– Чтоб ты крепче запомнила, что нельзя говорить про людей гадости.
– Это детей бить нельзя! – нахмурилась Машенька. – Это непедагогично.
– Иногда надо, – усмехнулась мама, посмотрев сверху вниз на нахохлившуюся дочь. – Тебе папа популярно все объяснил, а ты все равно продолжала себя вести очень гадко. И я тебя не била, а лишь слегка шлепнула по твоим губам, из которых мерзкие слова слетали. Ладно, иди поцелую обиженные губки. – Она наклонилась, погладила Машеньку по головке и мягко прикоснулась к ее губам своими нежными материнскими устами.
– Мама, но она же, эта тетя с длинным носом, в самом деле, очень похожа на Буратино, согласись? – вновь вернулась к зацепившей ее теме Машенька, когда мир был восстановлен и они, прижавшись, друг к другу лежали на диване и смотрели телевизор.
– Понимаешь, Машенька, – Виолетта с любовью посмотрела на дочь, – человек не виноват, что таким родился. Это от него, увы, не зависит. Он может быть некрасивым снаружи, но красивым внутри.
– Как это? – открыла от удивления рот девочка.
– Очень просто. Снаружи он страшилка, а внутри прекрасный и добрый человек. Вот эта девушка, например, которую ты утром обидела. Ты же слышала, как она весело и по-настоящему смеялась. Плохой человек так смеяться не станет. У нее оболочка непривлекательна, а зато душа у нее прекрасная, чистая. Она даже забыла про свою внешность, пока ты ей об этом не напомнила. Помнишь, мы мультик смотрели про Щелкунчика?
– А-а, помню. Им еще орехи вначале кололи. У него был такой большой рот, а потом он оказался принцем. Да?
– Вроде того. Внешность не главное. Главное – внутреннее содержание.
– Так эта девушка, тоже станет прекрасной принцессой?
– Все может быть, – улыбнулась мама. – Ты поняла, что ты была не права?
– Да, мамочка, поняла, прости меня. – Машенька крепко обняла маму за шею и прижалась к ее груди. Затем неожиданно отпрянула и строго добавила: – а детей бить все равно непедагогично.
– Ну и ты, меня прости, погорячилась! – улыбнувшись, ответила мама. – Ты права, детей бить нельзя. Так я тебя и не била. Чуть шлепнула.
Машенька снова прильнула к маме.
– Мама, а ты папу за внутреннюю красоту полюбила? – неожиданно спросила девочка, продолжая обнимать маму.
– А почему ты так решила, разве папа у нас некрасивый?
– Нет, конечно! Глянь, у него нос картошкой и еще присмотрись, какой он волосатый! У него и руки волосатые, и ноги, и грудь, и даже в ушах и носу растут волосы, – перешла она на шепот. – А так он добрый и очень хороший.
Орлов, наблюдавший эту сцену со стороны, чуть не подавился вареником с картошкой, что он, смакуя, в этот момент уплетал, сидя рядом в кресле, положив тарелку с едой на свой оголенный волосатый живот…
Все эта трагикомичная сцена, словно в ускоренной киносъемке промелькнула у Василия Яковлевича перед глазами, пока он, сидя на табурете, стаскивал с себя обувь и краем воспаленного от усталости глаза, наблюдал за женой.
– Вася, – всхлипнула стоящая у входа в зал Виолетта, – а у нас Маша заболела.
– Давно, – напрягся Орлов и с неподдельным испугом посмотрел на жену.
– Что, давно?
– Давно болеет? И что болит?
– Животик у нее болит, температура высокая до 39. С самого утра, часов с шести. Проснулась от болей. Мама моя через Яковлевых передала нам садовой малины. Машка вчера на радостях ее целых три тарелки с горкой стрескала. Болело вначале вверху, теперь все вниз и вправо перешло.
– Что ж ты сразу не сказала, – в сердцах бросил Орлов и, сбросив на пол последнюю туфлю, так босиком, не надевая тапочек, отправился в комнату, где стояла дочкина кроватка.
– Ты руки помой, – уже ему в спину тихо произнесла Виолетта.
Машенька лежала на правом боку, прижав к себе любимого плюшевого зайку размером едва меньше хозяйки, и тихо постанывала. Одеяло было отброшено в сторону, от девочки исходил пылающий жар.
– Папа, ты почему так долго не шел ко мне? У меня животик сильно болит.
– Машенька, я на работе был, – стараясь быть как можно спокойней, ответил Орлов, хотя его всего трясло от навалившегося страха за дочку. – Дай, я посмотрю твой животик.
– Не надо, папа, он так болит, а ты хирург, ты больно будешь смотреть. – Машенька замотала головой и еще сильней прижала к себе игрушку, и вжалась в кровать.
– Ладно, – улыбнулся Орлов, – давай тогда Филю попросим осмотреть Машеньку.
– Филю? А как? Он же зайчик.
– А ты дай его мне, – он протянул руку, – я сейчас пошепчу ему на ушко и расскажу, чего нужно сделать, как правильно осмотреть у тебя животик. Пожалуйста, дай мне Филю. Ты же не будешь возражать, чтоб он осмотрел?
– Нет, не буду возражать, – согласилась девочка и протянула ему теплого, нагретого ее телом зайчика.
– Так, расстегни пижамку, ляг на спинку, покажи мне Машенька животик, – попросил Филя папиным голосом, вставая рядом с больной, слегка потрясывая своими длинными плюшевыми ушами. – Здесь болит? А здесь? – участливо спрашивал зайчик, аккуратно водя своей плюшевой лапкой по детскому животику, удерживаемый ловкой и чувствительной рукой хирурга.
Осмотрев при помощи плюшевого Фили девочку, Орлова самого бросило в жар: очень похоже на острый аппендицит.
Нужно немедленно везти дочку в больницу. Ей необходима срочная операция.
– Вася, а ты не ошибаешься? – сквозь душившие ее слезы с трудом выдавила из себя жена.
– К сожалению, вряд ли, – тяжело вздохнул Орлов и отвернулся, лихорадочно соображая, кто, будет оперировать Машеньку. – Кому можно доверить свою кровиночку?
– Ты даже анализы не сделал, рентген, не знаю, что там еще надо в таких случаях? И сразу оперировать, – стала раздраженным голосом выговаривать ему Виолетта, хотя сама прекрасно понимала, что муж прав.
Она считала его умным и фартовым хирургом. Ей не раз доводилось выслушивать лестные отзывы о Василии не только от знакомых, но и от больных и их родственников, когда она приходила к нему в больницу. Городок у них небольшой, все на виду, все друг про друга всё знают. Народ хвалил хирурга Орлова, несмотря на его молодость. Ей было приятно слышать лестные слова о муже, и она видела, сколько времени он отдавал своей хирургии. Но сейчас, когда болезнь коснулась ее ребенка, ее маленькой Машеньки, она растерялась. Да, она гордилась мужем, его специальностью, тем, что он делал успешные операции людям. Но одно дело, когда он рассекал острой сталью мягкие животы чужим детям, и совсем другое дело, когда хирургический нож занесен над ее собственным ребенком.
– Вася, ты точно не ошибся? – не скрывая текущих по ее красивому лицу горьких слез, еще раз спросила у мужа Виолетта. – Может, все же вначале надо сдать анализы? Пройти рентген? Или еще кому показать?
