Аналитик ЦРУ Нада Бакос была в дороге, когда прозвучала новость. Всего несколько месяцев назад главный эксперт разведки по Заркави вернулась в Вашингтон навсегда, попросив новое задание, никак не связанное с иорданцем. Тридцатишестилетняя Бакос дольше всех продержалась в команде по отлову Заркави, она уже отчаялась и более чем созрела для перемен. Она встретила мужчину, который ей понравился — далекого от мира разведки, — и они поженились. Их скромная свадьба состоялась вечером, после работы; Бакос, закрутившись со служебной текучкой, опоздала на церемонию.
Она была со своими новыми коллегами из ЦРУ, когда 7 июля друг из Лэнгли сообщил ей по телефону, что Заркави наконец мертв. Бакос запомнила чувство легкого оцепенения. Как надо реагировать на подобные новости?
“Я обрадовалась, — вспоминала она впоследствии. — Но и огорчилась, пожалуй, что я сейчас не рядом с теми, кто понимает всю важность произошедшего”.
Зарка, родной город террориста, противопоставила себя столице Иордании: вместо ликования там развернулся отвратительный протест. В недели, предшествовавшие гибели Заркави, некоторые местные уроженцы вновь заявили, что поддерживают славного сына города. Во дворе дома, где жила его семья, родственники и местные исламисты воздвигли палатку и объявили празднования в честь мученика, восхваляя Заркави перед тележурналистами, пока прибывшая на место полиция не разогнала эту публику.
Абу Хайсам, второй человек в отделе Мухабарата по борьбе с терроризмом (вскоре он станет главой отдела) выразил раздражение по поводу всплеска эмоций, но не дал испортить себе настроение.
“Я давно считал Заркави хвастуном, — говорил он, вспоминая свои первые встречи с террористом. — Он все твердил, что найдет способ уничтожить нас, глубоко ранить. По мне, это были взрывы в гостиницах — фотографии тех двух девочек. Теперь закон восторжествовал”.
Но в Ираке закона не было — пока не было. Зейдан альДжабири, владелец фермы и шейх племени из Рамади, выслушал новость о гибели Заркави равнодушно. Иорданец, может, и погиб, но темные силы, которые он спустил с привязи, обрели невиданную мощь, говорил Зейдан друзьям. Возглавляемая иностранцами террористическая сеть Заркави оформилась во что-то более коварное — и местное. Сотни иракских джихадистов были готовы подхватить знамя Заркави.
Кое-где в провинции Анбар племена начинали возвращать себе законные земли, выдавливая джихадистов угрозами, а иногда и оружием. Зейдану предстояло присоединиться к ним, помочь основать движение, которое американцы назвали “Пробуждение Анбара”. Это были полностью суннитские соединения, доказавшие свою способность вытеснить заркавистов с улиц назад в подполье, по крайней мере на время.
Но теперь, после смерти Заркави, надлежало разобраться с соседями и родственниками, выбравшими неправильную сторону. Одним из них был двоюродный брат самого Зейдана — человек, который год назад просил его принести клятву верности иорданскому уголовнику, возжелавшему стать лидером Ирака.
“Во время нашей последней встречи я сказал ему: твой конец близок, — вспоминал Зейдан. — Мы не хотим терять членов племени, но преступления, совершенные этими людьми, слишком велики, их нельзя простить”.
Через несколько дней двоюродного брата Зейдана нашли застреленным.
“Мы убили его. Мое племя убило его, — говорил Зейдан. — Он совершил предательство и был убит — так, как убиваем мы”.
Книга третья
ИГИЛ*
Глава 17
“Народ хочет свергнуть режим!”
Проблемы прибыли в автобусах. Служащие посольства в Дамаске заметили как минимум четыре автобуса, все большие, вроде туристических, зарегистрированные бог знает кем и набитые потными, взбудораженными мужчинами с жердями и палками. Утром небольшой караван вкатился в роскошный район Аль-Афиф и припарковался в квартале от американской дипломатической миссии, чтобы выгрузить свое улюлюкающее содержимое — изготовленную на заказ сирийскую толпу.
Роберт Форд, теперь посол США в Сирии, не отрываясь смотрел в окно канцелярии на внезапно возникшее по ту сторону посольских ворот сборище. Сообщения о подобных собраниях возле французской миссии, в нескольких кварталах отсюда, поступали все это утро 11 июля 2011 года (сирийское восстание “Арабская весна” длилось уже четыре месяца). И вот они здесь — небольшая армия людей в гражданском; демонстранты продолжали прибывать на машинах и приходить пешком. Иные, молодые, были стрижены по-военному; другие имели возрастное брюшко, неряшливые бороды и несли профессионально отпечатанные портреты президента-диктатора Башара аль-Асада. Организатор с идентификационной карточкой на шнурке лающим голосом отдавал приказы, пока полицейские, сбившись в кучки поодаль, бездействовали. Со своего поста на верхнем этаже Форд видел, как улица темнеет от людских тел, словно сгущаются тучи перед летней грозой. Это, без сомнения, были нанятые режимом головорезы, и их появление здесь было отнюдь не стихийным. Форд велел своим сотрудникам отступить за толстые стены и стал ждать, как далеко зайдет Асад.
Какое-то время до него доносились обычные речевки; протестующие перебросили через ворота несколько гнилых дынь. Но начавшаяся затем атака развернулась с поразительной скоростью. Сначала грохот по воротам стал громче, в стены канцелярии полетели булыжники, застучали по ударопрочному стеклу. Потом с десяток мужчин при помощи других демонстрантов перелезли через посольскую ограду из бетона и стали — ограду, которую поставщик называл неприступной. Непрошеные гости уже бежали через посольский двор, крича друг на друга, колотя в двери и окна, ища уязвимые места. Несколько человек взобрались по кирпичному фасаду до самой крыши канцелярии, где были установлены спутниковые тарелки и радиоантенны. Вскоре они уже колотили в железную дверь на крыше — дверь, которая оставалась единственной преградой между протестующими и перепуганными сотрудниками посольства.
Форд стоял возле двери, на которую сыпались удары, с двумя десантниками, молодыми новобранцами лет двадцати, назначенными в службу безопасности посольства. Охранники поглаживали винтовки, пока Форд мысленно готовился к тому, что может случиться, если дверь распахнется. Где сирийская полиция?
Чудовищный грохот продолжался; Форд увидел, как нога одного из осаждавших протиснулась в щель между дверью и косяком. Один из охранников сказал:
— Если они выломают дверь, стреляем.
Форд лихорадочно соображал. Должно быть, Асад хотел только напугать, а не причинить вред. Но почему он позволил своим молодчикам зайти так далеко?
— Нет. Вы не стреляете, — подчеркивая каждое слово, сказал он. — Если они одолеют дверь, скажете им, чтобы остановились. Если они увидят ваше оружие и все-таки станут рваться дальше — тогда можете стрелять.
Еще удары. Ожидание продолжалось, давая Форду достаточно времени для пересмотра решения. Конечно, протестующие отступят, когда увидят охранников с винтовками, думал он. Хотя — отступят ли?
Форд, пожалуй, лучше любого другого американца знал темперамент диктатора, одобрившего решение натравить толпу на два западных посольства. Асад, человек расчетливый, обычно избегал ненужных провокаций, но он был известен вспыльчивостью и злопамятностью. Форд лично наблюдал, как меняется настроение президента, и этот опыт его надолго впечатлил. Рассерженный Асад мог быть непредсказуемым, а сейчас Асад был в ярости, и в ярость его привел Форд. Штурм мог прекратиться в любую минуту — или же дверь могла распахнуться, и бог знает, какая комбинация агрессии и религиозного фанатизма оказалась бы по ту сторону. Обжигающе горячим летом сирийского мятежа вероятным казался почти любой исход.
