– Ба! – сказал Глеб. – Какая роскошь. Вы когда-нибудь стреляли из такого? Предупреждаю, у этой модели довольно сильная отдача. Можно с непривычки повредить запястье.
Вместо ответа блондинка большим пальцем взвела курок и направила пистолет на Глеба.
– Она у вас не очень нервная? – спросил Глеб у Волкова.
– Ладно, – буркнул тот, – кончай цирк. Все уже поняли, какой ты храбрый. Скажи лучше, на кого работаешь.
– Понятия не имею, – честно ответил Глеб. – Но думаю, что если бы работал на кого-нибудь, то ни меня, ни тебя здесь сейчас не было бы.
– Фу-ты ну-ты, – покачал головой Волков. – Ты что же, в самом деле ничего про себя не помнишь?
– В самом деле, – сказал Глеб, растирая запястья.
– И ты уверен, что не вспомнишь, даже если тебе, к примеру, вырвать парочку ногтей? – снова засовывая палец в ноздрю, поинтересовался Волков.
– Да хоть все, – щедро разрешил Глеб. – Когда начнем?
– Ладно, – сказал Волков. – В таком случае, откуда тебе известно про оружие в котельной?
– Видел, – сказал Глеб. – Совершенно случайно.
Про захороненный под стеной котельной труп он решил не говорить: он не знал правил этой игры и не мог сказать, когда и какой козырь может ему пригодиться.
– Допустим, – недовольно поморщившись, сказал хозяин. – Тогда, надеюсь, ты не станешь возражать против небольшого сеанса гипноза? Помнится, Аркадий все просил меня покопаться в твоей памяти…
– А альтернатива? – спросил Глеб.
Волков вытянул вперед левую руку, наставил на него указательный палец и сделал вид, что стреляет.
– Тогда зачем спрашивать? – пожал плечами Глеб.
– Скажем так: твоя добровольная помощь существенно облегчит мою задачу, – ответил Волков.
– Знаешь, – сказал Слепой, – честно говоря, у меня нет ни малейшего желания облегчать тебе жизнь. Но…
– Но? – переспросил Волков.
– Но мне самому ужасно интересно, что из этого получится, – сказал Глеб.
Глава 12
Вслед за шаркающим домашними шлепанцами хозяином Слепой прошел в кабинет. Шествие замыкала блондинка с наведенным в спину пленника пистолетом. Оглянувшись на ходу, Глеб поразился тому, какая, оказывается, разносторонняя подготовка у нынешних библиотекарей: девица шла, отстав от него метра на два с половиной, и крепко сжимала пистолет обеими руками, так что попытка обезоружить ее скорее всего окончилась бы весьма плачевно: Глебу очень не понравилось безжизненно-внимательное, как у готовой к броску щуки, выражение ее глаз.
Кабинет, в отличие от зала, в котором Слепой пришел в себя, поражал воображение безвкусной варварской роскошью, наиболее полно отражая характер хозяина. Глеб подозревал, что в спальне может оказаться еще хуже, но едва уловимый запашок борделя витал и здесь, и Глеб невольно стал смотреть под ноги, безотчетно опасаясь наступить на использованный презерватив.
В западной стене кабинета обнаружилась скрытая тяжелой, чуть ли не бархатной, темно-бордовой с золотом портьерой ниша, в которой стоял столик, стул, а в самой глубине – большое, похожее на зубоврачебное, кресло с фиксирующими ремнями для рук, ног и головы.
– Кучеряво, – сказал Глеб. – А кабинки с электрическим стулом у вас здесь нет?
Он паясничал, хотя ему было не до шуток: сейчас вся эта затея с гипнозом нравилась ему еще меньше, чем когда-либо. Впрочем, выбора у него не было. Можно, конечно, рискнуть и попытаться сигануть в окно со второго этажа, но в окнах стояли небьющиеся стеклопакеты, а у блондинки с пистолетом был очень решительный вид. "Да ерунда это все – блондинки, стеклопакеты, – подумал он с отвращением. – Беда в другом – бежать некуда.
Этот тип – просто бесноватый шаман, но где-то рядом кругами ходят профи, а с профи вслепую не поиграешь. Очень трудно воевать, не видя противника, да еще и со связанными руками. Свобода – просто фикция. Без денег, без надежного прикрытия, без крыши над головой, наконец, свобода превращается в чисто животное существование, в короткие перебежки от помойки к помойке в поисках съестного и попытке ускользнуть от петли живодера… То есть, строго говоря, никакой свободы не бывает.
А раз не бывает, то и дергаться нечего. Нет, – подумал он, усаживаясь в жестковатое кресло и давая затянуть на себе многочисленные кожаные ремни, – все это не совсем так. Свобода или не свобода, но я не хочу подохнуть от руки этого грязного шамана… И от руки этой белобрысой стервы с библиотечным образованием я погибать тоже не хочу. Тем более вот так, ничего не помня, ничего не понимая…
Пусть попробует. В конце концов, не кровь же они из меня здесь будут пить. Хотели бы убить – давно бы убили… Собственно, если бы не они, я бы уже, наверное, остыл и закоченел, как березовое полено…
Пусть попробует. А потом, после всего, я уж сам решу, как быть дальше."
Когда руки Слепого были надежно зафиксированы на подлокотниках, блондинка убрала свою гаубицу под куртку и наклонилась, чтобы привязать его ноги. Волков зашел к ней сзади и, нимало не стесняясь присутствием постороннего, с сочным шлепком ухватил ее ладонями за тощие ягодицы. Это был типично конский флирт, но блондинка прикрыла глаза и замерла, тая под руками своего повелителя.
«Только этого мне тут и не хватало», – подумал Глеб, испытывая гадливую неловкость. Поразмыслив не более секунды, он вдруг понял, что это было: блондинка не вполне отвечала за свои действия, точнее, вообще не отвечала. Прикажи ей Волков, и она отдалась бы шелудивому псу, а в следующий миг перегрызла бы ему глотку и, захлебываясь, пила бы кровь, уверенная, что испытывает неземное наслаждение.
И еще он с внезапным ужасом понял, что желание избавиться от амнезии сыграло с ним дурную шутку: похоже, этот клоун в халате был настоящим, притом очень неплохим гипнотизером, и после сеанса из этого кресла мог встать кто угодно – от робота-убийцы до пассивного педераста…
Он рванулся, напрягая мышцы, но широкие мягкие ремни держали крепко. Волков выпустил ягодицы своей наложницы, шагнул к Глебу и толчком в лоб заставил его опустить голову на спинку сиденья. Прохладная лента ремня легла на лоб, мягко прижимая, вдавливая затылок в подголовник. Глеб увидел в руке у блондинки невесть откуда появившийся шприц, наполненный коричневатой жидкостью, снова рванулся, ощутил мгновенный укол в локтевом сгибе и расслабился, ощущая, как по всему телу расползается мягкая, обволакивающая волна апатичной расслабленности. Перед глазами снова возник блестящий медальон, раскачивающийся вправо-влево, как маятник старинных часов, и ему даже почудилось, что он слышит отдаленный бой тяжелых напольных курантов в резном корпусе из мореного дуба, но это был просто голос человека в банном халате, который пристально смотрел ему в лицо горящими сквозь завесу спутанных черных волос, глубоко запавшими недобрыми глазами и зачем-то считал до десяти. «Чудак, – подумал Глеб, – он что же, верит во все эти штуки с гипнозом? Похоже, верит, – решил он, рассеянно и безучастно наблюдая за тем, как меркнет свет, оставляя в поле его зрения только сверкающий медальон… – Или маятник.., колодец и маятник», – вспомнил он, погружаясь в сон.
