– Понимаю, – сказала Магда. – Позвольте мне хотя бы помочь в приготовлениях. Говорят, на кухне нужны помощники. Как только представление начнется, я немедленно уйду. Чтобы его высочество наслаждался полной аутентичностью.
– Благослови тебя Господь, м-гм! Кстати, на Тайную вечерю допускаются только непосредственные участники.
– Неужели зрителей совсем не будет? – удивился Дисмас. – Ведь живая картина – это представление.
– Обычно так оно и есть, но только не в данном случае. Герцог считает, что это слишком сокровенная тема. В конце концов, на Тайной вечере не было зрителей.
– Хм, в общем, да… А плащаница там будет?
– Ковчег поставят в центре стола, но саван Господень являть не станут. Зато ковчег послужит великолепным украшением. М-гм!
– Да, украшение бесподобное, – улыбнулся Дисмас.
И тут его осенило. Он вспомнил недавно прочитанный евангельский пассаж.
– Мастер Ростанг, вам знакомо Евангелие от Иоанна?
– Полагаю, что имею о нем некоторое представление, м-гм! – с притворной обидой ответил Ростанг.
– Мой господин хотел бы внести свою лепту в завтрашнее действо, в знак благодарности герцогу. Кое-что из Евангелия от Иоанна.
– Что именно?
– Если помните, там говорится, что на третий день, когда Магдалина пришла к гробнице Иисуса, то заглянула внутрь и увидела… Ну, припоминаете?
– Двух ангелов! В белых одеждах, м-гм! – воскликнул Ростанг.
– Именно, – кивнул Дисмас. – Двух ангелов, сидящих по обе стороны плащаницы.
– М-гм!
41. Что у Иисуса на уме
– А у нас хватит этого дерьма? – спросил Кунрат.
– Не называй его так, – сказала Магда. – Думаю, что хватит. Должно хватить. Ну, по ходу дела выясним.
– Как-то стремно…
– Если не хватит, то я подам вам с Нуткером сигнал. – Дисмас дважды ущипнул кончик носа. – Вот такой. Он означает, что операция отменяется. Если увидите, что я так делаю, то просто войдете, поизображаете благодать и удалитесь. Ничего больше.
– А как это – благодать? – спросил Ункс.
– Будто ангелы, – пояснила Магда и кивком головы указала на Кунрата с Нуткером. – У этих двоих само собой получится. Чисто ангелы небесные.
– Это они-то? Ха!
– Неплохой план, Дисмас, – сказал Кунрат. – Может, это даже и хороший план, но его успех зависит от всяких мелочей, причем должна сработать каждая. Может, все-таки запалим капеллу? В дыму и суматохе легко проберемся к алтарю, подденем решетку ломом, и – фьють! – только нас и видели.
– Кунрат, ну сколько можно! Нет, мы не станем устраивать пожар в Святой капелле. Кстати, моли Господа, чтобы Он не услышал, как ты предлагаешь такую дикость. Еще раз напоминаю, мы осуществляем богоугодное деяние – способствуем перенесению плащаницы, чтобы уберечь ее от похищения герцогом Урбинским и Карафой!
– А что еще тебе сказал Иисус? – простонал Маркус. – Давно ты с Ним беседовал?
– Не святотатствуй, Маркус. Герцог Урбинский и Карафа замыслили выкрасть плащаницу. Я в этом совершенно уверен.
– А если не замыслили? – спросил Кунрат.
– Тогда они преспокойно отправятся в Париж, на крестины французского засранца. И если наш план сработает, мы успешно перенесем Шамберийскую плащаницу.
– И что потом?
– Как ты думаешь, Кунрат, что нам делать с плащаницей? – со вздохом спросил Дисмас.
– А ты знаешь, какой у нас приказ? Доставить плащаницу Альбрехту. Но сначала прикончить тебя.
Магда ахнула.
– Не волнуйся, сестренка, – сказал Кунрат. – Это у нас раньше был такой приказ. Теперь-то мы все – друзья.
Магда расцеловала Кунрата, а потом и Нуткера с Унксом:
– Какие вы все-таки молодцы!
Ландскнехты зарделись.
– Но раз мы друзья, то надо сообща решить, что делать с добычей, – продолжил Кунрат. – Как по мне, надо отвезти ее в Базель и продать на Дисмасовой ярмарке святынь. Сколько нам за нее дадут?
Дисмас прикинул в уме. Представил себе эту сцену. Шенк придет в восторг.
– Кучу денег, – сказал он. – Но сделку придется совершать втихаря. Не можем же мы заявиться в Базель и сказать, мол, тут у нас Шамберийская плащаница, свежевыкраденная у герцога Савойского… Надо будет потихоньку выйти на десяток основных маклеров и посмотреть, что скажет рынок.
– А что скажет рынок? Сколько дадут?
– Очень много, Кунрат. Столько, что каждому из нас до конца жизни можно будет не беспокоиться о деньгах.
Ункс радостно потер руки.
– Но прежде чем подсчитывать наши шекели, давайте подумаем, чего бы хотелось Иисусу, – продолжил Дисмас. – Хотелось бы Ему, чтобы мы выкрали Его саван у герцога Карла и продали покупателю, предложившему лучшую цену?
– Он же сам говорил, мол, блаженны нищие, – напомнил Кунрат. – А мы и есть нищие.
– Верно подмечено, – согласился Нуткер.
– Если вам хочется цитировать Писание, то в данном случае больше подходит другое, – сказал Дисмас. – «И делили одежды Его, бросая жребий».
– О чем это он? – спросил Нуткер у Кунрата.
– Как тебе не стыдно, Нуткер, – сказала Магда. – Это же из Евангелия! Неужели ты ни разу в жизни не был в церкви?
– Я просто…
– Ты просто подсчитываешь свои шекели, прежде чем их заполучить, Нуткер. Неужели ты не понимаешь, что Дисмас печется о спасении наших душ?
Ландскнехты недоуменно переглянулись: мол, каких еще душ?
– Если мы выкрадем саван Иисуса ради того, чтобы продать, – продолжала Магда, – то что мы скажем Господу в Судный день?
– Я так и скажу, мол, спасибо Тебе, Господи, за денежки, которые я выручил за Твой саван и с удовольствием потратил, – заявил Ункс.
– А я скажу, что благодаря этим денежкам я ушел из ландскнехтов и больше не зарабатывал на жизнь убийством, – добавил Нуткер.
– Точно, – подтвердил Кунрат. – Воистину Иисус наставляет нас на праведный путь! Плащаницу надо брать. Теперь и я сам воочию узрел этот… как там его…
– Промысел Божий.
– Да, вот это самое.
Дюрер удивленно покачал головой:
– Да вы, оказывается, искусные богословы!
– Погодите, – вмешался Дисмас, – по-моему, у Иисуса на уме совсем иное.
– Хватит! – взмолился Маркус. – У меня от вас башка трещит. Нет, это я не о тебе, Магда. Что у Иисуса на уме? Да Он сейчас хохочет над вами до усрачки! Плащаница поддельная! Они все поддельные. Дисмас сам утверждал, что она поддельная, пока эти суки в Майнце не превратили его мозги в кашу. И теперь он воображает, что простыня с ним разговаривает!
