з) «Если вы хотите купить ковры, идите к Кауфману в Матеусгассе. Я думаю, что смогу вас там отрекомендовать», – говорит мне одна дама. Я повторяю: «Стало быть, у Матеуса… Я хотел сказать – у Кауфмана». На первый взгляд это простая рассеянность: я поставил одно имя на место другого. Под влиянием того, что мне говорила дама, я действительно проявил некоторую рассеянность, так как она направила мое внимание на нечто другое, что было для меня несравненно важнее, чем ковры. В Матеусгассе находится дом, в котором жила моя жена, когда она еще была моей невестой. Вход в дом был с другой улицы, и теперь я заметил, что название этой последней я забыл; восстановить его приходится окольным путем. Имя Матеуса, на котором я остановился, послужило мне заместителем позабытого названия улицы. Оно более пригодно для этого, чем имя Кауфмана, так как употребляется только для обозначения лица – в противоположность слову Кауфман (Kaufmann —купец); забытая же улица названа также по имени лица – Радецкого.
и) Следующий случай я мог бы отнести к рубрике «ошибок-заблуждений» (Irrtumer), о которых будет речь ниже; привожу его, однако, здесь потому, что звуковые соотношения, на основе которых произошло замещение слов, выступают в нем с особенной наглядностью. Пациентка рассказывает мне свой сон. Ребенок решился покончить с собой посредством укуса змеи; он приводит это в исполнение, она видит, как он бьется в судорогах, и т. д. Предлагаю ей найти повод для этого сна в том, что она пережила накануне. Она тотчас же вспоминает, что вчера вечером слушала популярную лекцию об оказании первой помощи при змеином укусе. Если укушены одновременно ребенок и взрослый, то прежде всего надо оказать помощь ребенку. Она вспоминает также, какие указания дал лектор о мерах, которые надо принять. Многое зависит от того, сказал он, какой породы укусившая змея. Я перебиваю ее и спрашиваю: не говорил ли он о том, что в наших краях очень мало ядовитых пород и каких именно следует опасаться? «Да, он назвал гремучую змею (Klapperschlange)». Я улыбаюсь, и она замечает, что сказала что-то не так. Однако она исправляет не название, а берет все свое заявление обратно: «Да такой ведь у нас нет; он говорил о гадюке. Каким образом пришла мне на ум гремучая змея?» Я подозревал, что это произошло вследствие примешавшихся сюда мыслей, скрытых за ее сном. Самоубийство посредством змеиного укуса может вряд ли иметь другой смысл, как указание на Клеопатру. Значительное звуковое сходство обоих слов (Kleopatra и Klapperschlange), совпадение букв kl… р… г, следующих в одном и том же порядке, и повторение той же буквы а с падающим на нее ударением было совершенно очевидно. Связь между именами Klapperschlange и Kleopatra на минуту снижает способность суждения моей пациентки, и благодаря этому утверждение, будто лектор поучал венскую публику о том, какие меры принимать при укусе гремучей змеи, не показалось ей странным. Вообще же она знает столь же хорошо, как и я, что гремучие змеи у нас не водятся. Если она и перенесла, не задумываясь, гремучую змею в Египет, то это вполне простительно, ибо мы привыкли сваливать все внеевропейское, экзотическое в одну кучу, и я сам тоже должен был на минуту призадуматься, прежде чем установить, что гремучая змея встречается только в Новом Свете.
Дальнейшие подтверждения мы встречаем при продолжении анализа. Моя пациентка всего лишь накануне осмотрела выставленную недалеко от ее квартиры скульптуру Штрассера «Антоний». Это был второй повод для ее сновидения (первый – лекция о змеиных укусах). Далее во сне она укачивала на руках ребенка, и по поводу этой сцены ей вспомнилась Маргарита из «Фауста». Далее у нее возникли воспоминания об «Арриасе и Мессалине». Это обилие имен из драматических произведений заставляет предполагать, что пациентка в прежние годы тайно мечтала об артистической карьере. И начало сновидения, будто ребенок решил покончить с собой посредством укуса змеи, поистине должно означать: ребенком она собиралась стать знаменитой актрисой. Наконец, от имени Мессалины ответвляется ход мыслей, ведущий к основному содержанию сновидения. Некоторые происшествия последнего времени породили в ней беспокойство, что ее единственный брат вступит в неподходящий для него брак с неарийкой, т. е. допустит mesalliance (мезальянс).
к) Хочу привести здесь совершенно невинный – или, быть может, недостаточно выясненный в своих мотивах – пример, обнаруживающий весьма прозрачный механизм.
Путешествующий по Италии немец нуждается в ремне, чтобы обвязать сломавшийся чемодан. Из словаря он узнает, что ремень по-итальянски соггеgiа. «Это слово нетрудно запомнить, – думает он, – стоит мне подумать о художнике Корреджио». Он идет в лавку и просит una ribera.
По-видимому, ему не удалось заместить в своей памяти немецкое слово итальянским, но все же старания его не были совершенно безуспешны. Он знал, что надо иметь в виду имя художника, но вспомнилось ему не то имя, с которым связано искомое итальянское слово, а то, которое приближается к немецкому слову Riemen (ремень). Этот пример может быть, конечно, отнесен в той же мере к категории забывания имен, как и к обмолвкам.
Собирая материал об обмолвках для первого издания этой книги, я придерживался правила подвергать анализу все случаи, какие только приходилось наблюдать, даже и менее выразительные. С тех пор занимательную работу собирания и анализа обмолвок взяли на себя другие, и я могу теперь черпать из более богатого материала.
л) Молодой человек говорит своей сестре: «С семейством Д. я окончательно рассорился; я уже не раскланиваюсь с ними». Она отвечает: «Uberhaupt eine saubere Lippschaft» – вместо Sipp–schaft (вообще «чистенькая семейка»); в ошибке этой выражены две вещи: во-первых, брат ее когда-то начал флирт с одной девицей из этой семьи, во-вторых, про эту девицу рассказывали, что в последнее время она завела серьезную и непозволительную любовную связь (Liebschaft).
м) Целый ряд примеров я заимствую у моего коллеги д-ра В. Штекеля из статьи в «Berliner Tageblatt» от 4 января 1904 года под заглавием «Unbewu?te Gestandnisse» («Бессознательные признания»).
«Неприятную шутку, которую сыграли со мной мои бессознательные мысли, раскрывает следующий пример. Должен предупредить, что в качестве врача я никогда не руковожусь соображениями заработка и – что разумеется само собой – имею всегда в виду лишь интересы больного. Я пользую больную, которая пережила тяжелую болезнь и ныне выздоравливает. Мы провели ряд тяжелых дней и ночей. Я рад, что ей лучше, рисую ей прелести предстоящего пребывания в Аббации и прибавляю: „Если вы, на что я надеюсь, не скоро встанете с постели“. Причина этой обмолвки, очевидно, эгоистический бессознательный мотив – желание дольше лечить эту богатую больную, желание, которое совершенно чуждо моему сознанию и которое я отверг бы с негодованием».
н) Другой пример (д-р В. Штекель). «Моя жена нанимает на послеобеденное время француженку и, столковавшись с ней об условиях, хочет сохранить у себя ее рекомендации. Француженка просит оставить их у нее и мотивирует это так: „Je cherche encore pour les apres-midi, pardon, les avants-midi“
[33]
. Очевидно, у нее есть намерение посмотреть еще, не найдет ли она место на лучших условиях, – намерение, которое она действительно выполнила».
