– Я не особо религиозен, – сказал Маркус.
– Я заметил.
– А ты превратился в набожную старуху. Не хватает только черной шали и четок на шее.
– Раньше ты был богобоязненней. Всегда, бывало, перекрестишься перед сражением. И во фляжке у тебя была святая вода. Однажды ты ее даже выпил.
– Так ведь жажда мучила!
– Все равно это кощунство. Ничего удивительного, что ты докатился до стрельбы по церквям.
– Теперь в моей фляжке бренди.
Они молча смотрели на звезды.
– Моя богобоязнь осталась под Чериньолой, – вздохнул Маркус.
– Отринуть Бога из-за пороха?! Да Господь с самого Сотворения мира, в мудрости своей, поставляет нам средства для взаимного истребления: ослиные челюсти, пращи, мечи, арбалеты… Так почему вдруг не порох? Может, Господу просто не терпится, чтобы мы как можно скорее перебили друг друга. И тогда настанет конец света. Да и Всевышнему меньше забот – не надо нас убивать.
– Ты когда-нибудь читал Библию?
– Да, конечно. На латыни. Ну, кое-какие места.
– А что делать тем, кто не знает по-латински?
– Так ведь священники рассказывают, о чем написано в Библии.
– А почему у нас не может быть Библии на немецком?
– Ну, потому что ни Моисей, ни Иисус, ни остальные по-немецки не говорили.
– Ну и хрень же ты несешь, Дисмас.
– Да не знаю я, черт возьми, почему нам не разрешают Библию на родном языке. Должна же быть какая-то причина. А, пусть в этом богословы разбираются. И вообще, Маркус, стрелок-то ты хороший, но дремучий ужасно.
– Ладно, доктор богословия, тогда объясни-ка мне про эти индульгенции.
– Ну, тут все просто. Индульгенции позволяют сократить срок, назначенный нам в чистилище после смерти. Купить их можно у Церкви. За один дукат, в зависимости от текущего рыночного курса, тебе скидывают, скажем, пятьдесят лет в чистилище. Покупать индульгенции можно как для себя лично, так и для своих близких. Что тут непонятного-то?
Маркус покачал головой, а Дисмас продолжал:
– И с реликвиями так же. Если поклониться определенной святыне или совершить паломничество, то тоже получаешь индульгенцию. Когда нет денег на покупку индульгенции, можно совершить паломничество. Или отстоять, например, пятьдесят месс. Да что угодно. Неужели не понятно? По-моему, Церковь придумала очень толковую и полезную схему.
– Что ж, читатель Библии по-латински, ответь мне на такой вопрос, – сказал Маркус. – Где в Библии описана эта твоя схема получения денег от запуганных верующих? Что, сидели как-то Иисус с апостолом Петром, а Иисус вдруг и говорит: мол, запоминай, как добывать финансы на содержание моей Церкви. Если к тебе придет человек и скажет: «Я согрешил», отвечай: «Ничего страшного! Дай мне дукат, и я скощу тебе пятьдесят лет в чистилище». Так, что ли?
Это заявление Дисмас счел весьма неблагочестивым. С другой стороны, он никак не мог вспомнить, где именно в Новом Завете Иисус излагает принципы продажи индульгенций. Но где-то об этом непременно должно говориться.
Маркус продолжал изливать свои претензии:
– Почему тех, кто хочет перевести Библию на наречие, понятное людям вроде нас с тобой, сразу же отправляют на костер?
– Да потому, что люди вроде вас непременно истолкуют Библию неверно! Слушай, ну не знаю я. Зачем ты задаешь мне эти вопросы? Тебе неймется почитать Библию? Это, разумеется, пойдет тебе на пользу. В Майнце я найду учителя латыни, а заодно и исповедника. Такого, у кого в достатке времени, чтобы выслушать обо всех твоих прегрешениях, багряных и пурпурных.
– Я тебе скажу, почему переводчиков отправляют на костер. Потому что боятся.
– Чего?
– Того. Если мы сможем читать сами, то посредники станут не нужны. Это же как любая коммерция, где наживается посредник. А зачем нужен посредник между нами и всей этой чертовой небесной братией?! – Маркус показал на звезды.
– Чертова братия в аду, Маркус, а не на небесах, – простонал Дисмас. – И не говори о Господе в таком тоне. Это неприлично. И не умно. Вдруг Он услышит?
– Как ты не понимаешь? Все упирается в контроль над нами. Попы, твой архиепископ Альбрехт, не говоря уже про этого жирного флорентийского содомита в Риме…
– Ты имеешь в виду его святейшество папу римского? Как бы нашу лодку не шибануло сейчас небесным огнем.
– Именно его. Он хуже всех остальных. Если Господь – это Солнце, а вся эта компания стоит между ним и нами, что тогда получается? Получается, что мы в тени, во мраке.
– Какой изящный аргумент! Господь – Солнце, да. Однако напомни мне, где ты получал диплом доктора богословия? Не в Гейдельберге, часом?
– Ты что-нибудь слышал о человеке по имени Коперник?
– Слышал, – ответил Дисмас. – Альбрехт говорит, что он еретик.
– Это потому, что Коперник утверждает, будто Земля кружится вокруг Солнца? Да, этот краковский бедолага точно кончит на костре.
– Ну а откуда твоему ляху известно, что Земля кружится вокруг Солнца, а?
– Оттуда, что дремучий тут ты, а он – ученый.
– Да что ты говоришь! Полагаю, что и чертов порох, который чуть не прикончил нас под Чериньолой, придумал какой-нибудь ученый. Тоже, скажешь, прекрасное изобретение, да?
– Ладно, ответь мне вот на такой вопрос: а откуда папе римскому известно, что Солнце кружится вокруг Земли?
– Да мне-то как знать такое? – застонал Дисмас. – Может, Господь сам ему рассказал. А что до кружения, то у меня уже голова идет кругом и от бренди, и от твоих бредней. Спать пора.
Остаток пути до Майнца они сторонились церквей.
Маркус не собирался задерживаться в Майнце. На дворе стояла осень, и ему непременно хотелось двинуться в путь, в кантоны, до первого снега.
– Давай со мной? – предложил он.
Предложение было заманчивым, но…
– Не могу. Надо доставить все это добро Альбрехту. А оттуда – дальше, в Виттенберг.
– Эх, вся эта торговля костьем, Дисмас… Не знаю, как-то это не очень правильно.
– А раньше мы зарабатывали на жизнь убийством. Это было правильно?
Маркус ощерился:
– А вот это решай со своей богословской братией. Но если ты уверен, что конец света близок, подумай, хотел бы ты, чтобы Господь застал тебя за торговлей святыми мошонками?
Дисмас рассмеялся:
– А где бы ты хотел, чтобы Господь застал тебя?
– В койке. На девке.
3. Альбрехт
– А! Мастер Дисмас, – приветствовал своего поставщика святынь двадцативосьмилетний Альбрехт, архиепископ Майнцский и Бранденбургский, в окружении свиты выплывая в лоджию.
