— Их можно разгладить? — спросил Бастиан с надеждой. Отец ведь знаток волшебства, он может все! Он ведь вернет ему прежнее лицо!
— Да, но не нужно, — ответил отец. — Пусть они исчезнут, но никто никогда не забудет, что они были. И ты не забудешь. В них твоя сила, Бастиан, так что носи их с достоинством. Они сделали тебя тем, кто ты есть.
Отец считал, что в Бастиане изначально не было ни капли магии: она пробудилась в нем после того сильнейшего душевного потрясения, которое вызвало нанесение шрамов. Магия переполняла его — пульсировала в кончиках пальцев, поднимала волосы дыбом, выплескивалась с дыханием, и отец научил владеть ею и усмирять ее. Отец научил жить с магией и не бояться такой жизни.
«Это он сделал меня тем, кто я есть, — думал Бастиан. — Он вернул мне меня».
Поезд летел в Западные пустоши — отдаленный регион, в котором просто положено случаться всякой дряни. Отец всегда говорил, что волшебство в столице более смирное и законопослушное — зато в глуши разворачивается во всей своей злобной красе. Протянув руку, Бастиан взял со столика папку с документами и еще раз пролистал донесения по делу.
Шесть невинных дев из благородных семейств, над которыми надругались и перерезали горло направленным магическим ударом. Полиция Пустошей рыла носом землю, но ни улик, ни какой-то связи между жертвами так и не нашла. Да, девушки знали друг друга — а как не знать, если они принадлежат к одному социальному кругу и живут в маленьком городке? Все они были очень разными. С дагерротипических снимков на Бастиана смотрели блондинки и брюнетки, светлокожие и смуглые, худенькие и полные: найдешь, что их объединяет — найдешь и убийцу.
Ни один из столичных следователей не хотел брать дело. Охота была тащиться в этот медвежий угол? Бастиан вцепился в дело, как сказочный беренийский пес — ему казалось, что это та самая возможность проявить себя по-настоящему. Показать, что отец недаром учил его и теперь мог бы им гордиться. Все, чего Бастиан добился до этого, сейчас казалось ему незначительным и неважным.
Поезд пошел по мосту. Бастиан приподнялся на своей полке, заглянул в окно: внизу лежала темно-синяя гладь Барванского озера с белыми соринками парусников. Когда-то они с отцом провели полгода в курортном поселке на его берегу: Бастиану требовался свежий воздух после легочной жабы. И они гуляли в этих сосновых лесах и однажды поймали ворсу — мелкую лесную нечисть, похожую на сердитого серого кота с перепонками между пальцев. Бастиан тогда испугался так, что спрятался за отцовскую спину и вышел только тогда, когда ворса тихим мелодичным голосом пообещал дать им яркие камешки за свою свободу.
Бастиан до сих пор хранил эту маленькую аметистовую друзу, которую с испуганным восторгом взял из мохнатой лапки. Отец тогда выпустил ворсу, и тот мигом забрался на дерево и смотрел на них испуганными глазами-плошками, удивляясь, как это его, независимую лесную нечисть, кто-то сумел изловить…
Мост остался позади — теперь поезд шел среди соснового леса. Бастиан снова вытянулся на койке и прикрыл глаза.
Он проснулся от того, что поезд стал замедлять ход и в конце концов остановился. Бастиан сел, посмотрел в окно — леса остались позади, поезд замер среди изумрудной зелени лугов. Солнечный свет начал меркнуть. На небе по-прежнему не было ни облачка, но мир быстро терял цвета, становясь угрюмым и серым, как старая картина, которая заросла пылью настолько, что утратила краски. Вскоре все погрузилось в дымный непроглядный сумрак, и в купе загорелась лампа на артефакте, которая, впрочем, почти не рассеивала тьму.
Бастиан ждал, равнодушно прищелкивая пальцами и чувствуя, как под кожей скапливается энергия для удара. Может, и не понадобится — и хорошо, если не понадобится. Сейчас ему не хотелось сражаться. Он собирался просто добраться до Западных пустошей без приключений.
Поезд содрогнулся, вагон подался назад и тотчас же нервно дернулся вперед. Где-то далеко завизжала женщина — протяжно, на одной ноте, и визг внезапно оборвался. Бастиан услышал стук — кто-то колотил в дверь купе в начале вагона. Поезд снова вздрогнул, словно пытался сбросить что-то с вагонов, и воздух наполнился запахом гари, к которому примешивался острый запах болотной травы.
«Вымрак, — с прежним равнодушием подумал Бастиан. — Больше некому, только он так смердит».
Он вспомнил свою первую встречу с Вымраком: тогда ему было двенадцать, и он хотел залезть куда-нибудь и не высовываться до конца дней своих, настолько это было жутко. Но Бастиан справился, и отец впервые посмотрел на него не просто как на сына — как на опытного и умелого бойца, равного себе.
Он навсегда запомнил уважение в отцовском взгляде. Хранил его в памяти, как величайшее сокровище.
Тьма сгущалась, тьма клубилась густым дымом, пахнущим кровью и костром, а потом тьму пронзила черная молния, и прямо над головой загрохотал гром.
Вымрак вошел в купе, Вымрак был чернее любого мрака. Бастиан видел его какую-то секунду, не больше, но память сохранила облик чудовища во всех подробностях. Он был тьмой, которая не ведает ни пощады, ни жалости, он пришел упиться страхом живых душ, в его черноте рождались и умирали созвездия, и Бастиан увидел тоненькую нить, оплетавшую его шею — на нити были нанизаны живые пульсирующие миры, и его планета тоже была там: он различил знакомые очертания материков на зелено-синем шарике.
А потом Бастиан поднялся и протянул руку в сторону этой тьмы. Рука налилась пульсирующей тяжестью, и Бастиан отправил сверкающий золотом сгусток энергии в самую сердцевину Вымрака.
В следующий миг его отшвырнуло в сторону так, что он чуть не пробил собой стенку вагона. С хрустальным шелестом осыпалось стекло, по шее побежала кровь, и Бастиана бросило снова. Тьма заклубилась рядом с ним, она еще была сильна, тьма хотела слизывать живую кровь из ран и…
И вдруг все закончилось. Заклинание сработало, и мир погрузился в блаженную тишину.
Бастиан лежал на полу, чувствуя, как болит изрезанная осколками шея, купе заливало солнечным светом, и поезд, как ни в чем не бывало, ехал себе вперед, словно его не затапливала дымная тьма, и никто не умирал в этой тьме, захлебываясь криком.
От Вымрака осталась лишь грязная лужа на полу и мертвая женщина в соседнем вагоне. Бастиан поднялся, сел на свою полку и устало провел ладонями по лицу, подумав, что надо бы позвать проводника, чтобы прибрал тут.
Ладно, успеется.
Папку с бумагами по делу ворошил свежий ветер, влетавший в окно. Он нес запах трав и цветов, тепло и надежду. Лето всегда остается летом, несмотря на Вымраков и серийных убийц.
«А ведь меня проверяли, — подумал Бастиан. — Слишком уж легко и быстро все вышло, я убил Вымрака, словно на тренировке. Меня хотели проверить в деле».
Но кто?
Он вытянулся на полке и закрыл глаза. После выбросов энергии Бастиану всегда хотелось спать.
Бастиан редко видел сны, но сейчас его увлекло в яблоневый сад, наполненный солнцем и светом. Еще зеленые яблоки висели на ветках, как звезды, в воздухе плыл терпкий запах сухих трав, над землей с визгом носились стрижи. Светловолосая девушка в платье цвета слоновой кости шла рядом с Бастианом, и он еще подумал: неужели это очередная жертва?
