Но что-то в том, как все спешили возложить вину на Заркави, ей не нравилось. Она допускала, что приказ о нападении отдал именно он, но такое допущение могло оказаться чересчур удобным. Иорданцы рьяно взялись бы доказывать, что преступление было терактом международного масштаба, а не случайным актом насилия, вредящим репутации страны в глазах туристической индустрии. Более того, немногие знавшие имя Заркави чиновники из бушевского Белого дома в последнее время как-то странно зациклились на иорданце. В отделение Бакос в ЦРУ постоянно поступали запросы от назначенцев Буша о слухах насчет связи Саддама Хусейна с “Аль-Каидой”* (в данный момент администрация не сводила глаз с президента Ирака). Если Ирак играл хоть малейшую роль в совершенных “Аль-Каидой”* 11 сентября терактах, это давало безупречный повод для вторжения. ЦРУ могло дезавуировать большинство слухов о причастности Ирака к трагедии 11 сентября, но случай Заркави был более туманным. Разве не его видели в Багдаде получающим медицинскую помощь в одной из государственных больниц? Разве не Заркави “Аль-Каида”* давала деньги и землю, чтобы он организовал тренировочный лагерь на западе Афганистана? Разве не он, когда началось наступление на Афганистан, бежал в Ирак, вместо того чтобы присоединиться к бен Ладену в крепости Тора-Бора? И еще более тревожный вопрос: предлагала ли предполагаемая лаборатория ядов “Ансар альИслама”* сотрудничество Саддаму Хусейну, чей интерес к химическому оружию в 1990-е годы был хорошо известен?
Бакос и ее коллеги добросовестно пытались ответить на все эти вопросы в рамках тех немногих сведений, которыми они располагали в конце 2002 года.
Теперь вопросы умножились. Застрелен американский дипломат, имеется убедительное доказательство того, что распоряжение об убийстве отдано с иракской земли, человеком, очевидно связанным с “Аль-Каидой”*.
Для большинства американцев и даже для большинства аналитиков ЦРУ Заркави оставался неизвестной фигурой в какой-то малозначимой тупиковой ветви международного джихадистского движения. Но данный ему в бушевском Белом доме вертикальный старт забросил его на самый верх террористической пирамиды.
В первые два беспокойных года Нады Бакос в ЦРУ бывали моменты, когда история, казалось, летела прямо в нее, как шрапнель или кирпичная крошка сквозь ветровое стекло. Один из таких случаев произошел ранним утром 11 сентября 2001 года. Бакос и другие молодые аналитики сгрудились возле телевизора, как раз чтобы увидеть, как второй авиалайнер прошивает алюминиевое покрытие Второй башни Международного торгового центра и взрывается, выйдя с северной стороны здания. “Аль-Каида”*, слышалось среди беззвучных вскриков и слез, пока служащие смотрели, как черный дым стелется над Нижним Манхэттеном. Сотрудники по приказу об эвакуации сплошным потоком покидали здание, но Бакос, в то время начинающий аналитик, с золотисто-русыми волосами и мягкими карими глазами, не могла заставить себя уйти.
“Я все спрашивала себя, что я могу сделать, — говорила она впоследствии. — Наверное, нас попросят действовать?” И действительно, буквально через несколько минут руководитель антитеррористического отдела ЦРУ Кофер Блэк собрал группу из двухсот служащих, оставшихся в здании. Его слова определили работу агентства на несколько лет вперед: найти и уничтожить бен Ладена и разгромить его организацию. “Идет война, — сказал Блэк, — и эта война отличается от всех наших прежних войн”.
Другой эпизод имел место через год. Бакос осознала, что сидит в небольшом конференц-зале с вице-президентом Соединенных Штатов. Страна вплотную подошла к войне с Ираком, и Дик Чейни, в то время главный защитник военной стратегии в администрации Буша, решил нанести весьма нетипичный визит в кампус ЦРУ в Лэнгли (Виргиния), чтобы лично задать вопросы главным специалистам по борьбе с терроризмом. Кабинет Чейни много месяцев требовал, чтобы ЦРУ занималось поиском возможных связей между атаками 11 сентября и иракским президентом Саддамом Хусейном. Заркави возникал как интригующая фигура, но доклады ЦРУ об этом человеке были куда умереннее тех, что приходили из Пентагона, из Управления специального планирования — теневой разведывательной службы, созданной заместителем министра обороны Дугласом Фейтом, иракским “ястребом” и назначенцем Буша. Что в действительности было известно агентству?
В то утро вице-президент прибыл в обществе нескольких помощников (хмурые взгляды, темные костюмы) на встречу, которой суждено было стать вторым открытым выяснением отношений с агентством из-за иракских материалов. Первое, под председательством директора ЦРУ Джорджа Тенета, прошло неважно. У крупных чинов агентства не нашлось готовых ответов на вопросы Чейни о подозрительных контактах между предполагаемыми деятелями “Аль-Каиды”* и Саддамом Хусейном. Его вопросы обнаружили серьезный пробел в сведениях разведки об иракском лидере и о поддержке, которую тот оказывал террористам, в том числе, возможно, и бен Ладену.
Тенет созвал вторую встречу, в которой разрешили принять участие молодым служащим — тем, кто знал досье лучше всего. Так и получилось, что Бакос, на третьем году ее службы в ЦРУ, пригласили поучаствовать в информировании второго по могуществу человека в стране.
Встреча проходила в здании штаб-квартиры, на седьмом этаже, возле приемной и кабинетов начальства. Из окон был виден густой лесной массив, играющий роль щита между разведслужбой и людными виргинскими пригородами Вашингтона. Чейни и его советники сидели по одну сторону длинного стола, лицом к лицу с руководителями среднего уровня, вооружившимися папками и блокнотами с прошлого заседания (накануне имела встреча, посвященная практическим вопросам и получившая название “совет по убийству”). Бакос, одна из самых молодых служащих в этом кабинете, заняла место за спиной у босса. Ее задачей было служить запасным вратарем, с ходу отвечая на вопросы, пролетающие за переднюю линию. Поначалу она нервничала, но потом расслабилась и с восхищением слушала, как Чейни задает вопросы. Он скептически поглядывал поверх очков на экспертов ЦРУ, а тон его был вежливым, но настойчивым, как у опытного прокурора, который ломает сопротивление не желающего говорить свидетеля.
Бакос молча сидела на стуле у дальней стены, слушая, но не вполне веря. Причин охотиться за человеком, который в 1999 году участвовал в подготовке “Заговора тысячелетия”, было множество. Но… группа заговорщиков, куда входят радикал-джихадист и светский до мозга костей иракский лидер, жестоко преследовавший исламистов у себя в стране? Неужели Чейни серьезно?
Чейни был более чем серьезен. Через пару недель его помощники с негодованием отреагировали на рапорт ЦРУ с пометкой “совершенно секретно” (Бакос участвовала в его составлении) — ничего, кроме голословных опровержений слухов об оперативных связях между правительством Саддама Хусейна и “Аль-Каидой”*. В отчете говорилось, что истории о тайных контактах между двумя заклятыми врагами, распространяемые помощниками Буша, “как выяснилось, основаны на слухах” при отсутствии “доказанных деталей или другой информации, которая могла бы подтвердить их”.
Ответов, как понял Чейни, не существовало; и все же чем больше ЦРУ сдавало назад, тем настойчивее становилась команда Чейни. Однажды помощник Буша позвонил Бакос прямо на ее рабочее место, чтобы кое-что уточнить насчет одной строки в ее отчете. Этот звонок нарушал освященный временем протокол, запрещающий политическим деятелям контактировать с частными аналитиками напрямую, — правило, призванное защитить сотрудников ЦРУ от политического давления. Бакос быстро повесила трубку и пожаловалась своему боссу, который, возмутившись нарушением этики, позвонил в Белый дом.
