А теперь готовилась (наверняка готовилась!) точно так же сглотнуть и его, полковника Лесных. Это был некий осовремененный вариант чудовища Франкенштейна. Полковник колебался, кусая губы и поглаживая в кармане рукоятку «беретты». Это было очень заманчиво: выстрелить прямо в заросший спутанной волосней затылок и разом покончить со всем этим дерьмом. Шнитке поднимет шум, но Шнитке тоже сделан не из железа, и его легко заставить замолчать. Пропади они пропадом, эти деньги, шкура все равно дороже…
Впрочем, полковник уже знал, что стрелять он не станет: он никогда не продвинулся бы дальше капитана, не будь он настоящим игроком. Выстрелить сейчас было просто, так же просто, как смешать карты в самый драматический момент игры и опрометью убежать из-за стола, наплевав на выигрыш из-за боязни возможного проигрыша. Игроки так не поступают, и полковник знал, что будет играть до конца, хотя и не собирался информировать об этом Волкова.
– Рассказывай, – проворчал он. – Колись. Что у вас там вышло с Колышевым? Да не вздумай врать, морда, я тебя насквозь вижу. Пристрелю как собаку.
Волков вздохнул.
– Не сработались, – сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал покаянно. – Он все время тянул из меня деньги, угрожал сдать и меня, и вас своему.., этому… Малахову. По-моему, он так и собирался поступить. В общем, я, конечно, погорячился, но все равно, зря вы на меня так наехали.
Если бы мой человек его не грохнул, могли получиться большие неприятности.
Полковник задумался. Волков врал, это было очевидно, но в основе этого вранья, похоже, лежало зерно истины, о котором нечесаный гуру не догадывался. Лесных, как и Малахов, в последнее время доверял Колышеву далеко не до конца… Строго говоря, полковник вообще не верил в существование людей, которым можно доверять. Люди являются твоими союзниками, когда им это выгодно или когда они тебя боятся. При этом они все время ищут способы избавиться от зависимости и заграбастать все бабки себе. Это, считал полковник Лесных, заложено в человеческую натуру матерью-природой. Так что, вполне возможно, Колышев вел двойную, и даже не двойную, а тройную игру…
– Ладно, – сказал полковник, – замнем для ясности. Я тебе не верю, имей это в виду, но сейчас не до разборок. Кто в курсе? Я имею в виду, полностью в курсе.
– Только лейтенант, который его замочил.
– Он тебе дорог?
Волков пожал плечами.
– В принципе, – сказал он, – ему можно внушить, что он все забыл, но его ведь станут допрашивать, а такая дыра в памяти покажется подозрительной. Опытный психотерапевт расколет его в два счета, так что вы, наверное, правы.
– Люблю, когда ты для разнообразия говоришь как умный человек, – удовлетворенно сказал полковник. – А где этот.., маньяк?
– Какой маньяк? – невинно округлил глаза Волков.
– Ты целку-то из себя не строй, – сказал Лесных. – Тот самый, который редакцию взорвал. У которого Колышев взрывчатку-то нашел. Он где?
Ты не думай, что рапортом твоего лейтенанта Малахову можно глаза замазать.
– А, этот, – протянул Волков. – Так не знаю я. Сбежал он. Сейчас, надо думать, уже до Урала добежал.
Он вынул из кармана длинный золоченый портсигар и щелкнул крышкой, вынимая из него длинную тонкую сигарету. Полковник поморщился.
На его взгляд, половина диких номеров, которые в последнее время взялся выкидывать его подопечный, была продиктована марихуаной.
– Убери это говно, – сказал он, – и не вешай мне лапшу на уши. Куда ты его дел?
– Придерживаю пока, – признался Волков. – Если начнут копать всерьез, можно будет подложить им тело… Убит в перестрелке и так далее… Не мне вас учить.
– Козыри прикупаешь, – усмехнулся полковник, – молодец… Только учти: если попробуешь у меня за спиной этими козырями играть.., если ты, сука, еще раз…
– Да понял я, понял, – сказал Волков. – Сколько можно об одном и том же?
– Сколько нужно, столько и можно, – снова успокаиваясь, проворчал Лесных. – И ни хрена ты не понял. Ты думаешь, если Колышева нет, то ты свободен, как горный орел? Не обольщайся, дружок.
Вокруг тебя мои люди. Искать их не пробуй: сразу узнаю и башку оторву. Теперь вот что. Хватит играть в волшебника Изумрудного города, пора браться за дело.
– Это насчет Спицына? – спросил Волков.
– И насчет Спицына, и насчет Орлова, и насчет прочих, – сказал Лесных. – Начинай потихоньку вести агитацию. Акции должны быть проведены чисто, без помарок. Вас сейчас будут пасти. Впрочем, достаточно не оставлять свидетелей, и все будет в ажуре – где областная администрация, а где наша секта… Точек пересечения никаких, так что вас заподозрят в последнюю очередь. Главное – не повторяться. На твоем месте я бы подумал о том, стоит ли оставлять в живых исполнителей.
– Концы в воду, – полувопросительно сказал Волков.
– Вот именно, – кивнул полковник, – концы в воду.
– А агитация? – спросил «волшебник Изумрудного города».
– Направление оставь прежнее, – сказал Лесных. – Продажность властей, коррупция, воровство… Дети зла, одним словом. Основной упор, как и прежде, на безработицу, народ-де с голоду пухнет, а им и дела нет… В общем, все то же самое, только увеличь напряжение. Было бы неплохо организовать пару демонстраций протеста перед зданием областной администрации…
– А против чего протестовать? – спросил Волков.
– Против агрессивной политики американского империализма, дурак, – сказал Лесных. – Против чего сейчас вся страна протестует? Против того, что жрать охота, а работать лень… Против того, что у соседа бабок больше, а он делиться не хочет. Иди в собес, потолкайся в очереди, там любую старуху конспектировать можно, не разговоры, а сплошные лозунги…
– Ладно, ясно, – буркнул Волков. Чертов полковник сегодня, словно нарочно, унижал его на каждом шагу. Я тебе наагитирую, подумал Волков. Теперь он был уверен в одном: спокойная жизнь кончилась. Лесных решил действовать, а это означало, что предстоял большой напряг.., большой и совершенно ненужный.
Ладно, решил он, всех денег не заработаешь. Пора приводить в порядок дела, пора присматривать себе уютный домик на берегу океана… Пока что домик. На виллу придется зарабатывать там. Здесь было бы проще, но здесь начинает пахнуть жареным. Когда Лесных добьется своего, ему, Александру Волкову, будет поздно думать об устройстве личных дел: полковник обожает избавляться от исполнителей своих грандиозных замыслов.
Пока будут решаться вопросы переезда (какое чудесное слово – переезд, такое добропорядочное…), следует для отвода глаз продолжать действовать по намеченному полковником плану. Одним Спицыным больше, одним Орловым меньше – это были житейские мелочи, которые Волкова не беспокоили. Если полковнику нужны их головы – пожалуйста, жалко, что ли? Доставим в оригинальной упаковке… Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.
