К 1797 г. положение Великобритании ещё более ухудшилось. В феврале её ждал финансовый кризис, с апреля по июнь - волнения моряков, в апреле же по Леобенскому договору Австрия прекращала боевые действия. Мальмсбери пришлось вновь отправиться на переговоры с французами в Лилль. Камнем преткновения были колониальные владения: Англии и Португалии, с одной стороны, Франции, Нидерландов и Испании, с другой. Кроме того, Франция требовала, чтобы Георг III отказался от претензий на французский престол (которые всё ещё отражались в его титуле), и мечтала о передаче ей кораблей взамен утраченных в Тулоне
.
12 августа Португалия, чьи интересы так старательно защищал Мальмсбери, также подписала мир с Францией, ни слова не сказав об этом своему союзнику. В августе же у англичан возникло ощущение, что французы намеренно затягивают переговоры; судя по всему так и было в преддверии 18 фрюктидора. После переворота французская делегация в Лилле была заменена, после чего англичанам был фактически выдвинут ультиматум: Франция требовала возвращения всех английских завоеваний. 18 октября Мальмсбери покинул Лилль
. В этот же день Франция подписала Кампоформийский мирный договор с Австрией. С выходом из коалиции Франца II она прекращала своё существование. Не исключено, что Франция выбирала, с кем будет заключён мир - с Австрией или с Англией и после переворота выбор был сделан в пользу Австрии
.
Параллельно с переговорами в Лилле разворачивалось действие ещё одной интриги. К англичанам доходили сведения о том, что Португалия обязана мирным договором крупной взятке, предложенной её послом. В начале переговоров к Мальмсбери обратился некто Поттер (Potter), заявив, что он действует от имени Барраса, который за 500 000 ливров готов обеспечить заключение мира. Заподозрив мошенничество или ловушку со стороны Директории, посол отказался. Позднее появился другой посредник, запись об этом есть в дневнике лорда Мальмсбери:
Некто г-н Мельвил (Melville), американец из Бостона, повторил предложение Барраса. Он сказал, что мир с Португалией был заключён за деньги (10 или 12 миллионов), переданных Директории. От нас он хочет 15 миллионов. Естественно, его предложение было отвергнуто [...] Он, сказал, что Ларевельер-Лепо денег не берёт, но Баррас и Ребель берут
.
Мелвил показался более заслуживающим доверия и его согласились принять в Лондоне. Там он имел встречу с Питтом и заверил его, что если купить Барраса и Ребеля, то за дополнительные 1200 тыс. фунтов стерлингов Англия сохранит Цейлон, а ещё за 800 тыс. - и Кейптаун. Так до сих пор и неизвестно, были ли у Мельвила соответствующие полномочия, но Питт начал изыскивать средства
. Премьер-министр даже докладывал о нём Георгу III и получил согласие на продолжение переговоров. К концу октября 1797 г., после переворота 18 фрюктидора, эти переговоры закончились крахом
. Отчаявшись заключить мир, Англия вынуждена была настроиться на продолжение войны.
Однако постепенно правительство Великобритании и само стало приходить к тому, что заключение мира не решит стоящих перед страной проблем. В английском Национальном архиве сохранился показательный документ, созданный в 1799 г. и озаглавленный «Невозможный мир». В нём говорилось, что «Закон о призыве»
принят Французской республикой не как временное установление, а как «фундаментальный закон», на котором будет основываться страна, и в случае длительного всеобщего мира он существенно укрепит вооружённые силы Франции. Если и вторая коалиция закончится заключением мирных договоров, третья не соберётся никогда. Кроме того, каждому королю всё равно придётся держать свою армию наготове, но только теперь, в случае нападения, у них не будет союзников. Да и
смогут ли короли спокойно спать рядом с республикой, одновременно цареубийственной, атеистической и воинственной? А Французская республика, потерпит ли она существование королей? Говорите о мире, обсуждайте договоры, подписывайте, пойте Те Deum с одной стороны, организуйте праздники на Марсовом поле с другой, вы всегда будете в состоянии войны.
Да и если мир будет заключён, окажутся ли готовы короли Европы пустить на свои земли французов, швейцарцев, итальянцев и голландцев, которые будут распространять революционную литературу и революционные взгляды? Сейчас, когда французская армия ещё ослаблена войнами и несколько призывных возрастов уже выбиты, говорилось в документе, когда Франция вынуждена тратить силы на Египет, Ирландию, Бельгию, Вандею, она не в силах даже подавить восстания в департаментах. В чём же смысл давать республике передышку? Тем более у неё было всего два способных генерала, и один сейчас в Кайенне, а другой - в Каире
. Не говоря уже о том, что мир заставит роялистов, которые сейчас находятся внутри страны и готовы оказать поддержку державам коалиции, задуматься, что им делать? Прекращать сопротивление? Эмигрировать?
Таким образом, Великобритания оказалась единственной страной, которая продолжала в 1794-1799 гг. сопротивление Франции. Но и она Людовика XVIII так и не признала. Этот удар оказался для него весьма болезненным. В 1799 г. король с горечью напишет о
зависти, которая со времён Филиппа I и Вильгельма завоевателя, а в особенности Филиппа Красивого и Эдуарда I всегда существовала между Францией и Англией, и в полной мере существует до сих пор, хотя я от души убеждён в искреннем желании английского правительства увидеть французскую монархию восстановленной. Я полагаю, что оно поддерживало, а возможно, и оплачивало начало революции, но я уверен, что оно в конечном счёте почувствовало, что и само находится в опасности. Но это чувство сопровождалось двумя другими, которые мешали ходу событий: 1° спесь, которая убеждала его, что оно может всё сделать само, 2° та старая зависть, которая заставляет её бояться, что монархия унаследует силы, которые развернула республика. Как иначе объяснить эти слова, которые столь неосторожно вырвались у Баярда
: «Всё для короля, ничто при помощи короля»
.
По его мнению, всю дорогу Англия проводила именно эту политику: помогать роялистскому движению, но по минимуму поддерживать его самого.
Другой болезненный удар дипломатия графа Прованского получила в Испании. Он оказался тем более унизительным и неожиданным, что ближайшее окружение Месье прилагало немало усилий, чтобы заставить его ориентироваться прежде всего не на Великобританию, а на помощь испанских Бурбонов
. Как считалось, в королевском Совете главным сторонником этого являлся герцог де Ла Вогийон, бывший в своё время послом Франции в Мадриде. Одним из аргументов, заставивших графа Прованского прислушаться к де Ла Вогийону, было признание Испанией его прав на регентство
. Заключение Испанией мира с Францией произвело в эмигрантской среде эффект разорвавшейся бомбы. «Если бы Карл III вернулся в мир, я абсолютно уверен, что он покраснел бы, узнав о мире, заключённом его сыном»
, - писал один из роялистов. Малле дю Пан иронизировал:
Редкое и прекрасное зрелище: внук Людовика XIV клянется в братских чувствах и достигает согласия с последователями Равальяка, пролившими кровь короля Франции, его сына, жены и сестры
.
Граф д’Аварэ сообщал Шаретту из Вероны 13 августа 1795 г.:
Он [король] оказался лишён способов реализовать свою самую благородную, самую искреннюю и самую благоприятную для вас цель - присоединиться к вам. Испания, потомки Людовика XIV и Филиппа V, заключила мир, и отныне все стремления доставить Короля в Вандею через Средиземное море тщетны. Нам остаются одни англичане, лишь они доставляют нас во Францию, если только, что маловероятно, мы не сможем уговорить русские корабли взять на себя это благородное дело
.
