— Мент? Ну и что? А ответственность… И потом, пиво — это все самообман и профанация. Водки надо. Придется догнаться дома. Ничего, можно и потерпеть. И все же не понимаю, зачем надо было кому-то профессора мочить. Тем более профессора биологии.
— Обществоведения.
— И какая разница? Он же не ядерным синтезом занимался, верно?
— Ну, разные причины бывают…
— Может, тебе известно что-то про эти «разные причины», а, Антоха?
— Леша, хорош уже со своими милицейскими прибамбасами, о’кей? Можешь прямо сказать, что тебе от меня нужно по этому делу?
— Я правду хочу знать.
— Ты думаешь, я тебе не всю правду рассказываю?
— Не думаю. Я ж тебе верю и даже люблю, — Исаков поднялся из-за стола. — Вот и твою куртку ношу, «харлеевскую», которую ты мне из Америки привез. Гляди! — Алексей сорвал со спинки кресла ветровку и попытался в нее облачиться. — Самое неприятное, — вновь стал серьезным Исаков, — что тебя у меня скоро забирают. А это, брат, плохо. Очень плохо…
Среди ночи Антон очнулся у себя в камере. Он некоторое время силился вспомнить, как разошлись накануне, но не смог. Только отчего-то в памяти отпечаталось раздражение в поведении Алексея и его последние слова.
«Забирают… Кто? Куда?»
А еще он думал про Исакова. И чем дальше, тем очевидней было — в действительности не знает Антон, с кем имеет дело.
После школы Алексей поступил в технический вуз, не самый престижный, потом то ли с третьего, то ли со второго курса «загремел в войска». Служил на юге, в Таджикистане, и даже успел побывать в Афгане. Потом была школа милиции, но не в Москве, а где-то за Уралом. Леша рассказывал однажды, как ездил в Сумгаит, где стал свидетелем неправдоподобно жестокой, страшной резни…
Виделись они после школы действительно нечасто. Однажды Антон воспользовался служебным положением Алексея, чтобы вызволить из рук милицейского патруля своего немецкого приятеля Ральфа Мюллера.
Что еще было? Ну, вместе играли в детстве в войну. Это не считается. Дрались один раз по какому-то поводу… Дружили? В школе все были друзьями.
Нет, определенно, друзьями детства их назвать нельзя. Да и после школы они, считай, не встречались.
«Отчего же Лешка так любезен со мной? Отчего?»
Восстанавливая в памяти события вчерашнего дня, Антон силился отыскать ключи к ответам на новые вопросы.
Итак, за машиной Антона, в которой сидел Плукшин, следили. Чего ради вдруг кто-то будет устанавливать наружное наблюдение за ученым-гуманитарием? Эти же люди, или кто-то еще, вскоре убивают профессора. На месте гибели Ви-лорика Рудольфовича оказывается специальная оперативная группа, чья база расположена совсем в другом районе, очень далеко от места преступления… Не странно ли?
Рассуждая так, Антон усмехнулся и подумал: «Я сейчас прямо как Штирлиц в гестапо у Мюллера. Так… На что еще следовало обратить внимание? На совпадения. Дело об убийстве Плукшина ведет бывший одноклассник…»
Так он лежал и думал, подперев кулаками затылок, глядя в потолок… И вдруг вспомнил про Любу, ту самую Любу, которую Леша назвал делопроизводителем, и ее слова, сказанные ему на лестнице: «Наверное, вы большими друзьями были в школе. Наш-то Алексей Николаевич целых полгода не пил, а сегодня ни с того ни с сего взял да и развязал».
«Занятно, — размышлял Антон. — А ведь он утверждал, что не пил уже дня два. Выходит, врал? Да нет, не накручивай себя, он просто пошутил. Но, с другой стороны, действительно, чего это он так обрадовался? Почему пил столько и мне подливал? Хотел напоить, чтобы язык развязался? Детский сад какой-то, банально все, на поверхности. А что я мучаюсь? Возьму просто да и спрошу у него».
Глава девятая
Сосновскому повезло. Он благополучно пережил дорожный инцидент. Ничего серьезного: пара ушибов, царапины да легкое сотрясение мозга — вот и все последствия опасного столкновения на Фрунзенской набережной.
Однако же он лишился загадочного наследства, оставленного ему Плукшиным. За этим противнем, точнее за тунгусской табличкой, охотились всерьез, рискуя, на виду у многочисленных свидетелей. Эти же люди изначально выследили Сосновского. В итоге, несмотря на его сопротивление, заполучили то, что хотели.
За исключением письма.
Этот листок бумаги, небрежно брошенный Сосновским на пассажирском сиденье незадолго до инцидента на Фрунзенской, был возвращен ему вместе с другими вещами, найденными в машине, в целости и сохранности.
Сергею Самуиловичу не терпелось пообщаться со своим однокашником и подчиненным, правда, теперь уже бывшим — Привольским. Но того уже третий час не могли отыскать. То ли он и впрямь не на шутку рассердился на своего начальника за легкость, с которой тот принял его прошение об увольнении, то ли действительно был каким-то образом замешан в краже артефактов.
С каждым часом Сосновский все больше думал о сибирской находке, к которой поначалу столь несерьезно отнесся. Мало того: суета вокруг найденных табличек его начала злить. В Центре и без того полно работы, а выходило, что уже несколько дней вся жизнь вертелась вокруг загадочных металлических пластин.
Он сидел за необъятным столом в своем огромном кабинете и страдал от головной боли. Эта головная боль, как нарочно, служила дополнительным и, надо сказать, весомым аргументом в пользу ценности тунгусской находки. Это ведь из-за нее среди бела дня его, Сергея Самуиловича Сосновскоо, директора влиятельного научного центра, находящегося под «крышей» государства, самым подлым образом пытались покалечить или даже убить!
Еще более пугающей была ловкость нападавших, благодаря которой они сумели безнаказанно скрыться с места преступления, прихватив злосчастный профессорский противень.
Сергей Самуилович очнулся в обществе доктора, медсестры и сотрудника ДПС, удивительно похожего на актера Станислава Садальского. Он хотел тут же узнать, куда делись два джипа, что преследовали его «ниссан», но медработники, видимо, опасаясь за самочувствие директора, буквально заткнули ему рот, а милиционер — так тот просто проигнорировал все вопросы. Так что о событиях, случившихся сразу после аварии, еще предстояло разузнать.
«Но ведь недаром же у меня есть собственная служба безопасности? Сейчас позову ее начальника, Федора Устинова, и все встанет на свои места…» — размышлял Сергей Самуилович.
Но встреча с шефом охраны лишь расширила список вопросов.
Уже минут сорок начальник департамента безопасности сидел в кабинете директора и в который раз чуть ли не слово в слово повторял рапорт о своих вчерашних распоряжениях и телефонных беседах.
— Так, начнем сначала: ты позвонил тому оперу, что ведет «наше дело» о краже из Центра, так?
— Точно так, Сергей Самуилович, — Устинов кивнул.
Этот немолодой мужчина быкообразного телосложения на первый взгляд очень смахивал на рэкетира со стажем. И все же возраст, высокий лоб и умные проницательные глаза, сейчас обращенные в сторону директорского кресла, несколько сглаживали первое впечатление.
