Антон решил быть предельно внимательным: идти на контакт, но все отрицать, содержанием разговора с профессором не делиться, а про письмо Тихонову вообще забыть. Еще не хватало подставить Александра Валентиновича!
«Хорошо, догадался прихватить с собой в мотопробег плукшинский блокнот. Надеялся, будет время почитать на досуге. Теперь блокнот лежит в кофре мотоцикла, а мотоцикл стоит в ангаре на территории аэроклуба. Только бы у органов не хватило ума его обыскать!»
А еще Антон порадовался, что нет на Руси пословицы, связанной с днем рождения, подобной той, что принято цитировать в ночь на 1 января: «Как новый год встретишь, так его и проведешь». Сегодня у Антона был день рождения. Ему исполнялось сорок, и он, согласно традиции, заведенной среди российских мужиков, не собирался его отмечать, хотя и предполагал, что, подобно многим, наверняка так или иначе его отметит. Теперь выходило, он лишился даже этой возможности.
Что-то скрипнуло в районе двери. Лязгнул замок. Антон вздрогнул. В проеме возник дородный милиционер с дубинкой в руке.
— Не трясись, бить не буду — с утра ж была суббота, выходной, — добродушно сообщил страж. — Пошли?
— Ну, пошли, — отозвался Антон. — А который час?
Милиционер не ответил. «Видимо, отвечать не положено. Да и незачем отвечать арестованному…»
Антона привели в тот же кабинет, где вчера началась его «новая» жизнь.
— Доброе утро, — приветствовал его Исаков, жестом приказав охраннику удалиться.
Лишь только за ним закрылась дверь, Исаков подошел к Антону и протянул руку:
— И сегодня не будешь здороваться?
Антон руку пожал, сказав при этом:
— Сегодня буду. Спасибо за доброту твою, за одеяло теплое и отдельный номер с видом на небо.
— Я ж тебе обещал, что если, не дай бог, попадешь к нам, будет тебе и вид, и камера на южную сторону, а также видики с жесткой эротикой. Помнишь?
— Помню, — Антон криво усмехнулся. — Накаркал.
— Ну, старик, скажи спасибо, что ты у меня.
— Уже сказал. Или тебя теперь по уставу надо каждые три минуты благодарить?
— Да ладно, не быкуй. Я вот что предлагаю: так как мы с тобою все-таки кореша и не один литр вместе уговорили, предлагаю сегодня усугубить.
Антон удивленно уставился на него.
— Сейчас здесь только мы с тобой да несколько дежурных. Плюс Генка, которого ты видел только что. Он только с виду монстр, но вообще-то по натуре добряк. Правда, говорят, по почкам бьет больно, падла. Но это только в рамках выполнения приказа, если кто не колется. А еще сегодня дежурит Люба.
Исаков подошел к двери и, приоткрыв ее, прокричал в коридор:
— Дежурный!
Из коридора в кабинет протиснулся громила Генка.
— Ген, — обратился к нему Исаков, — попроси Любу, пусть зайдет на секунду, ладно? Дело на сто миллионов, могу доверить только тебе, — Алексей подмигнул коллеге, причем получилось у него это даже игриво.
— Ладно, — Генка заметно удивился благодушному настроению следователя.
— Что за Люба такая, господин комиссар? — поинтересовался Антон, когда «добряк» закрыл за собой дверь.
— Люба? Это наша крестная мама. Большая, как мой сейф, и отзывчивая, как Надежда Константиновна Крупская.
Он не успел договорить, как на пороге показалась дородная женщина лет сорока пяти, с добрыми глазами и деланно строгим выражением лица.
— Любаня… — Леша расплылся в улыбке, вскочил с места, подошел к гостье и даже сделал попытку заключить ее в объятия, от чего та решительно уклонилась.
— Чего это вдруг — «Любаня»? Надо что-то? — она искоса поглядывала на Антона и хитро улыбалась. — Как что надо, то сразу меня зовем.
— А кого? Кого еще звать, Люба? Послушай, тут друг ко мне пришел школьный, понимаешь? Мы с ним сто лет не виделись…
— В «Одноклассниках», что ли, нашлись? — Люба улыбнулась.
— Неважно, — ответил Леша. — Главное, он здесь, а у меня, понимаешь, ничего нету, ну, чтобы…
— Все понятно, можешь не продолжать. Так, закуски тоже?
— И закуски! Ух ты моя понятливая! Дай-ка я тебя поцелую! Кстати, ты с нами рюмочку выпьешь?
— Без фамильярностей, товарищ подполковник, мне работать надо, сами потом будете ругать, если что перепутаю, — Люба сурово отвергла Лешкины «домогательства» и, глядя на Антона, добавила: — Впрочем, с твоим другом выпить можно. Гляди, какой красавчик, не то что твои мужланы…
— Ну-ну, Любаня, ты уж ребят моих не обижай.
— Ай, брось, их обидишь… Ты им скажи лучше, пусть хотя бы три раза в неделю носки меняют и иногда дезодорантом пользуются. Мне эта ваша казарма уже во где! А еще приличное управление! — с этими словами Люба удалилась.
— «Люба, Люба, ленточка в косе, кто не знает Любочку? Любу знают всееее», — пропел Исаков ей вслед.
После этого в кабинете повисла долгая неловкая тишина, которую спустя несколько минут нарушил Антон:
— Леша, а зачем ты все это устраиваешь? Извини, конечно, за вопрос. Думаешь, мне от этого легче?
Алексей прошелся по кабинету, подошел к окну, приоткрыл форточку и, вернувшись на свое место за столом, сказал:
— Кстати, я не уверен, что Надежда Константиновна Крупская была так же добра, как наша Люба… Антон, давай договоримся: ты мне как-нибудь напишешь обо всем, о чем ты там с этим Плукшиным Вэ Эр базарил — как познакомились, какие темы обсуждали, что он тебе важного такого сказал.
— Важного?
— Блин, именно важного, с твоей точки зрения! Может помочь следствию. И тебе может помочь. А вообще, конечно, типичный висяк это…
— Я привез его домой, мы побеседовали, я ушел. Это все. Разговор был ни о чем. Говорили о римлянах, о Жаке де Моле…
— О тамплиерах?
— Ты знаешь?
— Думаешь, если мент, то обязательно «дубовый», что ли?
— Нет, что ты! Леша, а еще за нами точно кто-то следил.
Исаков оживился, а оживившись, весь превратился в слух и очень заметно насторожился:
— Кто? Подробности давай. Выкладывай.
— Машина. Потом оторвались.
— Ишь — оторвались… Шпионы. Дальше что?
— Все.
— Какая машина, марка? — Исаков сверлил Антона взглядом.
Антон на всякий случай решил быть еще осторожней:
— А кто его знает? Я что, всматривался? Дождь был. Может, это твои люди были.
— Не может быть. Мы твою тачку не вели. А цвет какой у машины той, запомнил?
— Да нет же, отвяжись! — Антон сделал вид, будто ему надоели расспросы товарища.
