– Бедная, – погладила её по голове Марина Тимофеевна. – Ты совсем извелась. На тебе лица и вправду нет. Андрей, всё в порядке?
– В полном, – уверил генерал.
– Мы с мальчиком немного прошлись, – рассказала Марина Тимофеевна. – Он на самом деле рассуждает как художник. Что мы с ним будем делать, Тоня?
– Я пока не знаю, мама.
– Что за манера, – пробормотала мать себе под нос, – вечно подбирать чужих детей.
– Я не подбирала, – улыбнулась Тонечка. – Он как-то сам… приблудился.
– Давайте выпьем чаю, – предложила Марина Тимофеевна. – Ты нам расскажешь, что это за история с собакой! Как я понимаю, никаких других историй ты нам рассказать всё равно не захочешь.
– Я хочу! – пылко воскликнула Тонечка. – Я просто пока не могу!..
– Там принесли пирогов с яблоками, – продолжала Марина, – и они остались наедине, Родион и пироги. Я боюсь, это плохо кончится.
За чаем Тонечка так бурно веселилась, что опрокинула на белоснежную скатерть стакан чая. Пока меняли на свежую, пока заново сервировали, генерал предложил выпить, и Тонечка немедленно согласилась.
Они выпили раз и ещё раз, а потом она улеглась на диван, прямо здесь же, в столовой, и заснула каменным сном, как в обморок упала.
И больше ничего не помнила – как её перенесли в спальню, как мать раздела её, как маленькую, как генерал звонил Герману и говорил, что его жена и Родион останутся у них, как уверял того, что ничего не случилось.
Тонечка спала, и ей снились мать и лето, самое лучшее, что только может быть в жизни.
Она проснулась как в прошлой прекрасной жизни – выспавшаяся, бодрая, полная сил и готовая продолжать жить дальше.
Всё, случившееся вчера, казалось ей… дурацким сценарием, который она сама придумала, а потом кто-то поправил, и получился не дурацкий, а хороший сценарий!
Тонечка долго и с удовольствием принимала душ, потом сушила кудри – она терпеть не могла их сушить, но сегодня делала это с удовольствием.
– Саша, – пела она под гудение фена, – милый Саша, я вся, как прежде, ваша!..
На завтрак были сырники и весёлые разговоры, и она всё оттягивала момент, когда позвонит, наконец, мужу и скажет, как она его любит.
Ей было радостно об этом думать.
Она позвонит, а лучше приедет в «Шератон» – вдруг он ещё там! – всё ему расскажет, и они вместе придумают, как быть дальше.
Конечно же, конечно, придумают!..
Теперь, когда выяснилось, что он окончательно и бесповоротно на «нашей» стороне, ему можно рассказать всё!
И он многое должен будет ей рассказать! Например, как из секретного агента превратился в режиссёра и продюсера!.. Уж она теперь от него не отстанет!..
Марина Тимофеевна, всегда понимавшая без слов, неожиданно предложила Родиону лыжную прогулку.
– А потом, если ты не возражаешь, – продолжала она. – Нам с Андреем тоже хотелось бы посмотреть на эту твою необыкновенную собаку. Может быть, мы съездим? Позовём Настю с Даней!
Родион немедленно уставился на Тонечку.
– Можно?
– Конечно. Нужно только предупредить Галину Сергеевну и попросить разрешения. Я позвоню. Ты помнишь, где она живёт?
Родион воскликнул, что конечно помнит, но тут сообразил, что у него нет ни лыж, ни ботинок.
– Наверняка мы здесь подберём, – успокоила Марина. – Ты умеешь с горки? Я никогда в жизни не могла!
– Я научу, – сказал генерал.
Тонечке предлагали машину, но она отказалась.
Ей хотелось двигаться, бежать, дышать, скакать – «зайкин праздник»!
Её совершенно перестала угнетать мысль о Поясе Ориона, неведомых бандитах. Вдвоём с Сашей со всем разберуться. И помогут Лене Пантелеевой.
И никакой Кондрат, даже если он опасен, не страшен. Её собственный Тонечкин муж умет не только снимать кино. Он служил… как это называется? … в «особой разведгруппе»!..
Она шла по солнечной улице лёгким шагом и думала о том, что, если написать сценарий, никто не поверит! Герман первый скажет, что так не бывает и сценарист должен быть «ближе к жизни»!..
Тут она засмеялась, немного пробежала, а потом проехала по раскатанной ледяной дорожке.
…Как хороша жизнь!..
Она не дошла до подъезда гостиницы всего несколько шагов.
Попавшийся ей навстречу молодой человек неторопливо оглянулся по сторонам, вытащил из кармана нечто похожее на большую зажигалку, поравнялся с ней и чем-то брызнул в лицо.
Тонечка отшатнулась, потеряла равновесие, стала валиться навзничь. Человек подхватил её и затолкал в подъехавшую машину.
Саше она так и не позвонила.
Она слышала только рёв собственной крови, и он казался ей грохотом.
Так грохочет и ревёт надвигающийся скоростной поезд в ночном кошмаре, когда почему-то нельзя шевельнуть ни рукой, ни ногой, чтобы спастись, отползти с рельсов. Но в кошмаре было не так страшно, была надежда – вот, ещё чуть-чуть, последнее усилие – и удастся пошевелиться, и ужас отступит.
Никакой надежды. Никакого сна. Всё происходит здесь и сейчас – наяву.
Она вдруг мимоходом удивилась – ну да, наяву. И именно с ней. В эту минуту.
Она прислушалась, но из-за пульсации и стука в ушах ничего не было слышно.
Она сглотнула сухую, как папиросная бумага, слюну, помедлила и выглянула из своего укрытия.
Ничего не видно, темнота и тишина. Наверняка в такой оглушительной тишине рёв её скоростного поезда слышен издалека, и он её выдаст!..
Она вновь прижалась спиной к холодной стене.
Медлить нельзя, нужно спасаться, но как, как?..
Тонечка ощупала руками стену – она была гофрированная, как будто склад или ангар. Под стеной топчан, на котором она сидит, набросаны какие-то тряпки.
И ничего не видно, совсем ничего!..
Тут навалилась паника – такая, что не справиться! Тонечка замычала, сползла с топчана, держась руками за стену, пошла, сильно ударилась головой и остановилась.
Нет, так нельзя. Нужно вернуться, сесть и подумать.
Где она? Как она тут оказалась?
Она вспомнила улицу, как она шла и радовалась, и подъезд отеля был совсем рядом!..
И какой-то парень шел ей навстречу, а дальше провал, чернота.
Она постояла, прислушиваясь.
За стеной раздавался шорох, словно двигалось нечто большое.
Что там может двигаться?..
Ощупью, стараясь ни во что не врезаться головой, она добралась до топчана и опустилась на него.
Кто на неё напал? Зачем?..
