“На весь мой батальон остался один пулемет”, — говорил новостному агентству мосульский батальоный командир, полковник Дийяб Ахмед аль-Асси аль-Обейди. А у ИГИЛ*, свидетельствовал полковник, когда незадолго до рассвета 6 июня она начала просачиваться в его район, “в каждом грузовике было по пулемету”.
Первая колонна захватчиков ворвалась в северный пригород, Таммоз, на джипах и в открытых легких грузовиках, поливая из пулеметов линию обороны иракской армии. По условному сигналу гранатами и снайперским огнем заявили о себе ячейки ИГИЛ*, базировавшиеся в самом городе. Силы обороны отступили; через несколько часов колонны ИГИЛ* уже находились в нескольких кварталах от отеля “Мосул”, где Гарави устроил свой командный центр.
В половине пятого дня был нанесен решающий удар. Большая цистерна, набитая взрывчаткой, врезалась в здание отеля и взорвалась в языках пламени, убив и ранив многих иракских командиров.
“Грохот потряс весь Мосул”, — рассказывал Обейди, которому взрывом разорвало ногу.
Вскоре после этого остатки обороны пали. К вечеру полицейские, солдаты и офицеры избавились от формы и бежали в гражданской одежде. Схваченных выстроили шеренгами и расстреляли.
К полудню 10 июля, всего через четыре дня после начала наступления, джихадисты уже взяли под контроль аэропорт и большинство центральных районов Мосула. Они опустошили запасы наличных в центральных банках и ограбили иракскую военную базу, забрав американского оружия и боеприпасов на миллионы долларов. Затем они захватили контроль над главной тюрьмой Мосула, освободив заключенных-суннитов и казнив скопом всех остальных — около 670 шиитов, курдов и христиан. К концу этого дня Мосул, второй по величине город Ирака, был полностью под контролем ИГИЛ*.
Иракская армия наконец перегруппировалась и начала контрнаступление, которое не пустило ИГИЛ* к Багдаду, хотя террористы продолжили закрепляться в разных районах страны. К концу июня общие владения террористической группы, от Западной Сирии до Центрального Ирака, были больше, чем Израиль и Ливан вместе взятые. Человек, возглавивший эту операцию, контролировал теперь больше чем просто земельные наделы. Он владел нефтяными скважинами, нефтеперегонными заводами, больницами, университетами, военными базами, фабриками и банками. Аналитики потом подтвердят, что личные авуары Багдади в наличных и финансовых инструментах приближались к полумиллиарду долларов.
Реально действующего правительства пока еще не было. Но у них теперь было в прямом смысле слова собственное государство.
Четвертого июля 2014 года — в пятницу, священный для мусульман день — Багдади в сопровождении телохранителей появился в молельном зале соборной мечети Мосула Ан-Нури, известной своим “горбатым” минаретом — он выгибается, отступая от перпендикуляра на несколько футов. Местная легенда гласит, что выгнутой формой башня обязана самому пророку Мухаммеду, который пролетел над ней, направляясь в небеса.
Те, кто явился на службу в тот день, вероятно, одинаково ощутили искривление времени и естественного хода событий, когда главное официальное лицо Исламского государства* неторопливо провозгласило реставрацию халифата. ИГИЛ* сделала подобное заявление несколько дней назад, но теперь Багдади говорил об этом официально, с минбара одного из самых почитаемых храмов Мосула.
Бывший ученик Заркави, несомненно, много времени посвятил обдумыванию своего первого появления на публике, поскольку каждый момент он подкреплял символическими жестами, узнаваемыми для верующих. Багдади оделся в черную рубаху и тюрбан, повторяя одежду последнего пророка Аллаха в день его последней проповеди. Он взбирался по ступеням минбара медленно, останавливаясь перед каждой новой ступенькой, подражая привычке Мухаммеда. На вершине, ожидая, когда можно будет начать проповедь, Багдади извлек из кармана мисвак, изогнутую деревянную палочку дли гигиены рта, и принялся чистить зубы. Снова намеренное приглашение сравнить его с Мухаммедом, который, согласно древним текстам хадисов, призывал своих последователей “каждый день прибегать к мисваку, ибо это воистину очищение рта и, значит, радость для Всевышнего”.
Наконец он повернулся лицом к аудитории, чтобы сделать официальное сообщение о победе. Халифат, чаемый лидерами движения со времен Заркави, наконец стал реальностью.
“Что же до ваших братьев-моджахедов, то Аллах пожаловал им милость победы и завоевания, и даровал им, после многих лет джихада, терпение и одоление врагов Аллаха, и даровал им успех и силы, чтобы достичь цели, — говорил Багдади. — И вот они поспешили объявить халифат и назначить имама, и это долг перед мусульманами — долг, которым пренебрегали века и которого не было в реальности этого мира”.
В проповеди, а также в отдельном аудиообращении, Багдади заявлял, что не слишком стремился принять то, что сам называл “этой тяжкой обязанностью”.
“Я поставлен заботиться о вас, и я не лучше вас”.
И все же Багдади объявил, что правоверные мусульмане по всему миру должны подчиняться ему во всех делах как главе Исламского государства* и гаранту нового порядка, который вскоре станет реальностью и для немусульман, хотят они того или нет.
“Знайте, что сегодня вы — защитники веры и стражи исламской земли, — говорил Багдади. — Вас ждут беды, вас ждут великие сражения. Воистину, лучше всего вам пролить кровь на пути освобождения мусульман, заключенных в тюрьму, где стены — из идолов”.
“Так приготовьте ваше оружие и запаситесь благочестием. Будьте усердны в чтении Корана, будьте особенно внимательны в его толковании и обучении ему, — напутствовал Багдади. — Это мой совет вам. Если вы послушаетесь его, то завоюете Рим и будете владеть миром”.
Проповедь была окончена; Багдади, самопровозглашенный халиф, стал спускаться по ступеням минбара тем же продуманным образом. Он быстро кончил молитву и в окружении телохранителей прошествовал к выходу из мечети, готовясь к сражению, а потом, если на то будет воля Аллаха, к правлению.
В тот июньский день, когда пал Мосул, Абу Хайсам сидел у себя в офисе и принимал звонки от заместителей, изо всех сил старавшихся оставаться в курсе событий. В углу по небольшому экрану с выключенным звуком чередой шли изображения победоносных боевиков ИГИЛ*. Иные махали руками и ухмылялись из-за пикапов, другие не торопясь шагали по главным улицам Мосула, мимо забранных ставнями витрин и горящих полицейских автомобилей. Черные флаги развевались на антеннах машин и флагштоках.
Никто не предвидел столь быстрого падения иракской армии, даже здесь, в разведывательном агентстве, которое гордилось умением избегать неожиданностей. Абу Хайсам украдкой поглядывал на беззвучный экран; его глаза наливались кровью, крупные руки энергично перебирали четки. Все произошло ошеломляюще быстро. И все же вектор развития событий стал очевиден далеко не сейчас.
“К сожалению, такой потенциал там был с самого начала”. — Абу Хайсам явно устал.
Он теперь был бригадиром, старшим офицером в отделе по борьбе с терроризмом, где прослужил почти три десятка лет. Всегда серьезный, Абу Хайсам с возрастом стал мрачным — так проявилась тяжкая ноша, которая легла на его плечи. В его кабинетике не было никаких украшений, за исключением богато орнаментированного Корана и фотографии гораздо более молодой версии себя: сверкая нечастой для него улыбкой, Абу Хайсам пожимает руку королю. У двери висел запасной костюм — для дней, когда рабочая нагрузка не давала ему съездить домой.
