Марина не сказала ни слова.
– А если сюда ворвутся, что мы будем делать? На охрану надежды никакой нет, это не охрана, а полтора инвалида!.. И стрелять нам не из чего.
– Нам не придется стрелять, – Марина обвела глазами растерянных женщин, – это книжный магазин, а не склад оружия. Зачем к нам врываться? Пока нет никаких особых распоряжений, мы будем работать, а там посмотрим.
Она с детства любила книжки. Это были ее главные сокровища, даже не куклы и не машинки, которые она тоже очень любила. Однажды в школу приехал фотограф из «Пионерской правды», и все долго бегали, суетились, выискивали подходящих детей и подходящие планы – шутка ли, главная детская газета страны!.. В конце концов, сфотографировали Марину – она читала что-то октябрятам из своей «звездочки». Так и осталась фотография, на которой она, маленькая, важная, в бантах и надетых по случаю прибытия фотографа белых колготках – дома был страшный скандал, она решительно отказывалась от бантов и колготок и ревела громко, басом, – читает толстую книгу с картинками!..
Она с детства любила книжки и была уверена, что там есть все, что нужно, и даже в эту минуту книжки ей помогли.
В конце концов, она точно знала – именно из книжки! – как поступил Черчилль, когда в Англии, измученной немецкими налетами, бомбежками и голодом, началась паника. Все ждали речи премьер-министра, готовились к ней, строили предположения – может быть, уже пора сдавать остров на милость победителей? Или, наоборот, премьер призовет всех сражаться до последней капли крови, и это будет означать, что враг вот-вот высадится в Лондоне? Или призовет потуже затянуть пояса, потому что еды с каждым днем становится все меньше, а изоляция все плотнее?
Черчилль не сделал ни того, ни другого, ни третьего.
Он произнес в парламенте речь, суть которой сводилась к тому, как именно должны блестеть пуговицы на мундирах королевских гвардейцев. Премьер подробно растолковал нации, уставшей, испуганной, замученной войной и ожиданием чего-то еще более страшного, свой взгляд на этот вопрос.
Нация, придя в себя от изумления, сообразила, что речь шла вовсе не о пуговицах.
Все не так страшно – вот что сказал премьер. Раз мы можем толковать про пуговицы, значит, жизнь еще не кончилась. Значит, несмотря на бомбежки, карточки и комендантский час, рано сдаваться! У нас еще есть время поговорить о пуговицах, а там посмотрим!
Говорят, даже Гитлер, тоже с нетерпением ожидавший речи британского премьера, прослушав про пуговицы, преисполнился к Черчиллю величайшим уважением.
Марина, хоть и не была Черчиллем, поступила точно так же.
– И вообще, – завершая собрание, сказала она, – нам предстоят большие перемены. У нас в потолке дыра, половина ламп не горит, а на складе, это все знают, стена в таком состоянии, что ее приходится доской подпирать, чтобы не упала. Впереди большой ремонт, и нужно подумать, как его провести без ущерба для магазина. Потому что закрываться на несколько месяцев мы не будем.
Сотрудники разом зашевелились, как в детской игре по команде «отомри». В слове «ремонт» было что-то привычное, знакомое, нестрашное – в общем, из той, прежней, нормальной жизни.
Ремонт хоть и хуже пожара, но точно лучше танков!..
– Какой ремонт? – заговорили все хором. – И как это, магазин не закрывать?
– А как же? Частями, что ли, делать?!
– Да тут никакой ремонт не поможет, дому сто лет в обед, проводка вся наружу висит, как еще пожара ни разу не было, удивительно!..
– А на складе не только стена, там подмокает с левой стороны! Может, и стена пошла, потому что труба сифонит!..
– У нас и сметы нет на ремонт, – выдала Ирина Федоровна громко. – А в обход, противозаконно я ничего делать не буду!..
– Никто ничего не будет делать противозаконно, – возразила Марина, на самом деле чувствуя себя Черчиллем.
Прием сработал безотказно. Все, кто еще пять минут назад собирался воевать и боялся танков, увлеченно обсуждали ремонт. Разумеется, идея никому не нравилась, разумеется, все были против, но так или иначе говорили… о будущем.
Приготовления к преждевременной героической кончине как-то сами собой были отложены.
Что и требовалось доказать.
Пока сотрудники шумели, выражая недоумение, неудовольствие и непонимание, Ирина Федоровна переглядывалась с Еленой Семеновной, и ничего хорошего Марине их переглядывания не сулили.
А впрочем, черт с ними!.. Все равно никто не заставит ее отступить.
Все августовские дни магазин действительно работал, и девочки от двадцати пяти до пятидесяти восьми лет каждый день исправно являлись на службу, и дежурили возле окон, и утешали немногочисленных растерянных покупателей, и грели в ведрах чай, потому что мальчишки-танкисты, все-таки оказавшиеся своими, очень хотели есть. Дать поесть им было нечего, а насчет чая директриса распорядилась, выдавали его без ограничений.
Революция в стране постепенно затихала, и никто не знал, когда именно она разгорится снова. Вроде бы демократия победила, и вроде бы «здоровые силы» взяли верх, хотя все еще не было до конца определено, и достигнутое равновесие казалось слишком шатким.
Как раз когда внешняя революция приостановилась, в магазине случилась революция внутренняя.
В конце августа вся бухгалтерия в полном составе подала заявления об уходе. Решительная Ирина Федоровна, ни в чем не согласная с директрисой и ее «новым подходом», принесла заявление первой, а за ней потянулись все остальные.
В темном коридорчике, за желтой полированной дверцей, Марина подписывала заявления одно за другим, никого не уговаривая.
Все понимали – это конец.
Завтра магазин «Москва» придется закрыть, по крайней мере, до тех пор, пока не удастся уговорить Ирину Федоровну вернуться обратно – и подсчитать балансы, и свести дебет с кредитом, и дописать отчеты, и выдать зарплату, и сдать выручку, и принять инкассаторов.
А может быть, даже придется закрыть магазин сегодня!..
Все понимали – такой огромный книжный не может ни дня существовать без грамотной и опытной бухгалтерии.
Значит, все-таки есть силы страшнее танков и революций. И называются они – бухгалтерия?!
2
«Где у вас отдел русского фольклора?»
«А какое именно произведение вам нужно?»
«Вот как раз фольклорное и нужно, девушка!»
«Но какое именно? Сказки? Былины?»
«Не-ет, не сказки и не были, а песня!»
«Какая… песня?!»
«Так, сейчас посмотрю. Мне нужно фольклорное произведение „Песня о вещем Олеге“! Есть у вас?»
Диалог в книжном магазине «Москва».
– Марина Николавна, в час приедут из мэрии, привезут телевизионщиков.
