Квартира Вилорика Рудольфовича являла собой неописуемое нагромождение предметов современного быта и старинного искусства. Чтобы попасть из конструктивно просторной прихожей на кухню, Антону пришлось боком протискиваться между старинным комодом с инкрустациями и шкафом со встроенными зеркалами, возле которого он кое-как приладил мокрый зонт.
Тут же, в прихожей, стояли африканские тамтамы, пара торшеров, горные лыжи, множество пар сапог, сумки, рюкзаки, старая радиола и много еще полезного и абсолютно необходимого простому доктору исторических наук…
— Проходите, садитесь, — Плукшин указал Антону на белый кухонный табурет. — Хотите чаю или вам сварить кофейку?
— Кофе лучше. Спасибо, — ответил Антон, изучая кухонную обстановку.
Здесь, как и повсюду в квартире, царил хаос. Определенно, это была холостяцкая кухня, здесь очень давно или вообще никогда не появлялась женщина. Одновременно убранство жилища профессора никак нельзя было назвать бедным. Каждый элемент интерьера имел собственную изюминку. Здесь не было ширпотреба. На стенах висели авторские картины, полки были заставлены фигурками, статуэтками, повсюду лежали книги, по большей части антикварные. Кухонная техника была самая что ни на есть современная, а над столиком висела модная жидкокристаллическая панель.
— Так, держите чашечку. Ваш кофе.
Антон сделал глоток и удовлетворенно кивнул.
— Что, понравилось? — улыбнулся профессор. — А вы что же думали? Мы, ученые, еще и не такое умеем.
— Интересный вкус, — заметил Антон.
— Мой любимый вариант приготовления. Так готовить кофе меня научили греческие монахи монастыря Святой Екатерины, что на Синае.
— Здорово. Я там был.
— Немудрено. Конечно, на «Гору Моисея» поднимались? Встречали там рассвет?
— Нет, — признался Антон. — Не пошел я. Ограничился экскурсией в монастырь.
— Ну и правильно. По моим данным, гор, претендующих на звание Моисеевой, минимум пять. Забавно, что две из них расположены далеко от Синайского полуострова.
Плукшин стоял у окна, держа в руке чашку кофе. На некоторое время на кухне повисла тишина. Где-то в гостиной часы (тоже, видимо, старинные) пробили полдень.
— Антон, — нарушил тишину профессор, — Саша сказал, у вас интерес к необычным исследованиям, приключениям и даже загадкам. Верно?
— Есть такое дело.
— Тогда простите меня за прямой и, быть может, несколько грубый вопрос: вы начитались книжек?
— Что вы! Понимаете ли, хорошо, когда есть что вспомнить на пенсии, кроме загулов с друзьями и поездок за границу на отдых.
— Это все, что вы можете на данный момент вспомнить? Что ж, не так уж и мало. Многие не могут позволить себе того, что для вас — рутина… Вам сколько лет?
— Сорок…
— Вы женаты?
— Нет еще.
— Собираетесь?
— Собирался.
— Понятно. Ну, не хотите рассказывать, значит… расскажете после. Я вас понимаю. Охотно могу помочь, если хотите, с экспедицией в Танзанию. Или вот хотя бы в Среднюю Азию. Можете провести ночь у могилы Тамерлана… Уверяю, это довольно интересно и совсем недорого. Плюс плов под нашу водку. Красота! В остальном должен вас разочаровать, потому что все эти экспедиции и экстремальные туры устраивает сейчас любое уважающее себя агентство. Печенье будете? Нет? Зря, рекомендую. Загадки тоже теперь имеют коммерческую ценность, а потому, молодой человек, их развелось теперь столько, что и не разберешь — где настоящая тайна, а где коммерческая.
— Все действительно так грустно? — спросил Антон.
— Вынужден констатировать, что времена великих археологических и исторических открытий остались в славном и лихом прошлом человечества. Артефакты, тайны сгинувших цивилизаций, исчезнувшие города… Все секреты раскрыты или развенчаны как мифы.
— Так уж и все артефакты? — Антон улыбнулся.
— Все, о чем человечество спорило столетиями, уже либо найдено, либо доказано, так что нечего больше ловить. Кстати, в свое время я столько энтузиазма израсходовал в поисках тайного послания Жака де Моле, которое якобы было сокрыто не где-нибудь, а… вот где бы вы думали?
— Кто это, Жак де Моле? Впрочем, припоминаю…
— Браво! Как же вы собираетесь разгадывать тайны, молодой человек? Жак де Моле — Великий Магистр ныне чрезвычайно модного Ордена тамплиеров, — Плукшин взял с тарелки печенье и с явным удовольствием откусил небольшой кусочек. — Несчастного сожгли на костре 18 марта 1314 года между двенадцатью и часом пополудни. Как раз в то время, когда мы с вами пьем кофе. Он умер самым богатым человеком в мире…
Антон поежился.
— Страшный, наверное, это был день, 18 марта 1314 года… — задумчиво произнес профессор, уставившись в окно.
— День Парижской коммуны, — зачем-то «блеснул» знанием содержания кратких справок из отрывного календаря Антон.
Плукшин покосился на него:
— Да уж. Так вот. В тот самый день этот де Моле вызвал на Божий суд главных палачей тамплиеров — папу Климента Пятого, Филиппа Красивого и Гийома де Ногарэ. Была в те времена такая практика. Те, кого вызывали на этот суд, долго потом не жили.
— И что стало с палачами тамплиеров?
— Все умерли в течение последующего года.
— Ух ты!
— Да ладно вам… Антон, не будьте столь впечатлительным! Их могли специально отравить последователи Ордена, чтобы «проклятие тамплиеров» стало пугалом для тех, кто решил бы впоследствии покушаться на их преемников. Порой за самыми мистическими эпизодами истории стоят бытовые интриги. Никто, конечно, не знает, что там в действительности происходило и имело ли место это самое проклятие и вызов на Божий суд. Ни газет, ни тем паче архивов теленовостей с отчетами об этом знаменательном шоу под открытым небом, как вы понимаете, общество для нас не сохранило.
— Интересная вещь… — Антон усмехнулся. — Вот я много читал про тамплиеров и даже, думаю, не раз про этого де Моле. Да и Ногарэ я вспомнил. Преданный Филиппу Четвертому человек, этот Ногарэ, хранитель печати, верно? А вот когда вы мне рассказывали сейчас историю, то как-то живо все представилось. Уверен, теперь никогда этот факт не забуду.
Они проговорили часа полтора. Выпив очередную чашку кофе, Антон посмотрел на часы.
— Торопитесь уже? — поинтересовался Вилорик Рудольфович. — Повремените немного… У меня такое чувство, что сама судьба меня с вами свела. Еще сегодня утром я категорически не понимал, кому можно довериться. Друзей у меня не осталось. Разве что Тихонов. Другие зарабатывают деньги и больше ни о чем думать не желают. Иные не общаются со мной, считая чудаком. Вы представляете? Так что я немного растерян. А еще эта машина сегодня… — Вилорик Рудольфович замолчал.
Антон весь превратился в слух. Вдруг профессор хлопнул себя рукой по колену:
