– Зачем вам мои ключи? – спросила она подозрительно. – Что вам нужно в моей машине?
– Кроссовки, – ответил Мехреньгин. – Я видел их там, под водительским местом. Ведь когда вы пробирались из дома к своей машине, вы были в кроссовках. В таких нарядных босоножках по лесу просто не пройдешь. Потом, подъехав к дому второй раз, вы сменили обувь, а кроссовки оставили в машине. Так вот, на них наверняка осталась лесная почва, хвоя… это никакой адвокат не сможет опровергнуть!
И тут Ирина Леонидовна бурно разрыдалась.
Отрыдав и немного успокоившись, она подняла голову и проговорила тусклым, невыразительным голосом:
– Олег… он собирался бросить меня! Я думала – он вспомнил о нашей годовщине. У нас сегодня как раз десять лет свадьбы. А он… этот мерзавец… не нашел ничего лучше, чем сообщить мне, что встретил другую женщину! Представляете, такой подарок на годовщину свадьбы?
Ирина оглядела присутствующих, словно ждала от них сочувствия, но мужчины прятали глаза. Вдруг Кротов взглянул на нее в упор.
– Какая годовщина? Какая другая женщина? Не ты ли говорила мне, что вы давно уже не живете вместе как муж с женой и ты остаешься с Олегом только потому, что имела глупость перед свадьбой подписать брачный контракт, по которому тебе в случае развода почти ничего не полагается! Олег подстраховался, потому что не хотел потерять фирму!
– Вот-вот, – обрадовался Мехреньгин, – а в случае смерти супруга, да если еще свалить вину на второго компаньона, можно продать фирму и получить приличные деньги! Уж вы, Ирина Леонидовна, выцарапали бы зубами свое наследство!
Ирина взяла со столика пачку сигарет и прикурила от золотой зажигалки.
– Понимаете, – спокойным голосом начала она, – все случилось из-за жары. Он был ужасно раздражен сегодня с утра, мы поцапались из-за пустяка, да еще кондиционер плохо работал… Я стала упрекать его, что доверился неквалифицированным мастерам, которые неправильно сделали проводку… А он стал орать и оскорблять меня разными словами… Я не помню, как ваза очутилась в моих руках, странно, она такая тяжелая… Я просто хотела, чтобы он замолчал…
– Ой, ребята, – в полной тишине сказал капитан Остроумов, – я точно никогда не женюсь!
Ольга Володарская
Удача по наследству
Сомов, пьяно шатаясь, подошел к реке. Скинув кроссовки и сорвав носки, он сунул босую ногу в воду.
– Обалденно теплая! – восхитился он вслух, хотя поблизости никого не было, повторил: – Обалденно! – И тут же, отставив в сторону бутылку джина, которую зачем-то таскал с собой, стал раздеваться.
– Со-мов! – донесся издали нетрезвый голос Анжелки. – Иди поцелую!
Сомов обернулся на далекий окрик, но тут же отмахнулся. В другой раз он непременно ринулся бы к Анжелке за поцелуем, но теперь ему хотелось только одного – нырнуть с головой в обалденно теплую окскую воду и поплавать в ней под звездами. Ради этого он покинул корпоративную вечеринку и пошлепал по белому песочку в ту часть острова, где был отличный спуск к реке и замечательно чистый берег. Он приметил его, еще когда они подплывали сюда на катере, и подумал, что хорошо бы поплескаться тут ночью. Непременно голышом! Как в детстве и институтской юности. Но трезвым он бы ни за что не решился, не зная, как отреагирует на его выходку босс, а сейчас ему было плевать. Сомов хочет купаться, и Сомов искупается…
Голышом!
Стащив с себя олимпийку, футболку, спортивные штаны, Сомов решительно сорвал с себя трусы и повесил барахло на ветку ивы (шелковые боксеры тут же свалились с нее, но он этого не заметил).
– Со-мов! – скандировал хор пьяных голосов оттуда, где под полосатыми тентами ломились столы, за которыми пировали сотрудники фирмы «Трейд-ойл», отмечающие сегодня день рождения босса. – Сомов, подлый трус, выходи!
Но Сомов не собирался к ним выходить. Он устал от компании, музыки, тостов, от еды, вина, косяков с легкой дурью, привезенных с собой его приятелем, программистом Чащиным. От Анжелкиных приставаний, честно говоря, тоже, поскольку в своем теперешнем состоянии был ни на что не способен, а пьяные девушки, как известно, очень хотят любви. Но больше всего он устал от своего босса, который даже на корпоративной пьянке не мог забыть о предстоящем слиянии с концерном «Стар корпорейтед» и не давал это сделать своему заму по коммерции Сомову. Но Сомов не желал в такую ночь думать о работе, он хотел купаться голышом под звездами, а еще лучше – под всполохами салюта, заказанного коллективом в качестве подарка своему боссу.
Кажется, салют назначен на полночь, а теперь…
Сомов вскинул руку с дорогущим «Вашероном», глянул на светящийся в темноте циферблат и с радостью констатировал, что сейчас как раз двенадцать. Точнее, без десяти секунд!
– Один, два, три, четыре… – услышал он дружный отсчет и стал считать с остальными: – Восемь, девять…
Сомов приготовился крикнуть «десять» и нырнуть в воду, чтобы, вынырнув, увидеть разноцветные цветы салюта в небе, но заветное слово так и не сорвалось с его губ. Вместо него зам по коммерции фирмы «Трейд-ойл» издал громкий стон, утонувший в грохоте первого залпа. Когда же в небе расцвел переливающийся цветок салюта, Сомов, держась за затылок, раздираемый нестерпимой болью, сделал попытку повернуться, чтобы посмотреть, кто ударил его по голове, но не смог – рухнул в воду. Течение подхватило его и понесло вниз по реке…
А салют все грохотал. Небо расцвечивалось разноцветными всполохами салюта, и каждый сопровождался радостным воплем пьяной толпы.
* * *
Что рыбалка сегодня не задалась, Санек понял, когда после двадцатой поклевки вытащил пустой крючок. Ни рыбы, ни мотыля! Наглые окские щурята молниеносно обкусывали наживку и уходили в росший прямо в воде ивняк, куда Санек не решался забросить удочку, поскольку крючок мог зацепиться за ветки и остаться там навсегда.
Решив сделать последнюю попытку, Санек насадил червяка на крючок, поплевал на него (черт знает откуда эта традиция взялась, но все рыбаки неукоснительно ее соблюдали) и закинул удочку в воду. Дожидаясь поклевки, он смотрел на берег расположенного метрах в сорока от него островка, где пировала какая-то компания. Вообще-то ясно какая – буржуйская, иначе не сверкал бы островок огнями гирлянд и светомузыки, не доносился бы с него живой голос какого-то шансонье, а на его пологом берегу не стоял бы катер на воздушной подушке. Санек рыбачил уже три часа, и все это время буржуи веселились так, что над Окой не смолкали музыка, писк и визг, а белый песок не переставал клубиться тучами, вздыбленный многочисленными ударами танцующих ног. Теперь же, к ночи, богатеи вообще распоясались – до Сашка то и дело доносились недвусмысленные фразы типа:
– Сомов, иди поцелую!
Кто бы знал, как Саньку хотелось оказаться на месте этого Сомова! Да и любого другого из присутствующих там. Но хотя его и буржуев формально разделяла лишь сорокаметровая водная гладь, он понимал, что на самом деле между ними – вселенная. Те, кто веселился сейчас на островке, зарабатывали не меньше тысячи евро в месяц, ездили на иномарках, ходили в смокингах и с легкостью рассуждали о финансовых реформах. Санек же получал пятьсот рублей на бирже труда, гонял на старом велике, носил вьетнамский костюм «Абубас», а единственная тема, на которую он мог поддержать разговор, – какая рыба водится в Оке и как ее ловить. К тому же жил он в бараке, да не один, а с мамой, и даже в их скромном поселке считался лузером.
