«Если сейчас поедем, то прибуду на встречу с американцем за десять-пятнадцать минут до условленного времени. Это нормально. Как раз я-то пока никуда не спешу».
Исаков, как и обещал, «пробил» американца по своей базе, но не обнаружил ничего заслуживающего внимания. Хуже того, никакой Джон Ланкастер в Москву на самолете в последние два дня не прилетал. Существовала вероятность, что мистер Ланкастер приехал в Москву поездом, например, из Питера. Вряд ли, конечно, но ведь такое возможно?
Поток машин ожил. Сосновский попросил водителя остановиться у «Галереи Актер». Теперь он передвигался на запасной, так называемой разъездной машине. Его персональный шофер все еще был на больничном: сказывались последствия инцидента на набережной, так что приходилось ездить на «Волге» с малознакомым белобрысым парнем, которого звали не то Игорем, не то Сергеем. А может, и не Сергеем, и не Игорем. Хорошей памятью на имена Сосновский похвастаться не мог. Даже некоторых своих сотрудников боялся называть по именам — вдруг перепутает?
Так что, возможно, их пути с господином Ланкастером тоже когда-то пересекались, да Сергей Самуилович позабыл об этом.
Он спустился в подземный переход, тот самый, где произошла трагедия, унесшая жизни случайных прохожих. Сосновский шел по переходу и попутно вспоминал громкую кампанию в прессе и на телевидении, когда общественность почти убедили в том, что за прогремевшим в переходе взрывом стояли вовсе не террористы, а конкуренты владельцев здешних подземных торговых палаток.
После такого общественность не сомневалась: палатки уберут, дабы впредь не создавать опасного скопления людей в переходе…
Как бы не так! Палаток стало вдвое больше. Они и ныне там, в трехстах метрах от городской управы и в полукилометре от Петровки, 38, торгуют себе подозрительным и неопрятным товаром — от бижутерии до поддельных дисков, — и от каждого предмета в отдельности (а тем паче от их скопления и всей этой эклектики) за версту несет криминалом и турецкими вещевыми базарами.
Сергей Самуилович брезгливо преодолел подземные торговые ряды и, выйдя на свет с другой стороны бывшей улицы имени пролетарского писателя, пошел по Тверскому бульвару к ресторану «Турандот».
Сосновскому здесь оказались нелицемерно рады. В дневное время народ заведение не жаловал. Помпезные залы поражали дизайном, умело имитирующим дворцовую роскошь. В отличие от древесно-стружчатой отделки отелей Лас-Вегаса, в «Турандот» многое было натуральным: мрамор, дерево, бронза. Возможно, эта дизайнерская искренность должна была оправдать высокие цены. Вдобавок в междукризисье обеспеченную публику в Москве воротило от скромности и бережливости, так что рестораторам приходилось раскошеливаться.
Сергея Самуиловича проводили в нишу за занавеской, что располагалась на втором этаже ресторана. Он сел спиной к окну и попросил занавеску временно приоткрыть.
— Могу я предложить вам что-нибудь в качестве аперитива? — осведомился молодой человек в ливрее.
— Хм… я пока почитаю меню. И второй прибор не убирайте, — ответил Сосновский и зачем-то сделал вид, будто целиком и полностью погрузился в изучение винной карты.
Даже в свои годы и при своем положении он так и не приучился раскованно вести себя с представителями сферы обслуживания.
— Вы кого-то ожидаете? — поинтересовался официант.
— Да, жду. Иностранец придет. Проводите его ко мне?
— Конечно! — заверил официант Сосновского и так просиял лицом, словно ему достался счастливый лотерейный билет.
Прошло двадцать минут, а Джона Ланкастера все не было. В очередной раз пролистав меню и винную карту, Сергей Самуилович отложил их в сторону и посмотрел в зал. Тут же появился официант, а за ним седовласый мужчина лет шестидесяти, одетый в клубный пиджак темно-синего цвета, накрахмаленную рубашку и светлые брюки. Типичный американец.
Сосновский поднялся, отодвинул стул. Расплывшись в широкой улыбке, гость протянул руку и сказал:
— Привет, Серьожа, это я. Как дела?
Сергей Самуилович не был впечатлительным человеком и, как известно, в чудеса, инопланетян и всякие случайные совпадения верить себе не позволял. Но в данную секунду ему ничего не оставалось, как поверить в невероятное просто потому, что оно являло собой очевидное. Очевидно было, что перед ним стоял никакой не Джон Ланкастер, а сотрудник ООН Джордж Стайкер, с которым они приятельствовали, когда Сосновский был в командировке в Чили. Это было трудное время для страны и опасное для всех, кто находился тогда в Сантьяго. В день убийства президента Альенде Сосновский чуть было не угодил в руки озверевших солдат хунты. Не окажись поблизости Стайкер на своем синем «датсуне» с дипномерами, еще неизвестно, чем бы закончилось пребывание молодого и подающего надежды сотрудника Академии наук СССР в этой стране.
Короче, Сосновский был Стайкеру обязан. Они тогда крепко подружились и после еще очень долго переписывались, пока их отношения постепенно не сошли на нет, что было закономерно, принимая во внимание специфику времен холодной войны.
Сергей Самуилович пока не мог сообразить, какая может быть связь между ребусами, которые ему выпало решать в эти дни, и Стайкером. Он набрался терпения и выжидал, когда «мистер Ланкастер» сам все объяснит.
— Джордж?! Вот чудеса! — воскликнул Сосновский. — Да ты садись, садись за стол. Но имей в виду: я тут жду кое-кого…
— Знаю, — лукаво подмигнул Стайкер. — Джона Ланкастера. Я его заменитель.
— Ты хотел сказать «заместитель»?
— Ах, да, точно… Сережа, неужели ты ни о чем не догадался, когда услышал это имя?
— Нет, — признался Сосновский.
— Я всегда говорил, что знаю русскую культуру лучше, чем ты! А кто давал мне слушать Владимира Высоцкого в Чили? Я и по сей день, кстати, пропагандирую его творчество в Америке…
— Ну и при чем тут Высоцкий-то… Стоп! Точно, — Сосновский хлопнул себя по лбу. — «Мистер Джон Ланкастер Пек… Жил в гостинице «Советской» не советский человек!» Как же я сразу-то не понял? Да, от американца такого не ожидаешь, чтоб цитировал песни Высоцкого.
— Не все американцы — дураки.
— Джордж, хорошо, что мы встретились, — Сосновский был действительно рад сюрпризу: по крайней мере одним вопросом меньше. — Что-нибудь закажешь? Водки?
— Нет, нет! — запротестовал Стайкер. — No vodka today! Да и не только today. С тех пор как мы с тобой регулярно напивались в Сантьяго, я дал себе зарок пить только вино, да и то некрепкое. Но сейчас я хочу кофе. И немного кушать, на твой выбор.
— Как знаешь. Тогда я тоже буду кофе.
Вскоре официант принес кофе и ассорти из фирменных закусок. Стайкер сделал глоток и вскинул брови в неподдельном удивлении.
— Превосходный кофе! Да… это вам не джанк из «Старбакс».
— Умеем, если захотим, — Сергей Самуилович любил, когда иностранцы хвалили отечественное. — Рассказывай, как поживаешь?
