Гаццола»
.
Жили скромно. 16 октября 1794 г. Месье делился с принцем Конде:
Наша бедность излишне почётна. [...] Вы ошибаетесь, думая, что Англия выделяет мне деньги на жизнь. Я дважды получал кратковременную помощь, но не больше. Я пытался сделать небольшой заём в Вероне или в Генуе, но неудачно. Ничего я не нашёл. Вот уже год я живу изо дня в день, пытаясь сэкономить то немногое, что имею
.
В Париже смеялись над бедностью графа Прованского. В апреле 1795 г. в Moniteur писали:
Когда эмигрант просит быть ему [графу Прованскому. - Д. Б.] представленным, первый вопрос, который задаёт вводитель Флаксланд: нуждается ли он в деньгах. Если нуждается, его не представляют, а говорят: «Бог поможет»
.
1795 год стал важнейшим годом в судьбе графа Прованского. Ещё десять лет назад мысль о том, чтобы занять французский трон, казалось несбыточной мечтой, теперь же эта мечта становилась реальностью
.
На заседании Конвента о смерти Людовика XVII было объявлено 9 июня 1795 г., сообщение в Moniteur появилось 11-го. Граф де Ферран, бывший членом Регентского совета, предполагает в своих воспоминаниях, что быстрее всего новости об этом событии дошли до принца Конде через роялистское агентство в Базеле, и в тот же день принц отправил двоих офицеров с этим известием в Верону
. Видимо, так оно и было: историки единодушны в том, что Месье узнал новости 21 июня от графа де Дама и дворянина по имени
де ла Жеар (Geard)
. Сам Людовик XVIII называл впоследствии ту же дату: первое известие о смерти племянника он получил 21 июня, а 24-25-го - подтверждение, после которого сомневаться уже не приходилось
.
Граф д’Аварэ записал тогда в дневнике:
Регент спустился ко мне вслед за графом де Коссе
. Лицо его меня ужаснуло. Я искал в себе силы справиться с какой-то новой бедой, которую я не смог предотвратить, когда регент после непродолжительного молчания сказал:
- Король умер.
Я остался безгласным, недвижным, затем поспешил к его руке. Граф де Коссе сделал то же самое. Мой господин сжал нас в объятиях. После этого я без колебаний предсказал ему, что беды и преступления на нём и окончатся, и он станет восстановителем Франции
.
Получив подтверждение смерти племянника, Людовик XVIII объявляет о своём восшествии на престол иностранным государям, подписывает 24 июня отдельные письма герцогу де Бурбону и герцогу Энгиенскому, а также обращается к архиепископу Парижскому и другим епископам и священникам, удалившимся в Констанцу
.
Если для тех, кто планировал реставрацию монархии во главе с Людовиком XVII, в особенности для французских политиков, его гибель стала, как мы видели, катастрофой, для роялистского движения она, напротив, открывала новые перспективы. Георг III писал лорду Гренвилу, что смерть Людовика XVII
может быть благоприятна для дела, поскольку Конвент теперь теряет заложника, который мог спасти их жизни. Отныне законный Король не в их власти и может возглавить любое восстание внутри страны
.
О том же размышлял и Уикхем:
Чем больше я вижу и слышу об общественном мнении в этой стране, тем больше я удовлетворён тем, что смерть юного Короля станет благоприятным обстоятельством для дела роялизма
.
Заместитель английского государственного секретаря по иностранным делам, пересказывавший разговор с вернувшимся из Франции Г. Моррисом, также сообщал, что тот
с удовлетворением узнал о смерти юного Короля, чьё заключение, а также пошатнувшийся и извращённый ум угнетающе воздействовали на души людей с правильными наклонностями и помешали многим из них предпринять какие бы то ни было усилия для восстановления монархии. Теперь уже у нового Короля большие преимущества, от правильного использования которых всё и будет зависеть. Если он утвердит свои права на трон, если сделает это со сдержанностью и умеренностью, предложив людям восстановление порядка и хорошего правления и избегая всего, что может вызвать опасения репрессий и мести, люди станут стекаться под его знамёна, а он сможет воссесть на трон своих предков
.
Автор доклада, составленного одним из французских эмигрантов и отправленного Екатерине II из Вены, мыслил в аналогичном направлении. Поскольку Людовик XVIII совершеннолетний и не находится в руках республиканцев, смерть Людовика XVII «скорее благоприятна для дела восстановления монархии». Он пояснял, что мальчик обеспечивал депутатам Конвента «безнаказанность совершённых ими преступлений и преобладающее влияние», тогда как теперь ситуация изменилась. Если бы восстановления монархии хотел один Конвент, у его депутатов ещё были бы шансы договориться, но его хочет весь французский народ, и не в силах Конвента «ни эффективно противостоять восстановлению монархии, ни надолго её отсрочить»
.
1795 год стал для роялистов поворотным не только из-за воцарения нового государя. С 1792 г. было очевидно, что реставрация монархии могла произойти в случае либо победы антифранцузской коалиции, либо в случае успеха контрреволюционных восстаний внутри страны, а в идеальном варианте, - при сочетании этих двух факторов. Однако к 1795 г. стало ясно, что на коалицию, по большому счёту, надеяться не приходится: она распадалась на глазах. Вторжение во Францию войск интервентов, даже притом, что австрийцы стояли на берегах Рейна и угрожали Эльзасу, могло сыграть лишь роль катализатора, но не более того. Вместе с тем появился третий фактор, о котором уже неоднократно шла речь: усталость населения от шести лет революции. Как говорил Буасси д’Англа в своей знаменитой речи, предварявшей обсуждение проекта Конституции III года Республики: «Мы прожили за шесть лет шесть веков»
.
Таким образом, стали иначе восприниматься сами перспективы организованного контрреволюционного движения. Французы освободятся от «тирании» самостоятельно, без помощи иностранцев, нужно лишь скоординировать деятельность всех антиреволюционных сил и завоевать на свою сторону общественное мнение. Более того, сама обстановка во Франции, о которой Людовик XVIII был отлично осведомлён, наводила и его самого, и его окружение на мысли о том, что общественное мнение уже находится на стороне роялистов. А следовательно, поскольку существует лишь один законный король, то и на его стороне.
