– Вот уж эти сектанты! Спят до полудня, а потом, лба не перекрестивши, понапиваются и голые по комнатам скачут!
Она спохватилась и набросила халат, с удивлением поймав себя на том, что зарумянилась, как девица на выданье. Это было странно, особенно принимая во внимание ее возраст, опыт, медицинское образование и в особенности то, для чего она была приставлена к Слепому.
– Есть новости? – спросил он, падая в кресло, наливая себе кофе и закуривая сигарету, уже вторую за утро.
– Есть, – сказала она, усаживаясь напротив и тоже наливая себе кофе. – Вечером тебе придется поработать.
– О! – сказал он, приподнимая брови и с закрытыми глазами водя носом над чашкой. – Хороший кофе. Давно я не пил хорошего кофе. И хороших сигарет я не курил очень давно. И давным-давно не слушал хорошей музыки в спокойной обстановке… А что за работа?
Она усмехнулась краешком многоопытного рта, поднося к губам чашку. Кем бы он ни был теперь или раньше, но дураком его назвать просто не поворачивался язык. Кто-то когда-то очень хорошо объяснил ему, что бесплатных завтраков не бывает…
– Работа простая, – сказала она. – Пару минут побудешь тенью отца Гамлета, вот и вся работа.
– О! – повторил он. – Эти волковские службы всегда напоминали мне любительские театральные постановки.
– То есть ты отказываешься? – спросила она.
– Не становись в позу, – небрежно ответил Слепой. – Как будто у меня есть выбор… Просто я хочу, чтобы вы знали: мне на вашу самодеятельность глубоко плевать.
– Это не самодеятельность, – серьезно и спокойно ответила она, и в глазах ее появился тот особенный рыбий блеск, который так не нравился Глебу. – Это религия.
– Да мне-то что, – с наигранной легкостью сказал Слепой и залпом допил кофе. – По мне, так хоть религия, хоть компот из чернослива – один черт. Тень так тень.
* * *
Ирине Быстрицкой не повезло: в тот день, когда она приехала в Крапивино, служба в церкви Вселенской Любви была отменена.
Волков уже вернулся из Москвы, но был просто не в состоянии шаманить. Разговор с полковником Лесных дался ему тяжело. Кроме того, следовало организовать ликвидацию лейтенанта Силаева. Незаметно для себя самого Волков уже переложил всю вину за инцидент с Колышевым с себя на узкие плечи прыщавого лейтенанта. В конце концов, стрелял все-таки он, и гибкая память Волкова уже похоронила в своих глубинах отданный им приказ: убрать Колышева и привести Слепого живым и невредимым.
Ему требовалось время, чтобы прийти в себя.
В идеале было бы неплохо услышать какую-нибудь хорошую новость, но на это он даже не рассчитывал. Тем неожиданнее был сюрприз, преподнесенный ему женщинами: здесь, в Крапивино, объявилась жена Слепого, жаждущая пообщаться с погибшим, как она считала, супругом.
– Пр-р-релестно, – сказал он, залпом хлопнув полный, стакан водки. – Это именно то, что мне было нужно.
Ирина всего этого, конечно же, знать не могла.
Прождав до вечера и убедившись, что служба не состоится, она на последней электричке вернулась в Москву и заночевала у одной из немногих оставшихся подруг. Виделись они редко, и потому дружба их была крепка и не омрачена мелкими житейскими разборками. Подруга не задавала вопросов, и Ирина с благодарностью не стала вдаваться в подробности.
Не могла же она объяснить постороннему, в сущности, человеку, что не может появиться вблизи своего дома из-за «хороших ребят», которые, возможно, еще не заметили ее отсутствия…
Весь следующий день – это была среда – она бесцельно бродила по городу, поминутно бросая нетерпеливые взгляды на часы. Можно было, конечно, отправиться в Крапивино прямо сейчас, но тогда пришлось бы вместо огромного города слоняться по поселку величиной с носовой платок или снова сидеть в библиотеке, пить чай с пирожками и выслушивать излияния Светланы… Теперь, при взгляде со стороны, ее высказывания не казались такими уж бесспорными. Вся эта трепотня насчет созидательного потенциала ненависти была не более чем демагогией, причем явно повторяемой с чужих слов. Сама Светлана не выглядела настолько обиженной жизнью, чтобы самостоятельно родить подобные идеи. В ней было что-то от семнадцатилетнего подростка, начитавшегося Ремарка и отождествившего себя с его героями, – это было не совсем то же самое, но очень похоже.
Ирина усмехнулась, и усмешка вышла иронической и грустной: чья бы корова мычала…
А вдруг все-таки получится, подумала она. Это безумие, но вдруг? Если не получится, все просто: пойду и утоплюсь.., можно сделать даже проще.
Написать большой плакат: «Я жена Слепого» и пойти с ним к зданию ФСБ.., пожалуй, и заметить не успеешь, из какого окна тебя подстрелили…
Но вдруг все-таки получится? Что я ему скажу?
Прости? Отпусти? Не мучай? Господи, о чем я…
Стрелки на часах застыли как приклеенные. Ветер пригнал откуда-то серые дождевые облака, с неба закапало, и ей пришлось искать укрытие.
Она зашла в небольшое кафе и села за угловой столик. Зальчик был полутемным и грязноватым, окна в нем отсутствовали, а столики освещались безвкусными бра с белыми матовыми колпаками. Официант тем не менее, прибежал сразу и принял скромный заказ на чашечку кофе и рюмку коньяка, даже не скорчив при этом свойственной людям его профессии снисходительной мины.
Ирина пригубила коньяк и закурила, заметив при этом, что руки снова дрожат, на этот раз от нетерпения. Зря, подумала она. Зря я слоняюсь как неприкаянная. Надо было ехать в Крапивино и попытаться встретиться с Волковым наедине… Чего я не видела на этом их собрании? Ладно, что там. Теперь об этом жалеть поздно. Кстати, не пора ли мне на вокзал?
Она снова посмотрела на часы. Ехать на вокзал было еще рановато, но, в общем-то, уже можно. Пока то да се, пока дождешься электричку, пока доедешь…
Ирина быстро допила кофе и подозвала официанта.
Деньги, конечно, пришлось собирать по всей сумочке. Второпях засунутый туда вчера ком рассыпался, а она так и не удосужилась навести в сумке порядок, занятая своими переживаниями. Официант стоял над ней и терпеливо ждал, скучающим взглядом глядя на выцветшую репродукцию старого голландского натюрморта, висевшую над стойкой бара.
Расплатившись, Ирина вышла на улицу. Дождь кончился, времени все-таки было еще навалом, и она решила еще немного пройтись пешком. Физические нагрузки необъяснимым образом облегчали душевную боль, и она даже подумывала порой, не пойти ли ей в дворники или, скажем, дорожные рабочие. Не зря же они все такие уверенно-горластые, сильные и краснощекие…
Между тем молодой официант, который обслуживал Ирину, оглянувшись по сторонам, нырнул в подсобку и что-то шепнул сидевшим за столом и игравшим в карты грузчикам. Грузчики коротко посовещались, после чего один из них встал, набросил на плечи джинсовую куртку и, на ходу напяливая козырьком назад бейсбольную шапочку, выскочил на улицу через несколько секунд после Ирины.
