Весна и червячок
Однажды в марте солнце так сильно нагрело кирпичную стенку, что тепло от неё передалось земле, снег с южной стороны растаял, открыв неширокую полоску земли. Чёрная полоска сильнее стала прогреваться, получая тепло от стены и от солнечных лучей. Чёрное, в отличие от белого, принимает тепло, а не отражает и намного больше нагревается от солнца.
Земля грелась целых три дня. Особенно сильно — днём. Сосульки звенели, верхние ручейки бежали по плотному, почти ставшему льдом снегу. И к обеду второго дня на этой самой проталинке появился росток травки. Ещё не зелёный, а с желтизной, совсем молоденький. На третий день солнце просто жарило, на солнце градусник показывал + 15 градусов, и больше — +25.
Но снег ещё таял медленно и неохотно, ветерок заставлял ёжиться, натягивать поглубже шапочку и прикрывать горло шарфом…
Весна ранняя. Но земля прогрелась у стенки настолько глубоко, что своим теплом, как звонком, разбудила червячка.
Он жил там недолго, с прошлой осени, заполз к товарищам, да так и остался на зиму. Кончик его хвостика так сильно нагрелся, что он не вытерпел и проснулся. Сначала он ворочался, во сне подтягивал хвост к себе, а потом вдруг проснулся.
«Видать, весна пришла», — подумал он. Сам-то весны червячок никогда не видел, потому что родился летом. Но старый дождевой червяк, дедушка его друзей, видал и осень, и весну, и лето, он-то и рассказал, что вначале будет холодно и тогда нужно спать. А когда хвостик согреется и почва станет влажной, значит, пришла весна, можно просыпаться и выползать из норки.
Дождевые черви — небольшие любители показываться на свет. Во-первых, это опасно, тебя могут съесть или просто наступить и раздавить. Страшный враг всех червячков — это птица. Любая, большая или маленькая. Им только дай волю, всех бы съели. Поэтому червячки большую часть жизни проводят под землёй. Место под солнцем не для всех — цель в жизни. Там, во мраке и прохладе, и сытнее, и безопаснее. Во-вторых, дождевые черви не любят сухой воздух и жаркое солнце. Всю жизнь прожить в тени — вот счастье. Но увидеть весну и вновь погрузиться в дела старались все черви.
Червячок Петруха решил всех опередить. Он долго тужился, выбрасывая влажные комки земли, и медленно, очень медленно полз к намеченной цели. Сожмётся, как пружинка, упрётся своими шипиками, которые росли у него на теле, в стенки норки, и проталкивает себя вперёд. Полз он, полз и — шлёп, последний комочек земли выкатился, и в норку проник свет. Дополз.
Ощупывая осторожно поверхность, Петруха появился на свет. Как пахнет! Весной. Прямо перед ним стоял росток травки. Гордый и всё больше зеленеющий.
— Привет! Привет тебе, росток! — закричал червячок, не скрывая восторга.
— Ой, не успел снег сойти, я ещё не позеленела как следует, и вот тебе — здрасьте, гости дорогие, гусеницы полезли. Сожрут теперь всё. Пустыню оставят. И как назло, ни одного пернатого, ни одного. То скачут, скачут, чирикают весь день. Раньше не было их. Зимы были суровей. Чуть что — мороз. Всех повывели. А тут — миграция на миграции. Зим не стало, кого к нам только не принесло, всякой твари по паре. Колорадские жуки, гусениц — видимо-невидимо. Лесами жрут, лесами…
— Да успокойся ты, былинка малорослая, я наш, почвенник. Дождевой я! Мои предки тут испокон веков.
— Ой, простите, не признала, — заверещала травка полу-зелёная.
— Абориген, туземец. Из червей мы сибирских дождевых, ясно?
— Ой, как я сразу не признала тутошних местных. По виду, по виду. Чалдон, настоящий чалдон.
— Что-о-о? Сейчас полностью выползу и заломаю тебя. Наши на медведя с рогатиной хаживали, а с тобой, былинка, я враз справлюсь.
— Что я такого сказала, чем оскорбила?
Петрухе, и в самом деле, пора было вытянуть остальную часть своего тела. Но он подрос за зиму и застрял в норке. Крутится, крутится, сжимается, как пружина, упирается своими щетинками, вспотел весь, но выползти не может.
Травинка машет ему своими ниточками-листиками: «Давай, давай! Ты сможешь. Как же тяжело живётся народу туземному на земле родной».
Услышал это прозвище обидное про себя червячок, поднатужился… И ослаб совсем. «Хоть бы подтолкнул кто меня. Спят все. Не видят, как мучаюсь я в казематах тёмных. Некому за меня вступиться, горемычного», — так жалобно думал он, прямо как песню пел.
«Чирик-чирик», прыг-прыг. Откуда появился он, невзрачненький оголец — воришка и трусишка воробей? Хвать за головушку червячка, упёрся лапками, тянет, тянет… «Разорвёшь, осторожнее, разорвё-ёшь, пер-на-тый, меня!» — захрипел червячок.
Воробей перехватил его поближе к земле и упёрся ещё и крыльями… Тянет. Тя-нет, тя-нет… Хлоп. Повалился на землю. Червячок крутится на снегу: «Холодно! Ой, холодно! Спасите!»
Прыг-прыг. Подскочил воробей молча, схватил червячка клювом и вспорхнул.
— Какой счастливый случай. Слёзы на листиках.
— Глупая ты, глупой и останешься, даже когда совсем позеленеешь, а потом пожелтеешь и высохнешь, если, конечно, гусеницы тебя не сожрут, — вздохнула кирпичная стена.
Ей, стене, много тайн достаётся, много она повидала и о многом помалкивала.
— Жизнь: то солнце, то тень. Стоишь себе и созерцаешь. А вокруг, то пробиваются, бывает, что и созревают, а всё одно, жухнут ко времени. А ты стоишь и смотришь.
И пойми, что лучше: быть стеной без будущего или червячком-травинкой с бурлящим жизненным потоком?
Пуговица
Домик на краю большого города почти весь был снегом занесён. Крыша белая, тёмные бревенчатые стены да окошки, ставенками расписными ещё не закрытые, красиво и тепло светились по вечерам, когда семья собиралась дома.
Маленькая девочка Лисонька, так звали её домашние, но не потому, что она была рыженькая с хитренькими глазками (а такой она и была), но, скорее, потому что букву «з» Лиза не выговаривала чётко и, когда её спрашивали: «Девочка, как тебя зовут?» — отвечала: «Лисонька». И смеялась.
Итак, она была Лисонька. Были у неё: зайчик, которого она называла «Биль-Бо-о-о», с ударением на первый слог, мама, которую она звала «мА-ма-а», папа — «Ся-ся», но чаще девочка говорила ему: «Гномики». Гномиков было двое: Сырочек и Изюмчик. Они с ней играли, шалили, рассказывали сказки и, конечно, баловали. В общем, были её лучшими друзьями. А ещё у неё был старший братик Мишенька и бабушка Нина.
Вечерами, а зимой вечера длинные и потому такие семейные, все обитатели домика перед сном собирались на кухне, у печки, чтобы послушать бабушкины сказки.
— Пуговицу-то найти не трудно. И я в детстве искала. Вон он, мешочек моей матушки, вашей прабабушки. Рассказывали, что ей эта пуговица досталась от колдуньи.
Времена тяжелые были, и тогда в старину всех знахарок звали ведьмами. Она лечила и людей, и скот. Ходил народ к ней даже из соседних губерний.