– Ну вот есть авторы, которые у нас не идут никогда, и Гросс как раз из тех, кто не идет!
– А кто у вас хорошо идет?
Марина улыбнулась ангельской улыбкой. Хорошо, что издатель ее не видел.
– Вот Памук хорошо идет. Паоло Коэльо. Хмелевская, из тех, кто полегче.
– Паму-ук, – протянул издатель, не уловивший никакой иронии, – так он же этот… как его… нобелевский лауреат!
– Вот именно, – согласилась Марина, – и тем не менее продается хорошо. Ты сам знаешь, нобелевских лауреатов никто, кроме Нобелевского комитета, как правило, не читает.
– Марина Николавна, ты меня без ножа режешь! Ну, что тебе стоит, прими ты нашего автора, хоть он и не Памук! А то ведь обидится, выйдет история с географией, ты этих творцов лучше меня знаешь!
– Ну, положим, я не знаю. Откуда мне знать, я просто книгами торгую!
Тут Андрей Андреевич кинулся льстить, славословить, рассказывать, какая она прекрасная, как отлично во всем разбирается, хоть бы и в психологии творцов, и она быстро его остановила. Лесть Марина никогда не любила.
Рита все маялась в дверях.
– Хорошо, Андрей. Я приму его, конечно, только народ от этого все равно не соберется, я тебе точно говорю!.. Если его утешит свидание со мной, я готова.
– Вот спасибо, Марина Николаевна! Вот спасибо! Я бы не стал к тебе приставать, но на самом деле вся надежда только на тебя, а без… – завел издатель, и Марина, прикрыв трубку ладонью, снизу вверх вопросительно кивнула Рите.
– Что?
– Они просят пару залов освободить от людей, – выдала Рита. Глаза у нее смеялись.
– Кто?!
– Телевидение. Им камеры негде ставить. Они говорят, что толпу уже сняли, и теперь им нужно полки и интервью с вами, а они не могут, потому что народу битком!
– Андрей Андреевич, прости, мне надо с телевизионщиками разобраться, – сказала Марина в трубку, – до свидания.
– Ну, что? Закрываем, Марина Николаевна? – спросила Рита.
– Да они с ума сошли, что ли?! Как можно в разгар дня два зала закрыть?!
– Я и говорю, что не можем, но они и слушать ничего не хотят. Они же с телевидения!
– Ну да, – с неопределенной интонацией согласилась Марина, – пойдем, посмотрим?
По узким и тесным коридорчикам, переходящим один в другой – в магазине «Москва» вечно не хватало места, экономили на всем, и особенно на директорских «покоях», – Марина выбралась к тяжелой металлической двери в торговый зал и распахнула ее.
Шум, гул, голоса, сияние ламп, витрин, стеклянных стоек, подсвеченных изнутри, море людей, как будто колышущееся между сияющими берегами. Марина стояла выше – лестничка в несколько ступенек вела во внутренние помещения магазина, – и ей с возвышения хорошо были видны входные двери, в которые валил народ, и с этой стороны даже собралась небольшая очередь «на выход».
Никто не знал, как Марина любила эту самую толпу, втекающую в двери, как ценила, как радовалась каждый раз, что в ее любимый книжный идут люди, значит, все правильно, все хорошо, значит, усилия не пропадают даром!
Потеснив начальницу плечиком, Рита пробежала вперед, чтобы указать Марине дорогу. Телевизионщики были, ясное дело, в самом дальнем и людном зале, где продавались мемуары, беллетристика, детективы и новинки, и добраться до него, особенно в магазинный час пик, было делом непростым.
Возле настенного телефона, над которым висел яркий плакатик, призывающий «позвонить директору», маялся старичок в вылезшем кроличьем треухе, хотя в магазине было тепло, и порыжевшем пальтеце, напомнивший Марине кого-то из давнего и далекого времени. Узловатой рукой он держал трубку, дул в нее, время от времени отрывал от уха и рассматривал тоскливо.
Ясное дело, Марина возле него притормозила.
– Здравствуйте, – сказала она старичку громко, и тот воззрился на нее с удивлением. – Вы хотели что-то сказать директору?
Старичок испуганно приосанился, как школьник, которого собираются отчитывать.
– И хочу, и скажу! Вот тут написано, – и он наставил на яркий плакатик очки с толстыми, как будто выпученными линзами, которые все время держал в руке, – позвоните директору! Я и звоню. Только почему-то ничего не слышно.
Эти телефоны и плакатики придумала Марина, чтобы поддерживать связь с покупателями. Каждый желающий, недовольный или, наоборот, осчастливленный, мог позвонить и оставить сообщение. С прослушивания сообщений она начинала каждый рабочий день.
– Не слышно? – переспросила Марина.
Рита, убежавшая далеко и вернувшаяся за начальницей, моментально сняла трубку и послушала.
– Все слышно, Марина Николаевна. Просто там автоответчик, – объяснила она старичку.
– Но вы можете мне все сказать прямо сейчас, – объявила Марина. – Я и есть директор.
Вокруг шумела толпа, люди протискивались мимо, обремененные фирменными зелеными пакетами, в которые здесь упаковывали книги.
– Голубчик! – вскричал старичок, снова неуловимо кого-то напомнив. – Вас звать Марина Николаевна Леденева?
Марина кивнула.
– Что вы хотите мне сказать?
Старичок суетливо стал совать во внутренний карман пальто свои очки с захватанными стеклами и все никак не мог попасть. Вид у него был еще более испуганный.
Марина ободряюще пожала узловатую и холодную, несмотря на магазинную жару, руку.
– Голубчик, – заговорил старичок и откашлялся, – я, собственно, хотел всего лишь выразить вам… благодарность, если мне позволено будет это сделать… Видите ли, мы живем в этом доме, собственно, долгие годы живем, и вдруг, так неожиданно… Видите ли, вокруг все изменилось, и продолжает меняться, и не всегда в лучшую сторону, иногда так трудно приходится… Вот казино под окнами у нас открыли, прямо в переулке, и мы с тех пор почти не спим…
Марина слушала, не перебивая. Казино, вернее стриптиз-клуб, в переулке открыли уже лет десять назад, и Марина даже некоторое время воевала с резвыми ребятами, держателями заведения.
Рита, которая переживала, что телевизионщики сейчас наделают дел в самом людном и тесном зале, уже давно проявляла признаки нетерпения, а тут не выдержала.
– Я могу вас проводить в кабинет, и вы мне скажете все, что хотите сказать Марине Николаевне, а сейчас, простите, директор очень спешит.
– Нет, нет, зачем в кабинет, не нужно!.. – переполошился старичок. – Я, если мне будет позволено, просто хотел от всей души поблагодарить вас, голубчик! От себя и от Лели, Елены Самсоновны, супруги, и от всех нас!
Вот, ей-богу, Марина, всегда быстро соображавшая, никак не могла взять в толк, за что он ее благодарит. Кажется, старичок это понял. Он придвинулся поближе и понизил голос, словно сообщая некий секрет, не предназначенный для посторонних ушей:
