С тех пор как два года назад началось широко критикуемое вторжение США в Ирак, иорданцы в основном помалкивали насчет террористической кампании, которая разворачивалась по соседству. Некоторые иорданцы, хотя и встревоженные изображениями иракских взрывающихся машин, а также казней, с удовлетворением наблюдали, как терпят крах планы Буша по преобразованию Ближнего Востока. В иных бедных районах Аммана на Заркави смотрели как на народного героя, защищающего иракских единоверцев от преследований со стороны шиитов и американцев.
Но отныне иорданцы говорили о Заркави с презрением.
“Это жестокое преступление, с которым ислам не имеет ничего общего”, — сказал один из амманских демонстрантов, продавец по имени Джемаль Мохаммад, городской англоязычной газете. В руках он держал большой иорданский флаг.
“Заркави — полоумный бандит. Он совсем спятил”, — сплюнул другой.
Другие мусульмане подхватили этот рефрен, от интернет-чатов и политических обозрений в газетах до университетских кампусов. Заркави провозгласил, что его враги — американские солдаты, но убивал он ни в чем не повинных иракцев. Теперь, в Аммане, он обрушился на монархию и ее слуг, однако казнить решил женщин и детей, пришедших на самую обычную суннитскую свадьбу. Даже консервативные “Братьямусульмане”* возмущались взрывами как “отвратительными и трусливыми терактами, которые нельзя объяснить ни логикой, ни обстоятельствами”.
Новость о взрывах заставила короля Абдаллу броситься в Иорданию из Казахстана, где он находился с государственным визитом. Ночью, в самолете, он просматривал сводки новостей и принимал звонки с соболезнованиями от глав других стран. В пять часов утра он прибыл в Амман.
В тот же день Абдалла побывал в нескольких больницах, посетил выживших раненых и выступил на государственном телеканале, чтобы спокойно заверить иорданцев: монархия будет “преследовать террористов и их пособников”. В душе у него бушевала буря, признавался он впоследствии.
“Мы принимаем вызов, — сказал король спешно созванным руководителям службы безопасности. — То, что совершил Заркави, достойно осуждения. Хватит церемониться. Я хочу, чтобы вы взяли его”.
Что именно Абдалла имел в виду, было еще неясно, возможно — даже ему самому. Но тот день ознаменовался началом перемен в иорданской политике безопасности. Мухабарат гордился тем, что обеспечивает безопасность Иордании, а на монархию смотрели как на надежного партнера, который делится с другими странами (включая США) информацией о подозреваемых в терроризме. Но теперь Иордании предстояло занять гораздо более агрессивную позицию по отношению к “Аль-Каиде”*. Закрыв глаза на свое нежелание сотрудничать с американскими войсками, монархия начала привлекать специально обученные команды Мухабарата, которые помогали бы бойцам американских спецподразделений уничтожать террористические ячейки в Ираке.
Перемена тона проявилась уже на следующий день после атаки, в коротком разговоре между королем и Робертом Ричером, прежним главой резидентуры ЦРУ в Аммане, который за два срока на своем иорданском посту подружился с монархом. Ричер, занимавший теперь второй по важности пост в полусекретном оперативном управлении, позвонил королю, чтобы выразить соболезнования и спросить о ходе расследования.
“Это наше девять-одиннадцать, — сказал, по воспоминаниям Ричера, король. — В этот день мы начали смотреть на вещи по-другому”.
Абдалла лично знал одного из раненых, и визит в больницу потряс и разгневал его. “Они напали на безвинных граждан. — Король кипел от гнева. — Они убили отца невесты. Убили отца жениха”.
В последовавшие недели демонстрации постепенно прекратились, но решительный настрой иорданцев, похоже, никуда не делся. Даже исламисты, которые раньше защищали Заркави, теперь, видимо, готовы были приветствовать его уход, говорил один разведчик, долго работавший под прикрытием.
“Люди, которые прежде не сотрудничали с Мухабаратом, теперь заявили о себе, — рассказывал он. — У каждого было чем поделиться. Заркави зашел слишком далеко”.
Общество было настолько возмущено терактами, что Заркави почувствовал необходимость принести извинения. В последующие недели он заметно отступил от образа самодовольного, крайне самоуверенного человека, столь знакомого миллионам людей по всему земному шару.
Уязвленный протестами в своем родном городе, Заркави сначала попытался обвинить СМИ в искажении фактов, как сделал после провала акции с химическим оружием. Взяв на себя ответственность за взрывы, Заркави несколько часов спустя распространил еще одну аудиозапись, объявив погибших на свадьбе гостей случайно пострадавшими от охоты на иностранных шпионов, которые затаились где-то в отеле. Гибель мусульман стала следствием “несчастного случая”, сказал Заркави; вероятно, причиной ее послужили обломки стены, развалившейся от взрыва где-то в здании отеля, или даже взрыв другой бомбы, установленной самими американцами.
“Наши братья точно знали, какую цель должны поразить, — настаивал он. — Всевышнему известно: мы выбрали эти отели только после двух месяцев внимательного наблюдения, а оно показало: эти гостиницы стали штаб-квартирами израильской и американской разведок”.
Но на это не купилась даже “Аль-Каида”*. В июле главный представитель Усамы бен Ладена уже мягко попенял Заркави за ненужное насилие. Теперь от одного из ближайших советников бен Ладена прилетел гораздо более резкий выговор. Атийя Абд ар-Рахман, ливиец, два десятилетия бывший близким соратником основателя, приказывал Заркави прекратить порочить образ “Аль-Каиды”* в глазах мусульман. Он выругал иорданца за то, что тот, затеяв “акцию в отелях Аммана”, действовал без разрешения. Отныне, указывал он, Заркави следует испрашивать одобрения на любую крупную операцию. “Давайте быть не только людьми убийства, резни, крови, проклятий, оскорблений и жестокости, — писал Атийя. — Давайте видеть перспективу. Пусть наше милосердие будет выше нашего гнева”.
Участник алжирской гражданской войны-мясорубки между радикальными исламистами и государством, Атийя предостерегал Заркави от ошибок, приведших к поражению другие джихадистские движения и вызвавших враждебность местного населения. “Они уничтожили себя собственными руками. Беспричинными действиями. Ложью. Тем, что игнорировали людей. Не пытались объединиться с ними; беззаконно притесняли их, были жестокими и недобрыми, не стремились к пониманию и дружелюбию, — писал он. — Не враги разгромили их; скорее, они сами разгромили себя, истощились и пали”.
На этот раз Заркави не пытался оправдываться. В январе, через два месяца после взрывов в Аммане, он объявил, что несколько понижает себя в звании. У “Аль-Каиды в Ираке”* появится иракское руководство и более широкое иракское представительство — она станет частью новой организации, назвавшейся Советом участников священной войны. Заркави будет играть менее заметную роль стратегического советника. Этот жест был призван “устранить разногласия”, согласно заявлению, которое новая группа распространила в январе 2006 года.
Заркави как будто переживал редкие минуты неуверенности в себе. В рабочей заметке, написанной после терактов в Аммане, он определяет проблемы, с которыми столкнулась группа, как “сложившуюся в настоящее время трудную ситуацию” и признает, что положение дел, вероятно, еще больше ухудшится.
