86
В городе Шубников отправился в гастрономический магазин. Купил там вина, ликеров, закусок, фруктов, – до войны за небольшие деньги можно было накупить много всего этого. Подозвал извозчика, мальчик из магазина вынес тяжелую корзину с покупками, за что получил пятиалтынный, и Шубников покатил к Ленке. По дороге заехал в кондитерскую, купил конфет, пирожного и печенья, – сонохтяне любили поесть, и обжорное дело, ветчина, колбаса, печенья, варенья, соленья, сушенья, маринады, сласти – все это стояло на высокой степени совершенства и было очень недорого.
Ленку он застал дома. Она сидела на диване, поджав под себя ноги, и читала какую-то книжку. Солнце ярко светило сквозь кисейные занавески двух окон второго этажа. Ленкино золотисто-желтое платье на лиловой обивке дивана казалось ярким, солнечным. На ее тонких, длинных пальцах сверкали золотые колечки с яркими камешками. На груди приколота была светло-коричневая камея с белою головкою в профиль. Высоко в переднем углу в тяжелом киоте темнела из-за горящей ясно лампады темная икона. Чашка чаю стояла перед Ленкою на круглом столе, покрытом тонким шелковым платком сложного и наивного иранского рисунка, – зеленовато-золотистый фон, – разводы кирпично-коричневые, карминно-алые, шарлаховые, малиновые, травно-зеленые, бирюзовые, лазурные, млечно-белые, – золотистая кайма с трехрядною, того же цвета, чуть позеленее, плетенкою, разрешенною в длинную бахрому. Чай давно простыл, – Ленка увлеклась чтением. Когда Шубников постучал к ней в дверь, она подняла голову и как разбуженная смотрела на гостя из-за тесного снопа стоящих посреди стола в поливном зеленых тонов кувшинчике пестрых гвоздик, – малиновые сердечки, белые ободки.
Шубников с нелепыми гримасами и ужимками поставил свою корзинку на плетеный стул около двери, а пакет из кондитерской положил на круглый лакированный столик в углу. Ленка, не вставая с места, спросила с веселою улыбкою:
– Что-нибудь вкусненькое принесли? Зачем это вы тратились? Не на голодный остров пришли.
– И вкусненькое, Леночка, – отвечал Шубников, еще усерднее гримасничая, – и сладенькое, и выпить.
– Что ж, вы ко мне на побывашки пришли? – спрашивала Ленка. – Да что так рано? С утра вино пить я не привыкла. Еще грушу пожевать куда ни шло.
Но уже Шубников развязывал корзинку. Торопился сам это сделать, пока не позовет Ленка горничную, хотел взять веревку себе, пригодится. Он говорил:
– Дело к вам есть, Леночка, а за бутылочкой вина о деле веселей разговаривать. Позавтракаем, пропустим по стаканчику, сладким полакомимся.
– Уговорили, – сказала Ленка, – такой уж вы искуситель, что с вами всякие правила забудешь. Только очень-то на вино не налегайте, а то мама ворчать будет. Сняла, скажет, квартиру господскую, а живешь, как подвальная отеротница, с утра вином наливаешься.
87
Ленка встала, подошла к двери, крикнула:
– Диночка, накройте не в столовой, а у меня, – господин Шубников будет со мною завтракать.
– Надеюсь, что ваша уважаемая маменька… – начал было Шубников.
– Мама, кажется, собирается куда-то, – сказала Ленка, – я пойду, спрошу. И, во всяком случае, она позавтракает там, без нас. Она у меня застенчивая, с гостями не любит быть, к господскому обществу не привыкла.
Ленка вышла. Скоро явилась с посудою Диночка, горничная миловидная, хотя эстонка, накрыла на круглом столе на два прибора, помогла Шубникову расставить и разложить его покупки, хотела было взять бутылки откупорить, но Шубников сказал:
– Откупорю я сам, вы мне только штопор принесите.
Диночка широко улыбнулась, живо сбегала за штопором и ушла. За дверью слышался шепот, тихий смех. Шубников откупоривал бутылки.
Наконец Ленка вернулась. Сказала, закуривая папироску:
– А я думала, вы все эти дни на фабрике будете. Думала, все ваши дела там.
– Так оно и есть, Леночка, – отвечал Шубников, – я и к вам по фабричному, так сказать, делу.
– Вот оно что! – насмешливо протянула Ленка. – Только я так полагаю, что насчет забастовки со мною вам разговаривать нечего, не по моей части.
Шубников забеспокоился. Стукнул бутылкою о стол, чуть не уронил ее. Спрашивал тревожно:
– Какая забастовка? вы что-нибудь слышали?
Знал, что у Ленки много знакомых и друзей на фабрике и что она может знать многое. Забастовка была теперь особенно неприятна для Шубникова. Правда, она могла оказаться даже полезною, – для Николая, – Горелов от досады на рабочих, может быть, откажется от мысли передать им фабрику. Но наверное расчитывать на это нельзя было, могло случиться и наоборот, что Горелов вздумает теперь же с фабрикою разделаться. Но самое существенное для Шубникова было то, что забастовка угрожает ему лично. По многим признакам Шубников догадывался, что неприязнь рабочих к хозяину была гораздо слабее, чем их злоба к хозяйским прихвостням.
Ленка словно спохватилась, что сказала лишнее. Пожала плечами, отвечала спокойно и замкнуто:
– Что мне слышать? Вам ближе знать. Так, болтают в городе, что на гореловских фабриках забастовка будет.
– Да кто вам говорил? – допрашивал Шубников, крутя веревку и глядя на Ленку недоверчивыми, испуганными и злыми глазами.
– Слухом земля полнится, – неопределенно отвечала Ленка.
Но Шубников приставал с расспросами:
– Слухами! Скажите пожалуйста! Точно слухи сами по улицам прыгают да к вам в окошки вскакивают. Вы-то от кого слышали?
– Кто-то вчера на бульваре сказал, – отвечала Ленка. – Разве упомнишь? Мне-то и ни к чему. В одно ухо впустила, в другое выпустила. Только вот сейчас, вас увидела да про дело какое-то заговорили, вот я и вспомнила.
88
Шубников догадался, что Ленка чего-то недоговаривает и что слышала о забастовке она вовсе не на бульваре. Сообразил, что теперь от Ленки ничего не выведать, а вот выпьет, так, может быть, вино язык развяжет. Он сказал, притворяясь равнодушным:
– Я так думаю, Леночка, что все это – пустая болтовня, небылица в лицах. Нельзя верить всему, что на бульваре какой-нибудь кавалер сболтнет. Знают, что вы с товарищами знакомы, вот вам и рассказывают чепуху всякую. У нас нет никаких признаков забастовки. А такие вещи экспромтом не делаются.
Ленка глянула на Шубникова не то любопытно, не то насмешливо и спросила:
– И ничего рабочие не требовали?
– Ну, они всегда найдут, чего потребовать, – досадливо отвечал Шубников. – Капиталист налицо, есть с кого тянуть. И подстрекатели всегда найдутся, научат. Приходили ко мне на днях в контору два нахала, говорили, чтобы поденщиц считать постоянными работницами, ну да я их осадил. Ушли ни с чем, и больше никаких претензий не слышно.
– Да уж если бы что было, – говорила Ленка, – так вы бы оба сюда не пожаловали, а то и вы, и сам Горелов, оба в городе.
