В Вашингтоне служащие Госдепартамента, изо всех сил старавшиеся оседлать полдюжины внезапно начавшихся неуправляемых процессов в самом неспокойном регионе мира, внимательно наблюдали, по какому пути пойдет сирийское восстание. Осуществит ли Асад политические реформы в попытке возглавить протестующих, как сделали правители Иордании и Марокко? Разделит ли судьбу египтянина Мубарака, свергнутого генералами в попытке спасти мир в стране и свои собственные шкуры?
Сирийский президент быстро определился с выбором. Он с самого начала дал понять, что не намерен идти на уступки, которые, по мнению многих из сирийской элиты, ускорили падение Мубарака в Египте. Асад не собирался принимать требования протестующих о политических и экономических реформах — он предпочел выбираться из кризиса при помощи дубинок, газа и пуль. За одну только первую неделю семьдесят демонстрантов были убиты и сотни брошены в импровизированные временные тюрьмы. Международная комиссия по контролю за соблюдением прав человека Human Rights Watch позже подтвердила донесения о двадцати семи пенитенциарных центрах, устроенных сирийской разведкой, где заключенных избивали дубинками, плетьми и проводами и подвергали пытке электрошоком. И все же протесты продолжали набирать силу.
Страдания простых сирийцев были, с точки зрения многих официальных лиц США, не только трагическими, но и напрасными; их можно было легко избежать, окажись Асад более эффективным лидером. В 2011 году Сирия имела дело с проблемами в основном экономическими: безработица, усугубляемая продолжительной засухой, толкнула сельских жителей в города на поиски трудоустройства. Тысячи этнических и религиозных групп были подавлены за десятилетия баасистского правления. Самые первые демонстранты в Алеппо и Хаме выступали не против самого Асада, а против коррупции в ближайшем президентском окружении. Фредерик Хоф, бывший военный эксперт по ближневосточным делам, которого в 2009 году назначили специальным представителем в регионе, в первые недели задавался вопросом, попытается ли Асад купить немного доверия, укротив кое-кого из своих наиболее экстравагантных родственников и мягко обойдясь с теми, кто протестовал против жестокостей полиции.
“Проблемы страны усугублялись общим впечатлением от элиты Дамаска как от грабителей, — говорил Хоф, вспоминая, о чем думал в то время. — Президент вещал о реформах и прочем, а люди думали: иншалла, может, он что-нибудь с этим сделает. Разберись он с реформами и протестами по-умному, мог бы хоть императором Сирии короноваться”.
Вместо этого, продемонстрировав грубую силу — почти все было заснято на камеры мобильных телефонов, — сирийский лидер умудрился восстановить против себя бóльшую часть страны. В его руках все еще были сосредоточены значительные ресурсы. Из двадцати одного миллиона сирийцев Асад мог с уверенностью положиться на членов небольшой секты алавитов, которые контролировали элитные армейские подразделения и службу безопасности. Остальные восемьдесят семь процентов населения можно было купить или подавить. Но надолго ли?
Ненадолго. Такова была общая точка зрения служащих Белого дома, наблюдавших за крахом Сирии весной и летом 2011 года. К апрелю Асад двинул войска против мирных граждан. К маю танки перегородили главные площади Хамы, снайперы, засевшие на крышах, выборочно снимали протестующих. Демонстранты на время притихли, но потом, в начале лета, принялись наверстывать упущенное. Казалось, что остановить их невозможно.
“Самые первые разведданные говорили о том, что сирийская “весна” вряд ли имеет будущее — ее задушат в колыбели, и весьма жестоко, — говорил один из американских служащих высшего ранга, отслеживавший поток ежедневных донесений из Дамаска. — Мнение большинства быстро переменилось. От “избавиться от Асада невозможно” оно пришло к “этих людей невозможно остановить”.
Роберту Форду было неспокойно. За двадцать лет службы на Ближнем Востоке он всегда безошибочно определял, где центр тайфуна, какой бы кризис ни сотрясал принимающую его страну. Теперь вот и Сирия входила в полосу турбулентности, да так, что к ней окажется приковано внимание миллионов по всему миру, а Соединенные Штаты со всей определенностью встанут на сторону демонстрантов — во всяком случае, так виделось самим сирийцам.
Собственных предпочтений Форд не выказывал. Но на самом деле он был в долгу перед простыми гражданами Сирии за доброту, проявленную к нему почти тридцать лет назад. В 1983 году Форд, тогда еще тощий, с шапкой каштановых курчавых волос, двадцатипятилетний студент-арабист Американского университета в Каире, совершал на каникулах свою первую поездку по Сирии. Он и один его сокурсник ехали автобусом из Аммана в Дамаск и прибыли в сирийскую столицу очень поздно, почти все магазины уже оказались закрыты. Город был набит иранцами, приехавшими погостить на выходные, и двум американцам отказывали в одном отеле за другим. Когда они уже приготовились заночевать на улице, их позвал приветливый гостиничный администратор. “Так поздно вечером вы гостиницу уже не найдете, — сказал он двум грязным, измотанным дорогой чужестранцам. — Переночуйте сегодня у меня дома, завтра утром я отвезу вас сюда”.
Через несколько минут ребята уже сидели в скромной квартирке, где жил со своей семьей гостиничный служащий. Хотя было уже за полночь, сириец приготовил ужин, и все трое несколько часов просидели за разговором. Когда пришло время спать, хозяин извинился, что не приглашает американцев остаться подольше. “Если вы задержитесь дольше, чем на ночь, завтра в мою дверь уже будет стучаться тайная полиция”, — объяснил он.
Другие сирийцы, с которыми встречался Форд, были столь же радушными. Всего за несколько дней до этого американский военный корабль обстрелял позицию сирийских войск в холмах над Бейрутом. И все же когда Форд оказался в автобусе, полном сирийских солдат, с ним обошлись так доброжелательно, что он и несколько десятилетий спустя этому поражался. “Добро пожаловать!” — провозгласили солдаты, обнаружив в переполненном автобусе двух американцев. Кто-то уступил место иностранцам, другие засыпали их вопросами о том, как принято вести себя на свиданиях и все ли американки похожи на ту женщину из популярного сериала “Спасатели Малибу”. Потом один из офицеров, посерьезнев, потянул Форда в сторону. “Когда вернетесь в Америку, — сказал он, — объясните своим друзьям, что мы не барбар — не дикари”.
И вот теперь, через двадцать восемь лет, барбар из правительства свободно действовали во всех сирийских городах, разрушая обычную жизнь. Сирийцы-рабочие, которых так уважал молодой Форд, организовывали районные комитеты обороны — предшественники повстанческой милиции. К этому времени почти все убийства совершались одной стороной, и нейтралитет трудно было соблюдать даже дипломату, обязанному призывать к сдержанности обе стороны. Несмотря на свои личные чувства, Форд не мог отклониться от сценария, утвержденного Вашингтоном, и в середине лета 2011 года имел четкие предписания насчет того, что говорить. Президент Обама еще не призвал Асада отказаться от должности, как он без промедления сделал в случаях Мубарака и Каддафи. Кое-кто из помощников президента снова обеспокоился тем, что сирийский режим может рухнуть внезапно и сам собой, до того, как администрация США успеет занять четкую позицию. Выбор момента имел решающее значение: во время восстания в Египте арабские лидеры в прах разнесли Обаму за символическое отречение от Мубарака, давнего союзника США, пока тот еще являлся законно избранным главой государства. И напротив, протестующие египтяне обвиняли Белый дом в трусости — мол, он дождался политической “смерти” Мубарака, чтобы публично разорвать с ним отношения.
