“Настоящий лидер, — говорил он впоследствии. — В тот момент я понял, что еще услышу о нем. Этому человеку суждено было прийти либо к славе, либо к смерти”.
Глава 3
“Рано или поздно эта проблема возникнет снова”
Через шесть месяцев после обретения свободы Абу Мусаб аз-Заркави стоял в зале вылета амманского международного аэропорта имени королевы Алии; он собирался покинуть Иорданию навсегда. В руках у него был свеженький иорданский паспорт № Z 393834 с пакистанской визой, а также надежная легенда: Заркави, ветеран войны и бывший заключенный, собрался открыть свой бизнес — международную компанию по торговле медом.
Заркави не преминул захватить с собой мать, пятидесятилетнюю Даллу аль-Халайли, — полезная маскировка, если хочешь сойти за простого бизнесмена, желающего найти партнеров для своего медового предприятия. Примечательным было отсутствие жены и троих детей. Место, куда на самом деле направлялся Заркави, не годилось для молодой семьи; к тому же он уже решил подыскать себе вторую жену, как только устроится.
Но он и не предполагал, что Мухабарат готовит ему теплый прием.
Когда Заркави шел к выходу на посадку, несколько крупных мужчин в темных костюмах схватили его за плечи и быстро втолкнули в боковое помещение, оставив его растерянно бормотавшую что-то мать в коридоре. Через несколько минут Заркави уже сидел в штаб-квартире разведслужбы, с явным усилием сдерживая гнев. “Я ничего не сделал! — возмущался он. — Почему меня задержали?”
Человек, сидящий напротив Заркави, к этому дню уже столько раз допрашивал джихадиста, что практически мог произносить реплики за него. Абу Хайсам, капитан разведывательной службы, прослуживший в контртеррористическом отделе Мухабарата пятнадцать лет, неделями отслеживал приготовления Заркави; он-то и устроил этот разговор на дорожку. Абу Хайсам никогда не воспринимал Заркави всерьез, считая его очередным исламистом-сорвиголовой, более шумным и агрессивным, чем большинство, однако не обладающим ни умом, ни организационными талантами в такой степени, чтобы быть по-настоящему опасным. Но сейчас Заркави пытался покинуть Иорданию по явно продуманной схеме. Что же он затеял?
Заркави был прав в одном: он не совершил уголовного преступления — по крайней мере, такого, чтобы оправдать драматическую сцену, разыгравшуюся перед матерью и сотней пассажиров. Но Мухабарат не собирался позволить ему улизнуть так просто. Пребывание в тюрьме лишь укрепило Заркави в его убеждениях и расширило сеть возможных подельников. Сейчас у него был билет в пакистанский Пешвар, ворота в Гиндукуш — горы, сразу за которыми его ждал Афганистан. В Афганистане находился Усама бен Ладен. Саудовский террорист взорвал два посольства США в Африке в 1998 году и объявил войну Соединенным Штатам.
Капитан еще не разгадал истинных планов Заркави, но был уверен: они не имеют ничего общего с развитием пчеловодства в горах на северо-западе Пакистана. Если Заркави свяжется с террористами, Иорданию ждут неприятности. “Невозможно просто спихнуть его кому-то еще, — объяснял Абу Хайсам коллегам. — Рано или поздно эта проблема возникнет снова”.
По закону Абу Хайсам имел право задержать Заркави на три дня, пока агенты Мухабарата проверяют имущество задержанного и опрашивают родных и близких. В реальности разведывательная служба могла мариновать его сколько угодно. Заркави, посаженный в камеру для допросов и все еще изо всех сил сдерживающий гнев, прекрасно это знал. Но Абу Хайсам все же напомнил: “Как служба безопасности мы обязаны знать, чем ты занимаешься”.
Заркави не всегда был таким уступчивым. Первая встреча Абу Хайсама с человеком, в то время известным как Ахмад Фадиль аль-Халайли, обернулась яростной стычкой и едва не привела к фатальным последствиям.
Двадцать девятого марта 1994 года Абу Хайсам вместе с тринадцатью другими тяжеловооруженными бойцами проводил рейд: брали квартиру, в которой жил тогда Заркави. В то время разведка разрабатывала ячейку афганских ветеранов, предположительно участвовавших в подготовке серьезного теракта. Члены ячейки (все они были связаны с проповедником-радикалом Абу Мухаммадом аль-Макдиси) добыли наземные мины и противотанковые ракеты и готовились атаковать израильских солдат на одной из границ с Иорданией. Явным лидером ячейки был двадцатисемилетний Заркави; участник войны в Афганистане, теперь он работал в видеосалоне, а свободное время посвящал тайным встречам с небольшой группой исламских радикалов. Когда прочие члены группы попали в тюрьму Мухабарата, Заркави перебрался из своего дома в съемную квартиру, чтобы подготовиться к бегству из страны. Он как раз заканчивал сборы, когда Абу Хайсам и другие бойцы, собравшиеся в переулке позади дома, изготовились идти на штурм.
Агенты весь день вели наблюдение за квартирой, чтобы не пропустить появление Заркави, и потом еще несколько часов ожидали, пока погаснет свет. В час ночи, воспользовавшись полученным от домовладельца ключом, агенты тихо отодвинули засов и стали крадучись подниматься по лестнице. Заркави они обнаружили крепко спящим в задней комнате.
Бойцы подобрались уже к изножью кровати, когда Заркави проснулся и резко подскочил. Выругавшись, он сунул руку под подушку, словно желая что-то схватить. “Пистолет!” — крикнул один из агентов.
Несколько мужчин насели на Заркави, пытаясь прижать его к кровати, другие бойцы вырвали у него из рук оружие. Именно тогда один из бойцов заметил, что занавеска странно подрагивает. Он бросился вперед и схватил второго человека, египтянина, который, к счастью для агентов, не был вооружен. “Мы не знали, что в доме есть кто-то еще, — говорил впоследствии Абу Хайсам. — Этого человека мы обнаружили только потому, что занавеска колыхалась, хотя окна за ней не было”.
Агенты бросили пистолет — автоматический М-15 с тремя полными обоймами — в фургон, туда же отправили взбешенных подозреваемых. Заркави, все еще “готовый убивать”, как описывал его позже один из бойцов, враждебно глядел на агентов с заднего сиденья: спутанные волосы, из-под рукава разорванной ночной рубашки выглядывают наколки. “Он в бешенстве выкрикивал обвинения: “Кяфиры! Неверные!” — вспоминал агент.
Потом группа вернулась в похожую на крепость штаб-квартиру Мухабарата для допроса. Среди тех, кто заходил навестить подозреваемых, был Самих Баттихи, седовласый, умудренный опытом замдиректора агентства. Он смотрел, как его люди в маленькой, ярко освещенной камере по очереди пытаются расколоть подозреваемого. Заркави никоим образом не походил на сломленного, вспоминал потом Баттихи. “Пропаганда лилась из него потоком. Его голова была нашпигована идеологией”, — рассказывал он.
Баттихи, которого вскоре назначат директором разведки, с растущей тревогой наблюдал за потоком возвращавшихся из Афганистана иорданцев, которые воевали в рядах моджахедов под исламистскими знаменами. Поначалу, вспоминал он, иорданцы, добровольно ехавшие в Афганистан, “были хорошими парнями, они сражались против коммунистов” — в этом пункте Иордания сходилась с самыми важными своими союзниками, включая Америку, Британию и Саудовскую Аравию. Сейчас они возвращались домой, закаленные в боях и с диаметрально противоположными взглядами, даже манера говорить и одеваться у них изменилась. Заркави выглядел и говорил как другие, но был агрессивен, точно посаженное в клетку животное. Многие знали, что в юности он был драчуном и мелким уголовником. Сейчас Баттихи спрашивал себя, не слились ли эти две части личности воедино, дав на выходе бандита и религиозного фанатика. “Он не соответствовал профилю, — говорил Баттихи. — Пьяница и головорез. Семья тревожилась, отправляла его в религиозные группы, чтобы наставить на путь истинный. Но он, кажется, встал на слишком истинный путь. Так что мы получили худшее из двух миров”.
