Несмотря на все эти трудности, иные торговцы все-таки поддерживали исламистов, надеясь хотя бы обрести защиту. Зейдан колебался. Присутствие иностранных войск в родном городе раздражало его. В равной степени его возмущало то, как беззастенчиво исламисты бросают вызов освященным временем племенным установлениям. Его приводили в ужас тактика исламистов и их жестоко-надменное самодовольство. Он жаловался друзьям на культ личности, который разрастался вокруг иорданца по имени Заркави — одетого в черное фантома, чьи подвиги уже стали в некоторых городских кварталах легендарными.
“Он окружил себя подонками из Анбара, — жаловался Зейдан. — Местные принимают его, потому что они овцы без пастуха. Но люди, которые рядом с ним, — отребье, люди без совести. И их тянет к Заркави, потому что у него много денег”.
Самого Заркави редко видели в городе, а вот его иракские подручные быстро приобрели известность как пестрая толпа головорезов. Самым известным был религиозный фанатик по прозвищу Омар-Электрик, крепко сбитый торговец со сломанными зубами, который, когда ему было лет двадцать, застрелил хусейновского полицейского, совершая акт возмездия за убитого родственника. Он нашел приют у “Ансар аль-Ислама”*, исламистской группировки, предоставившей Заркави укрытие в горах на северо-востоке Ирака. Когда Заркави вошел в Багдад, с ним был Омар-Электрик. В Фаллудже Омар поднялся до бригадира. Его банда стала одной из самых знаменитых в Ираке, его боевики производили молниеносные нападения на американские патрули, а для заработка занимались похищением людей с целью получить выкуп. Тех, за кого не могли заплатить, боевики убивали, хотя сам Электрик этого не делал. “Он клялся, что не обезглавил ни одного заложника сам, — рассказывал журналистам один из его товарищей. — Он говорил, что для совершения убийств выбирал людей, у которых нет сердца”.
В конце концов Заркави начал настойчиво требовать поддержки — байята, клятвы в верности — от племенных вождей и старейшин Анбара. Летом 2004 года двоюродный брат передал Зейдану, что Заркави ждет от него публичного заключения союза. Вопрос обсуждался за чашкой кофе, и это был первый из двух случаев, когда Зейдан столкнулся с требованием байята. “Дашь ли ты прилюдно обещание поддерживать Заркави?” — спросил брат.
Что ответить? Внутри Зейдан кипел. Какая наглость! Этот чужак — этот уголовник — возомнил, что может наплевать на вековые племенные традиции! С его точки зрения Заркави мог оказаться кем угодно, хоть американским агентом, которого Вашингтон прислал расшатать обстановку, чтобы у западных стран и Ирана появилось основание уничтожить Ирак окончательно, а остатки поделить между собой.
Но даже Зейдан не посмел высказать свои предположения вслух. Он решил уклониться от ответа на вопрос — пока.
“Кто такой Заркави? — пожал он плечами. — Я никогда его не видел”.
В июле 2004 года администрация Буша объявила, что увеличивает награду за информацию, способствующую поимке Заркави, с десяти до двадцати пяти миллионов долларов — столько же, сколько за голову бен Ладена.
Свое попадание в верхние строчки рейтинга самых разыскиваемых преступников Заркави отметил видеороликом, который разместили на джихадистских сайтах. В нем Заркави представляли под новым, полюбившимся ему псевдонимом — “шейх головорезов”. Голос “шейха” звучал таинственно-гулко. Заркави говорил о знаменитых воинах ислама, подобных Мусе ибн Нусайру, герою исламского завоевания Испании, — так он обозначил свое место в ряду великих людей. Потом Заркави обратился к мусульманам Ирака и всего мира со страстным призывом присоединиться к нему. “Это призыв о помощи из самых глубин, зов, обращенный к львам Багдада и Анбара, к героям Диялы и Самарры, к тиграм Мосула и севера: готовьтесь к битве!” — провозгласил он.
К этому моменту аудитория, к которой он обращался, точно знала, о какой битве идет речь. После зверского убийства Берга исламские СМИ были затоплены кровью, пролитой стараниями Заркави. Его люди производили десятки казней, многие из которых записывали на видео, включая обезглавливания болгарского водителя-дальнобойщика, переводчика из Южной Кореи и египтянина-контрактника. Потом последуют еще десятки казней, убийства американцев, британцев, японцев, австрийцев и итальянцев. Освобожденные ливанские заложники, за которых внесли выкуп, рассказывали о пытках и невообразимой жестокости в передвижных тюрьмах: нищим рабочим-иммигрантам не хватало денег на выкуп, и их медленно убивали электродрелью; других жертв обездвиживали и отрезали им языки. Молодые исламисты из других стран, откликнувшиеся на призыв Заркави к джихаду, чаще всего попадали в школы террористов-смертников. Кого-то из них потом посылали жертвовать жизнью на объекты, уничтожение которых не несло никакого видимого смысла, кроме гибели нескольких ни в чем не повинных иракцев, случайно оказавшихся в неудачном месте.
Вербуя добровольцев-смертников, Заркави сознательно противоречил положению Корана, строго запрещающему мусульманам отнимать у себя жизнь. Некоторые исламские богословы считали, что военные суицидальные задания в особых обстоятельствах допустимы, и джихадисты десятилетиями спорили, где именно проходит граница. Заркави высмотрел крошечную лазейку в законе ислама и растянул ее до абсурдных размеров; его дрессированные клерикалы дали добро на “операции с привлечением мучеников веры” для любой нужной ему цели. Результатом стал поток терактов с участием шахидов — поток, равного которому не было за всю историю джихада, как заключили потом богословы.
Как писал сам Заркави, такие операции были “самым мощным смертельным оружием, которым мы обладали, и этим оружием мы могли нанести нашему врагу самые глубокие раны”. Несколько цинично он прибавлял: “И ведь подобные операции требовали от нас так мало усилий: они были несложными и стоили очень дешево”.
В видеообращениях к новым добровольцам Заркави вел банальные речи о небесной награде. Однако более привлекательно звучало его приглашение стать частью движения, которое обширнее самой истории. Освобождение мусульманских стран — достойная цель, но это лишь начало. Заркави обещал ни много ни мало перекроить мировой порядок. “Вы одолеете Америку, с благословения Аллаха. Вы одолеете Америку, хотя, быть может, не сразу, — говорил он. — Она останется лишь родинкой позора на щеке времени”.
Тогда же Заркави впервые обнаружил свои убеждения касательно себя самого: он считал себя восприемником нового золотого века ислама. Заркави ссылался на апокалипсические места в хадисах, где описывалась битва в конце времен и окончательный триумф ислама. Согласно словам старых пророков, последняя битва человечества будет происходить в Северной Сирии, возле городка под названием Дабик. Эта история перекликается с раннехристианскими представлениями о легендарном сражении между силами добра и зла при Армагеддоне.
“Пламя джихада будет пылать, пока не пожрет Воинство Креста в Дабике”, — обещал Заркави.
Дерзкая заявка. Исламские лидеры и ученые-богословы ожесточенно спорили о Заркави.
Среди его наиболее жестких критиков были и собратьяджихадисты, в том числе хорошо знавшие Заркави. Одна из самых резких отповедей последовала от давнего знакомого Заркави, сокамерника и наставника из Иордании, человека, первым, еще в тюрьме Аль-Джафр, признавшего его лидерский потенциал. За те годы, что Заркави провел вне тюрьмы, Абу Мухаммад аль-Макдиси регулярно попадал за решетку, и разница, которая проявилась в их последние совместные недели заключения, еще увеличилась. Теперь Макдиси с неодобрением смотрел, как его бывший протеже убивал мусульман — мужчин, женщин и детей, не имевших никакого отношения к свержению коррумпированного правителя.
