«Я буду сильной», — мысленно пообещала ему Аделин. Бастиан демонстративно не смотрел в ее сторону. Он был таким, каким и положено быть инквизитору на казни ведьмы: спокойным, уравновешенным, заледеневшим.
— Да что ж вы делаете! — заорал кто-то из толпы. — Да где ж такое видано!
— Сдурели!
— Она ни в чем не виновата, а вы? За что казните-то?
— Совсем ума лишились!
— Папаша! — прокричала одна из женщин с окраин. — Сжечь бы твоего сынка вместо невинной души!
— Да! Заслужил!
— Отпустите ее!
Бургомистр посмотрел на одного из крикунов так, что тот сразу осекся. Бастиан остановился возле помоста, по-прежнему не глядя в сторону Аделин. Теплый ветер трепал его волосы, и Аделин вспомнила, как совсем недавно — и уже в прошлой жизни — они танцевали на балу. Позавчера, это было всего лишь позавчера… Теперь тот танец казался сном.
Вот и все. Все кончилось.
Бургомистр поднялся на помост и звонко, так, чтобы слышали все, произнес, указывая на Аделин:
— Эта женщина, Аделин Декар, виновна в злонамеренном волшебстве! Сводя личные счеты с моим сыном, она, — Гейнсбро-старший обернулся и снова ткнул в Аделин пальцем, — свела его с ума направленным магическим ударом! Пусть ее смерть спасет всех нас и защитит от зла!
В толпе засвистели, и кто-то запустил в бургомистра надкушенным бутербродом, почти попав. Молодчики из охранного отряда тотчас же вытащили новенькие многозарядные пистолеты, не скрывая удовольствия от того, что сейчас пустят их в дело. Площадь снова окутало тишиной.
Кому нужно заступаться за ведьму и ловить пулю?
Бургомистр осклабился и, подхватив факел из рук помощника, ткнул им в вязанку хвороста. Золли вскрикнула, выронила цветы и уткнулась лицом в плечо подруги. Аделин казалось, что нарядная картинка Инегена, залитого ярким летним солнцем, рвется и расползается перед ее глазами, словно ветхая тряпка. От ужаса ее начало мутить. Она бы упала — но веревки держали ее крепко.
Язычки огня — маленькие-маленькие, тихие — побежали по хворосту и дровам, и вот тогда Аделин наконец-то обрела голос и закричала:
— Нет! Нет, умоляю вас! Пожалуйста, нет! Я невиновна!
Огонь медленно подползал к Аделин, она уже чувствовала его обжигающее дыхание. Дыма не было — значит, она сгорит заживо, а не задохнется.
Она не заслужила даже такой милости. Бургомистр хотел, чтобы она мучилась.
В отчаянии Аделин ударилась затылком о столб, но обморок, который до этого был совсем рядом, отступил. Мир был широким и ясным, под Аделин разгорался костер, и все было кончено.
— Нет… — прошептала Аделин, глядя на затылок Бастиана. Он по-прежнему стоял к ней спиной, и от него веяло январским холодом. Сейчас инквизитор не имел ничего общего с тем человеком, который вчера пришел в камеру осужденной ведьмы.
Когда Бастиан поднял руку, приказывая всем смотреть на него, Аделин почувствовала, что лишается рассудка. Ей хотелось смеяться и петь, плевать зеленым огнем и извергать пугающие пророчества.
— Мы все действуем по закону, как вчера сообщил господин Гейнсбро, — сказал Бастиан, и, повинуясь беглому движению его руки, полицмейстер подбежал к нему с книгой в руке. — Кодекс инквизиции, статья восемнадцать, «О милосердии к казнимой ведьме». Инквизитор имеет право спасти осужденную ведьму от смерти, взяв ее в жены с горящего костра.
Аделин не сразу поняла, что происходит. Зато офицер Бруни сориентировался сразу же: толкнул одну из заготовленных бочек, и вода выплеснулась на дрова, вызвав довольные возгласы и овацию. Лицо бургомистра налилось багровым: казалось, его вот-вот хватит удар от ярости.
— И я, Бастиан Беренгет, с милосердием Господа нашего и ради святости закона беру эту женщину в жены, — Бастиан вздохнул и, наконец-то обернувшись к Аделин, спросил: — Господин Моше! Где кольца?
Люди расступились, как волны — казалось, по площади плывет огромный кит. Моше сунул руку в карман, вынул бархатный мешочек и бросил Бастиану — тот ловко поймал его.
— Готовы в лучшем виде, милорд! — довольно крикнул он.
«Ты с ума сошел», — только и смогла подумать Аделин. Нет, этого не может быть. Она умерла, конечно, она умерла. Сгорела заживо и теперь видит райский сон в посмертии. Этого ведь не может быть на самом деле… Но Бруни проворно опрокидывал бочки с водой, и огонь гас с отвратительной вонью и шипением, и люди на площади кричали что-то радостное.
Бургомистр обманчиво мягкой походкой приблизился к Бастиану. Правую часть его лица оттягивало вниз в пугающей гримасе. Казалось, Гейнсбро-старшего вот-вот хватит удар.
— Что за шутки? — хрипло поинтересовался он. — Какое «беру в жены»? Как вы смеете?
Бастиан одарил его очаровательной улыбкой, но в его глазах клубилась тьма, и за ней плыло нечто такое, от чего надо было бежать без оглядки.
— Все именем закона, — напомнил он и вынул из кармана желтый листок телеграммы. — Разве мы живем не ради этого? Вот и ее величество полностью поддерживает и одобряет мое решение. И своей владыческой волей благословляет этот брак.
Бургомистр посмотрел на телеграмму так, как мог бы смотреть на кусок еды, который вырвали у него изо рта.
— Вы за это ответите, — прошипел он, и тогда Аделин все-таки лишилась чувств.
***
— Да уж, физиономии были у них — залюбуешься. Что у Гейнсбро, что у его молодчиков. Я уж испугался, что их сейчас паралич разобьет, всех сразу. А у нас столько лекарств нет, чтобы их вылечить.
Под щекой чувствовалась прохладная грубая ткань подушки, и Аделин подумала, что все-таки умерла. Она не могла сейчас лежать на кровати, накрытая тонкой простыней, среди витающих запахов лекарств. И уж тем более, рядом с ней нечего было делать Бастиану — Аделин чувствовала пряный аромат его духов. Столичные, дорогие, здесь такие были только у него.
Да, Бастиан был с ней. Аделин всей кожей ощущала его тепло и захлебывалась в том, что можно было назвать благодарностью.
— Все хорошо, слышите? — прозвучал над Аделин ободряющий голос. — Все уже хорошо. Не надо плакать.
Что-то острое клюнуло Аделин в руку. Она открыла глаза и увидела доктора Холле, который убирал шприц. Врач выглядел так, словно у него был личный, очень важный праздник.
— Ловко же вы дали бургомистру по носу! — одобрительно произнес он, глядя куда-то в сторону. Аделин перевела взгляд и увидела Бастиана, который действительно сидел на краю больничной койки в светлом халате, небрежно накинутом на плечи поверх формы.
