“Режим терял контроль над пограничными пунктами Восточной Сирии и некоторыми пограничными пунктами вдоль турецкой границы, — рассказывал Форд, коротко передавая суть отчета. — Экстремисты стремились взять эти обширные пространства под свой контроль, как они это сделали в Афганистане и Сомали. Очень важно было создать умеренную сирийскую оппозицию, которая сможет противостоять этим людям так же, как Асаду”.
В отчетах аналитиков государственного департамента “экстремисты” относились главным образом к “Фронту ан-Нусра”*, который к концу 2012 года начинал выглядеть все опаснее. Группировка не только безусловно имела отношение к “Аль-Каиде”*; она еще и проявила себя как одна из самых эффективных военных организаций, а также как магнит для иностранных боевиков. Даже сравнительно умеренное — по меркам “Аль-Каиды”* — поведение “Ан-Нусры”* вызывало тревогу. Хотя лидеры и настаивали на введении шариата в населенных пунктах, которые они “освобождали”, в основном они избегали насилия над мирными мусульманами. Некоторые подразделения “Ан-Нусры”* даже щеголяли сбором мусора и доставкой еды и воды в районы военных действий, завоевывая подобными акциями уважение и даже восхищение.
Аналитики задавались вопросом: что произойдет, если представители этого нового бренда “джихад-лайт” по-настоящему возьмут власть в свои руки? Что, если Сирия — соседка Израиля и истинный залог ситуации на Ближнем Востоке — вот-вот станет первой костяшкой домино “Арабская весна”, выпавшей правительству, которое от “Аль-Каиды”* отличается только названием?
С самого начала беспорядков команда государственной безопасности Белого дома была единодушно против прямого вмешательства США во внутрисирийский конфликт. К концу лета 2012 года преобладающая точка зрения сводилась к одному значительному аспекту: ключевые фигуры ближнего круга Обамы считали теперь вооружение умеренных сирийских повстанцев нежелательным, но необходимым; эта идея казалась наименее сомнительной из списка скверных вариантов.
Среди членов правительства Обамы, требовавших наиболее агрессивного ответа, был популярный и всеми уважаемый министр обороны. Леон Панетта, бывший директор ЦРУ, делился во время обсуждений своим редким опытом: он активно участвовал в борьбе с предшественниками ИГИЛ* в Ираке и помогал координировать помощь арабским инсургентам в Ливии. Семидесятичетырехлетнего Панетту, общительного сына итальянских иммигрантов и бывшего главу администрации в клинтоновском Белом доме, никак нельзя было назвать “ястребом”. Но в Лэнгли и Пентагоне он последовательно принимал решения о применении смертельных тактик — от незаметных дронов ЦРУ до ракетных ударов и рейдов спецназа, — чтобы убивать подозреваемых в терроризме в их заокеанских логовах. Всего за год до этого Панетта участвовал в увенчавшейся успехом миссии по ликвидации самого известного в мире террориста, Усамы бен Ладена.
Сейчас он со все более тяжелым чувством следил, как террористы перебираются в убежища, образовавшиеся в хаосе “Арабской весны”. Его главной заботой была стабильность в регионе: межконфессиональные распри в Сирии могли распространиться за пределы страны, в Турцию, Ливан и еще дальше. А прибытие в Сирию закаленных джихадистов делало конфликт опаснее во много раз.
“Вообще, разведка была очень встревожена, — вспоминал позже Панетта. — Мы видели, как толпы вновь прибывших экстремистов организовывались и начинали действовать весьма эффективно. Меньше всего нам хотелось, чтобы они нашли точку опоры и сделали Сирию своей базой”.
В то время Белый дом продолжал мягко поддерживать оппозицию, пытаясь дипломатическим путем ускорить отставку Асада и образование нового переходного правительства. Но результаты в лучшем случае разочаровывали. Кофи Аннан, бывший генеральный секретарь ООН, возглавивший мирные переговоры, в течение лета брезгливо сложил с себя эти обязанности: ему надоели постоянные помехи, включая настойчивое блокирование российским президентом любых мер, которые могли бы заставить Асада уйти. На местах бои становились все более ожесточенными, и все же ни одна из сторон не могла достичь решающего преимущества. Президент Сирии пополнил свои обессиленные войска боевиками “Хезболлы” из Ливана и использовал ВВС, чтобы бомбить и обстреливать позиции повстанцев. Турция и страны Персидского залива отправляли все новые потоки денег и оружия, чтобы поддержать мятежников, в чьих рядах начинали доминировать исламисты. Американцам, как признавалась впоследствии Хиллари Клинтон, “каждое новое решение казалось хуже предыдущего”.
Клинтон начала частным образом добиваться того, чтобы снабдить американским оружием “тщательно проверенных и обученных умеренных повстанцев, которым можно доверять”, как она выразится позже. В своей книге “Тяжелые времена” Клинтон описывает, как пригласила директора ЦРУ Дэвида Петреуса к себе домой на ланч в июле 2012 года, чтобы обсудить способы вербовки и создания такой армии. Если Америка “хотела все же вступить в игру, мы могли бы весьма эффективно изолировать экстремистов и вооружать умеренных в самой Сирии”, писала она.
К концу лета, после длительных совещаний с партнерами из НАТО и лидерами повстанцев, у Клинтон были “все основания верить”, что эффективная стратегия возможна. ЦРУ под руководством Петреуса составило план создания, обучения и вооружения армии умеренных повстанцев, которые смогли бы наконец свергнуть режим и установить власть в провинциях, контролируемых исламистами. В конце августа план был представлен президенту Обаме на встрече в Белом доме, и Панетта входил в рабочую группу старших советников, обсуждавшую его принятие.
“Мы вне игры. — Таковы были аргументы Панетты. — У нас нет кредита доверия [со стороны сирийских умеренных]. Мы не поставляем им оружия, и они гибнут”.
Панетта оценивал риски весьма трезво. Даже самая тщательно проверенная группа умеренных повстанцев могла, получив американское оружие, перейти на другую сторону или устроить резню. Винтовки, переданные умеренным сирийцам, легко могли под конец оказаться не в тех руках.
“Риск есть всегда, — твердил Панетта. И все же, вторя мнению Клинтон и Петреуса, он сказал президенту: — Думаю, мы можем пойти на это”. Альтернатива — дать кризису развиваться своим чередом — тоже несла с собой риски, открывая дверь еще большему хаосу и создавая питательную среду для экстремизма, доказывал он.
Обама внимательно выслушал, а потом, по словам присутствовавших на встрече служащих, указал на дыры в плане ЦРУ. В истории США было много моментов, когда принятое из лучших побуждений решение вооружить партизан оказывалось чудовищно неправильным, заметил президент, согласно воспоминаниям Клинтон. Почему на этот раз должно быть по-другому?
Бенджамин Роудс объяснял нежелание президента начинать военную интервенцию опасениями, как бы вторжение не затянуло Америку в болото очередной ближневосточной войны.
“Он хотел обдумать варианты, но всегда задавал вопрос: а дальше? Завтра вы разбомбите одну за другой несколько взлетно-посадочных полос в Сирии, а послезавтра тогда что? — вспоминал Роудс. — Он не видел, куда приведет нас интервенция, кроме как в зыбучие пески конфликта, невероятно сложного и в принципе не решаемого военным путем”.
