Административный центр одной из восточных провинций Сирии, Ракка — занесенный песками приречный город, на который издавна притязали иноземные захватчики. Первыми были греки; за ними последовали римляне, персы, монголы и, среди прочих, турки-османы. Теперь настала очередь джихадистов. С середины весны до начала лета 2013 года колонны белых пикапов ИГИЛ* проезжали по городу одна за другой, выбивая из него остатки Сирийской свободной армии* и организуя штаб-квартиры своей террористической группы. Двумстам двадцати тысячам жителей Ракки предстояло стать первыми горожанами, вкусившими опыт жизни в городе, полностью находящемся под контролем Исламского государства*.
Едва очистив город, новоприбывшие принялись устанавливать свои порядки. Огромное знамя ИГИЛ* обвило башню на площади Аль-Джалаа — бывшей площади Свободы, — и новые власти города начали официально перечислять, какого поведения они не потерпят.
Снимки декретов ИГИЛ* тайно делал отважный молодой человек, называвший себя Абу Ибрагимом ар-Раккави. Вместе с парой приятелей он в следующие полтора года честно документировал трансформацию Ракки, тайком делая фотографии и видеозаписи, которые потом публиковал в интернете, чтобы о происходящем знал весь мир.
Абу Ибрагим живо помнил триумфальный вход ИГИЛ* в город. Ему предшествовала неделя ожесточенных уличных боев, после которых на улицах остались сотни трупов, а большинство горожан сидели по домам, как в клетках, боясь попасть под выстрел снайпера. Магазины и пекарни закрылись, многие семьи остались без еды. “Иметь хлеб было как иметь миллион долларов, — вспоминал Абу Ибрагим. — Это были самые тяжелые дни”. Бои пошли на убыль, когда милиция, противостоявшая ИГИЛ*, или бежала, или перешла на сторону захватчиков. Потом, все разом, колонны иностранных боевиков — в основном иракских, по воспоминаниям Абу Ибрагима, — появились на улицах. Люди из ИГИЛ* подняли черные флаги над главными общественными зданиями и провозгласили Ракку новой столицей Исламского государства*.
“Они расхаживали везде с оружием, обещали, что теперь все станет хорошо, — говорил Абу Ибрагим. — Они даже начали убирать трупы, валявшиеся повсюду на улицах”.
По его словам, многие в Ракке поначалу не знали, что думать о чужаках. Люди просто с облегчением видели: бои наконец закончились. Магазины открылись, в городе снова стало безопасно.
А потом начались казни.
Первым казненным, по свидетельству Абу Ибрагима, стал молодой человек, которого командование ИГИЛ* объявило преступником, хотя в чем состояла его вина, так и осталось неизвестным. Осужденного вывели на главную площадь Ракки и огласили приговор. Потом на глазах у небольшой толпы ему выстрелили в голову, после чего боевики ИГИЛ* привязали руки убитого к перекладине. Распятый труп разлагался на площади трое суток.
Следующее распятие последовало через несколько дней. Потом — целая череда наказаний: на той же площади солдаты ИГИЛ* убили семерых мужчин и подростков. Кто-то из казненных вроде бы относился к разбитым отрядам сопротивления, но были среди них и безбородые мальчишки. На этот раз боевики отрубили им головы, которые потом насадили на прутья ограды городского парка.
“Люди были напуганы, а им того и надо, — говорил Абу Ибрагим. — Они хотели, чтобы их боялись”.
Заявив таким образом о себе, новые хозяева Ракки начали уничтожать все, что входило в явное противоречие с их установлениями. Три городские христианские церкви заперли на замок, кресты и другие христианские символы сбили на землю или прикрыли. Шиитскую мечеть с чудесным бирюзовым куполом взрывом разнесли на куски. Сигареты и алкоголь — символы западного разложения — сложили в кучи и сожгли. Потом ИГИЛ* принялась создавать собственную символику. Для начала городской полицейский участок выкрасили в черный цвет от цоколя до крыши и перепрофилировали в администрацию и шариатский суд, который отныне будет заниматься преступлениями и наказаниями. Жители Ракки вдруг оказались обязаны соблюдать множество вызывающих недоумение новых постановлений. За их исполнением следила назначенная ИГИЛ* хисба — исламская полиция, которая вольна была интерпретировать законы так, как считала нужным.
Новые правители начали с обязательных религиозных ритуалов. От лавочников потребовали закрывать магазины на время дневной молитвы, потом список расширился и стал регулировать одежду и поведение людей. ИГИЛ* запретила не только курить и пить спиртное, но также слушать западную музыку и выставлять западную одежду в витринах магазинов. Женщины могли выходить из дома, только полностью закрывшись, но даже тогда идущая по улице рисковала подвергнуться унизительной инспекции со стороны полиции, желавшей проверить, достаточно ли непроницаема и широка абайя, ведь не должно быть даже намека на женские формы.
Наказание за нарушение правил ИГИЛ* варьировалось от публичного поношения или штрафа до порки или того хуже. Одну не состоящую в браке пару избили за то, что они сидели вместе на лавочке в парке. Мужчину подвергли публичной порке за то, что он женился на разведенной женщине до того, как истекли предписанные законом три месяца после развода. По свидетельству Абу Ибрагима, любое нарушение несло с собой неявную угрозу смертной казни, которую иногда производили, казалось, просто по чьему-то капризу.
“Иногда неделя или две проходят без казней, а потом вдруг казней до пяти сразу. Простых людей штрафуют и наказывают за все: за ведение бизнеса, за парковку машины, за то, что подбираешь мусор. У тебя отбирают деньги и из этих денег платят иностранным боевикам. Люди боятся что-то делать, потому что их могут наказать за что угодно”.
Но тяжелее всего Абу Ибрагиму было смотреть, как оккупанты обращаются с городскими детьми. Придя к власти, ИГИЛ* на время закрыла школы, а когда наконец открыла, в школах все изменилось. Старые учебники и учебные программы, объявленные ИГИЛ* “книгами неверных”, выбросили, заменив религиозным обучением. А сотни городских сирот — детей и подростков — свезли в военные лагеря, учиться стрелять из винтовки и водить начиненные взрывчаткой автомобили. Абу Ибрагим видел иногда юных новобранцев ИГИЛ* в военных конвоях, с оружием в руках и в форме, которая была велика им на несколько размеров.
“Некоторым мальчишкам нет еще и шестнадцати, — говорил он. — Когда школы закрыли, им нечем стало заняться. Они видят крутых парней с “калашниковыми”, и на них это действует. Им тоже так хочется”.
И действительно, ИГИЛ* частенько хвасталась своими лагерями для молодежи, предлагая в соцсетях виртуальные туры по местам с названиями вроде “Лагерь аз-Заркави”. На фотографиях и видео, опубликованных в Твиттере, препубертатные мальчишки в камуфляже стреляли и отрабатывали боевые приемы. Другие снимки изображали юных курсантов, которым поручили казнить заключенных выстрелом в голову.
Абу Ибрагим видел в этих лагерях попытку ИГИЛ* обеспечить себе выживание и подстраховаться на случай военных неудач в будущем. Организация вкладывала деньги в молодых фанатичных последователей, которые станут убивать других или жертвовать собой, если таков будет приказ. “Им промыли мозги, чтобы создать армию верных последователей”, — говорил Абу Ибрагим о юнцах из ИГИЛ*.
