– Командир, а что если и ракета использовала такие же аккумуляторы? Дюз у неё нет, только расширения на корме. Может, там они и установлены?
Максим присмотрелся к остаткам кормы.
Один из четырёх баков, похожих на обтекатели двигателей земных космических кораблей, был разорван в лохмотья, два смяты, но оставшийся четвёртый сохранил свою форму.
– У нас нет ни резаков, ни сварочных аппаратов…
– А вдруг инструменты в мотике подойдут? Эти парни всё крепили болтами и гайками.
Облазили отсек со всех сторон, обнаружив с полсотни выступов разного размера и формы, напоминающих головки болтов, и столько же отверстий. Примерили инструменты, которые, к удивлению Максима, подошли к ним идеально.
– Как тебе моя идея, командир? – обрадовался сержант. – Видать и за пределами Земли техника пошла по пути стандартизации, типизации и экономии.
Провозились почти час, но всё же вскрыли уцелевший «обтекатель», находившийся на самом верху лежащего на боку отсека. Почти сразу наткнулись на знакомые батареи из пластин, упакованных сложной конструкцией в один пакет. Правда, все они были погнуты, а наборы шайб внутри оказались серого цвета и рассыпались в прах.
– Забодай меня комар! – в сердцах сказал Редошкин. – У этих кончился ресурс. Боюсь, и в остальных блоках будет то же самое.
С большим трудом вскрыли один из помятых «обтекателей», убеждаясь в отсутствии целых «батареек». Однако один из стержней внизу пакета оказался неповреждённым, шайбы на нём блестели как жидкое серебро, и Максим вздохнул с облегчением. Очень не хотелось остаться без такого удобного транспорта, как аэробайк.
– А я уже нос повесил, – признался Редошкин. – Всё-таки везучие мы с тобой, командир.
– Везучие, – подтвердил Максим, вспомнив убитого Хасика.
Редошкин сунулся было внутрь отсека, но Максим его остановил.
– Погоди-ка.
– Чего?
– Во-первых, мы без перчаток, спокойно можем получить удар током.
– Да вроде это не электричество.
– Во-вторых, видно, что шайбы являются некими топливными элементами и хранят энергию. Что если они из какого-то радиоактивного металла? Из кобальта или, что ещё хуже, из плутония? Получим облучение – и кранты.
Редошкин оценивающе глянул на стержни.
– Не похоже на плутоний.
– А ты его видел хоть раз?
– Нет, но тут есть соображения. Батарейки стоят на байке, у которого нет радиационной защиты. Если бы это был кобальт или плутоний, понадобилась бы толстая свинцовая плита, чтобы водила не получил смертельную дозу. А раз так, шайбочки не являются радиоактивными изотопами.
– Твоими устами да мёд пить. Но это не химический реактор и не пирамидки наподобие тех, что использовал инженер Гарин в своём гиперболоиде.
Редошкин сморщился.
– Толстой обрадовался бы, услышав, что в наши времена кто-то читает его романы. Согласен, хитрость какая-то в этих батарейках имеется, но пусть её выявляют специалисты. Главное – мы теперь можем ещё полетать какое-то время, не обращая внимания на ресурс.
Заменили стержни, подсознательно стараясь не касаться контактов (их было немало), оседлали аэробайк.
– Погнали.
Лес распахнулся под ними бескрайней зелёной равниной, уходящей во все стороны к бесконечному горизонту. В глаза брызнули лучи полуденного солнца. Максим слегка повернул аэробайк, чтобы оно не светило в лицо, и поднялся на высоту не менее десяти километров.
В отличие от земной атмосферы давление воздуха Заповедника падало не так быстро, и если на Земле уже с высоты одного километра над уровнем моря ощущалось падение давления, то здесь, хотя температура воздуха и снизилась почти до нуля, его разреженность всё-таки позволяла дышать.
– Давай выше, – азартно предложил Редошкин глухим голосом; только изменение частоты звука и подтверждало небольшое падение давления.
– Не сегодня, – ответил Максим, хотя ему самому иногда хотелось подняться в космос, чтобы оценить размеры этого мира.
Снизились до высоты в три километра, и Максим увеличил скорость аппарата до пятисот километров в час, направляясь «на север», ориентируясь по подсказкам памяти.
Редошкин, не ожидавший такого темпа набора скорости, крепче прижался к спине пилота, обхватив руками его талию. Но в голосе сержанта прозвучало только восхищение полётом:
– Отличный драйв, командир! С виду старенький драндулет, а летает как ракета!
Максим не ответил, борясь с желанием увеличить скорость ещё больше. Если бы он летел один, наверно, так и сделал бы, но пассажир мог не удержаться в седле, и рисковать его здоровьем ради адреналина не стоило.
К чёрному лесу на этот раз домчались всего за двадцать минут с лишним. Сначала зависли перед ним в паре километров, оценивая масштабы вторжения. Потом поднялись до высоты примерно в семь километров и медленно двинулись к центру колюче-закрученной растительной опухоли, кинувшей щупальца-отростки лиан и «чертополоха» на несколько километров от центра.
Сверху эта «опухоль», радиус которой, по оценке Максима, достиг уже полусотни километров, напоминала не то морскую звезду, не то распростёртого осьминога, над головой которого холмообразной выпуклостью поднимался в воздух фонтан сизого редкого тумана. При внимательном рассмотрении становилось видно, что фонтан этот течёт не снизу вверх, а сверху вниз, конусовидно расширяясь с двух концов, образуя фигуру в виде своеобразных песочных часов. Высота его достигала километра, и верхний обрез фонтана с высотой становился всё реже и прозрачней, пока не исчезал совсем.
– Ну и что это за смерч? – поинтересовался Редошкин, прежде никогда не видевший чёрный лес. – Вулкан там, что ли? Или костёр горит?
– Вулкан извергает пепел, улетающий вверх, как и костёр, а этот, наоборот, течёт вниз.
– Что-то падает из космоса.
– Высота фонтана всего один километр, какой ещё космос?
– Не понимаю, что может струиться из воздуха, если там ничего нет? Давай подлетим поближе.
– В прошлый раз на нас с Викой напали шмели.
– На такой высоте?
– Да, сам удивился, земные шмели и вообще насекомые таких высот не достигают.
– Ничего, нападут – поднимемся ещё выше.
– Ладно, будь готов к встрече.
Аэробайк устремился к странному дымному фонтану на горизонте.
Внезапно из-за кормы аппарата снизу прилетел знакомый гул.
Максим остановил полёт.
– Гудит, – озабоченно буркнул Редошкин.
– Лес предупреждает.
– Кого?
– Нас, конечно.
– Уверен? Мы ему никто.