Герман зачем-то поддал его ногой, и он улетел в черноту.
– Са… Саша… – проговорила Тонечка, трясясь. – Это… ты?..
– Жива?
– Ка… кажется…
Кондрат Ермолаев подошёл, присел на корточки перед лежащим на цементном полу авторитетом и потрогал его шею. А потом посветил фонарём сначала в один, а потом в другой глаз.
– Ну чего?
– Нормально.
Герман подошёл и зачем-то уселся на топчан рядом с женой.
– А я тебе говорил, – сказал он Кондрату. – Ты стрелять должен. Какой из меня стрелок-то? Я сто лет без тренировок. А ты снайпером был, снайпером и остался.
Кондрат кивнул.
– Мужики, чего там у вас? – закричали издалека.
– Всё в порядке, товарищ подполковник! – прокричал в ответ Герман. – Заложница жива. Три трупа и один раненый.
– Ай, молодцы, – похвалил Мишаков, появляясь со стороны ворот. – Ай, красавцы! И этого в живых оставили! Вот это прям подарочный вариант!
Мишаков был в камуфляжной форме, бронежилет торчал за шеей горбом. Тонечкин муж и его друг Кондрат были в джинсах и футболках с длинными рукавами, одинаковых, чёрных.
Мишаков помахал рукой в сторону ворот и отступил. За его спиной в ангар стали въезжать полицейские машины.
– Как ты меня нашёл? – спросила Тонечка и привалилась к Герману плечом.
– Тебя товарищ подполковник нашёл, – ответил тот и потрепал её по голове. – Он все такие места в окрестностях наперечёт знает. Где Сутулый пасётся и свои вопросы решает. А мы с Кондратием только к финалу подключились.
– А как ты узнал, что я… что меня…
– Так позвонили мне, – Герман привычным движением отправил пистолет в кобуру. – Сказали, чтоб я Пояс Ориона искал. И обещали, что дадут с тобой поговорить. Классика жанра.
– Здрасти, Тоня, – сказал Кондрат Ермолаев и тоже сел на топчан с другой стороны от неё. – Перепугались?
Тонечка кивнула.
– Вы молодцом, – похвалил Кондрат.
– А вы… снайпер?
– Вам Саша всё расскажет.
– А Лена? Жива?
– Жива, жива. Передаёт вам привет.
Тонечка посмотрела на него:
– Вы всё знали, да? Где она прячется и от кого!
Кондрат вздохнул.
– Ну, конечно. Мы вместе придумали, как нам время потянуть. Её в музее спрятали, там Гриша служит, мой старый приятель. А меня на нары. Я сдуру Сашку не посвятил в наши планы, вот оно всё и завертелось…
– А мне директор музея сказал, что он вас терпеть не может, – не унималась Тонечка. – Вы Зосю увезли куда-то, а потом она умерла.
Герман и Кондрат поверх Тонечкиной головы посмотрели друг на друга.
– Это долгая история, – проговорил Герман, морщась. – Я тебе потом расскажу.
– Нет, – вдруг перебил Кондрат. – Нужно прямо сейчас, Сашка. Ты потом в подробностях, а сейчас только главное. Давай.
– Я не могу, – быстро сказал Герман.
– Брось ты.
По ангару ходили люди, перекликались, курили. Машины стучали двигателями. В распахнутые ворота тянуло сырым туманом.
Тонечка ничего не поняла.
– Саша, – она взяла мужа двумя руками за уши и повернула к себе его голову. – Что?.. Ведь хуже уже точно не будет!
Герман помедлил.
– Родион мой сын, – ответил он наконец. – Я и не знал. Восемнадцать лет назад у нас с Зосей был… роман. Я вернулся в отпуск на несколько дней, Кондрат остался в Сирии. И попросил меня съездить к его сестре. Я съездил и… получился Родион.
– Мы правда не знали, – подхватил Кондрат. – Мы здесь, в России, и не бывали почти. А она ничего не сказала и спряталась. Полячка, гордячка!.. Всю жизнь такая была. Я в прошлом году вернулся, стал её искать. И нашёл Родиона.
– Кондрат приехал ко мне в Москву, рассказал.
– Так вот зачем ему делали тест ДНК, – проговорила Тонечка.
Герман кивнул.
– Ты должен был всё мне рассказать, – сказала она грозно. – Сразу же! А не ждать год!
– Ну, вот не рассказал.
– Мужики! – издалека закричал Мишаков. – Мы тут закончим, поедем все ко мне! Я карасей в сметане сделаю! Карась, я считаю, такой же символ отечества, как и русская берёза!
Вся троица – Тонечка, Герман и Кондрат – молча сидела на топчане плечом к плечу.
– То есть, – продолжила Тонечка, – нам не нужно узнавать, есть ли художественное училище в Нижнем, потому что учиться Родион будет в Москве. И собака будет с нами! Он прямо помешался на этой собаке!
– Какое художественное училище? – спросил Кондрат.
– Какая собака? – спросил Герман.
– Эх вы, герои, особая разведгруппа! – усмехнулась Тонечка. – Таких простых вещей не знаете.
И обняла обоих за шеи.
– А я тебе говорил – расскажи, – сказал Кондрат. – А ты струсил.
– Поедем? – предложил Герман жене. – Там наши все на нервах.
И только тут она заплакала.
На лужайке играли в бадминтон, на террасе накрывали стол, возле сарая рубили дрова, из-под навеса тащили мангал.
И народу – не протолкнёшься.
Генерал Липницкий в подвёрнутых спортивных штанах и носовом платке, завязанном на четыре узла, на голове вогнал топор в колоду и скомандовал, чтоб Марина подала ему квасу – жарко.
– А что, у нас есть квас? – удивился Даня, который таскал дрова в дом.
– Полно, – не моргнув глазом, ответила Марина Тимофеевна, – я наварила, мы вчера на ледник отнесли.
– Тогда и мне, и мне квасу, – заныл Даня. – Что ж вы мне не сказали, что квас есть!
– Потому и не сказал, что ты его весь выдуешь, – парировал отец.
Настя бросила ракетку и сказала Родиону, что играть больше не может – жарко. Крохотная собаченция, метавшаяся между ними за воланом, тоже остановилась, встопорщила уши и вопросительно наклонила голову.
– Пить хочешь? – спросил Родион. – Сейчас принесу.
– Там квас есть! – прокричал Даня.
– Собаке квасу?!
– Почему собаке? Людям!..
– Да ну тебя.
Тонечка показалась на крыльце.
– Родька! – прокричала она. – Спроси дядю, где самовар! Нам бы его помыть!
– Дядю?
– Ах, господи, самовар.
– А он в доме!
– Самовар? – удивилась Тонечка.
– Дядя!
– Ах, господи.
Родион подхватил под мышки свою собаку, немного потряс, поцеловал в морду, спустил на траву, прямо к миске с водой.
