C появлением сначала миллениалов, а потом поколения I, подростковый период начал неумолимо сокращаться, а детство, наоборот, затягиваться. В наши дни родители окружают своих повзрослевших отпрысков такой заботой и опекой, словно те остаются малыми детьми, неспособными к самостоятельной жизни. Подростковый возраст, переходный этап между детством и взрослостью, наступает, как никогда, поздно. Тринадцатилетние и даже восемнадцатилетние подростки все реже ведут себя как взрослые люди и, несмотря на физическое развитие, надолго застревают в детстве. Подростковый период стал продолжением детства, а не началом новой взрослой жизни, как это было прежде.
Может быть, представители поколения I стали более ответственными?
В редакционной статье, опубликованной в 2014 году в газете Washington Post, социолог Дэвид Финкельхор утверждал, что отказ поколения I от алкоголя и раннего секса «говорит об их моральной чистоте и высокой нравственности, которых так часто не хватало старшему поколению». В конце статьи он приходит к выводу, что «мы не сомневаемся в их добродетельности, поскольку они побороли присущую людям импульсивность, порочность и стремление оправдывать неблаговидные поступки». Он уверен, что современные подростки достойны самой высокой похвалы за свою ответственность и сознательность. В 2016 году эта тема была вновь поднята в статье, опубликованной в той же газете под заголовком «Современные тинейджеры ведут себя лучше, чем вы».
Другие обозреватели, например двадцатилетняя писательница Джесс Уильямс, дают иную оценку новым трендам. Уильямс называет поколение I «скучным». Они не умеют веселиться, считает она. Один из журналов поддержал ее, опубликовав статью под названием «Зевающее поколение: в двадцать лет им уже под сорок»
С моей точки зрения, оба автора упускают из виду принципиально важный момент. Используя такие слова, как «добродетель», «неблаговидные поступки» и «скука», они исходят из того, что тренды могут быть только «плохими» или «хорошими». Но это однобокий подход: нельзя учитывать и оценивать одни детали и не замечать другие. Например, ни в одной из этих статей не говорится о том, что представители поколения I не очень хотят работать, не имеют водительских прав, не умеют распоряжаться собственными деньгами и почти никогда не бывают дома одни. А ведь все это, так или иначе, может изменить представление об их «благодетельности», «ответственности», «сознательности» или «скучности». В целом ни один из трендов не позволяет нам сделать вывод о том, что они стали более ответственными, сознательными или скучными. Зато все тренды недвусмысленно говорят о том, что новое поколение взрослеет очень медленно. Только этим можно объяснить, почему они не желают работать, водить машину, сидеть дома одни или самостоятельно распоряжаться своими деньгами. Развешивая ярлыки, мы никогда не поймем простую вещь — представители поколения I просто медленно взрослеют.
Вместо того чтобы использовать малоинформативные штампы, гораздо лучше взять на вооружение терминологию теории жизненных стратегий, о которой мы говорили выше: подростки выбрали стратегию медленной жизни, что, вероятно, обусловлено небольшими размерами семей и непрерывно растущими из-за экономического неравенства потребностями. Соответственно, родители имеют больше времени на воспитание и подготовку каждого из своих детей к жизни в условиях высоконкурентной экономики. На это вполне может уйти 21 год, а не 16 лет, как раньше. Культурный сдвиг в сторону индивидуализма также может играть важную роль: дети дошкольного возраста и подростки отличается невероятным эгоцентризмом, поэтому чем дольше длятся эти периоды развития, тем более выраженными индивидуалистами становятся дети в будущем. Кроме того, в маленьких семьях детям всегда уделяется повышенное внимание. Не вызывает никакого сомнения, что культ индивидуализма и медленное взросление были всегда тесно взаимосвязаны: в индивидуалистических обществах молодежь взрослеет медленнее, чем в коллективистских. Поскольку американская культура начиная с 1965 года становится все более и более индивидуалистической, то и молодежь все позже вступает во взрослую жизнь и обзаводится семьями.
Есть и другой важный фактор. В ходе нескольких хорошо известных исследований было установлено, что лобная доля, часть коры головного мозга, отвечающая за мышление и принятие решений, развивается примерно до 25 лет. В результате была выдвинута гипотеза, что подростки по объективным причинам не приспособлены к самостоятельной жизни и нуждаются в продолжительной опеке. Этой теме было посвящено множество книг и статей. Что интересно, авторы постоянно допускали одну и ту же ошибку — они игнорировали фундаментальный принцип, известный любому ученому: мозг развивается благодаря опыту. Вполне вероятно, именно отсутствие опыта взрослой жизни и нежелание его приобретать являются причиной недостаточной развитости лобной доли головного мозга у современных подростков. Если бы в 1950-х годах существовали магнитно-резонансные томографы, я бы с огромным интересом посмотрела на результаты сканирования мозга молодых людей, которые начинали работать в 18 лет, а женились и заводили детей в 21. К сожалению, результаты исследований никогда не интерпретировались в таком ключе, поэтому многие родители убеждены, что их дети подросткового возраста самой природой запрограммированы на принятие неправильных решений и нуждаются в постоянной, максимально продолжительной опеке.
Партнеры, а не узники
Еще один ключевой вопрос: была ли стратегия медленной жизни выбрана подростками сознательно или она была навязана им родителями? Первым делом на ум приходит второй вариант: любой может легко представить себе бунтующих подростков, недовольных тем, что к ним относятся как к детям. Но что если медленное взросление было выбрано ими добровольно или интуитивно по той простой причине, что оно является самым оптимальным вариантом приспособления к существующей культурной среде?
В наши дни родители буквально не спускают глаз со своих чад. Все больше подростков утверждают, что родители всегда знают, где и с кем они находятся (см. рис. 1.14). Контроль заметно упростился с появлением приложений, позволяющих отслеживать местоположение в режиме реального времени. Вместе с тем приложение не может сказать, с кем в данный момент общается человек, однако сами подростки признаются, что родители знают, с кем они проводят время. Это еще один признак медленного взросления: подобно тому, как мать наблюдает за тем, как ее пятилетний малыш копается в песочнице, так и родители тинейджеров практически наверняка знают, где они и с кем.
Большинство взрослых хорошо помнит, как в детстве они боролись против любого вмешательства родителей в их личную жизнь: «Кто будет на вечеринке? Не знаю. А что?» Или как возвращаясь поздно вечером домой, иногда навеселе, на вопрос «Ты где был?» отвечали: «Играли в боулинг. Да, думаю, что это был боулинг, но не факт».
Подростки во все времена бунтовали против любых попыток родителей ограничить их свободу. Кстати, самый простой способ спровоцировать конфликт с тинейджером — это забрать у него ключи от машины, согласны? (Как нам уже известно, представители поколения I отказались от них добровольно.) Если поколение I недовольно ограничениями, значит, оно должно конфликтовать с родителями особенно сильно. Однако ничего подобного не происходит: напротив, количество подростков, имевших за один год более трех серьезных конфликтов с родителями, упало с 66 % в 2005 году до 56 % в 2015 году. Таким образом, поколение I не только находится на очень коротком поводке у родителей, но и все реже возражает против этого, в отличие от беби-бумеров и подростков поколения Х, которые не упускали возможность поднять бунт в ответ на любые посягательства на их свободу. Похоже, в наши дни отцы и дети достигли полного взаимопонимания и их все устраивает.
