– Нам необходимо увидеть Гая Мария! – твердил царевич Богуд, стараясь быть убедительным. – Нас направил к нему сам царь Мавретании Бокх, уверяю!
Сулла подошел поближе, пригляделся, послушал.
– Впусти их, идиот! – велел он стражнику и взял Богуда под руку, чтобы поддержать его, – посол сбил себе ноги. – Объяснения подождут, царевич, – заявил Сулла. – Сейчас – ванна, чистая одежда, еда и отдых.
Несколько часов спустя римлянин внимательно выслушал рассказ Богуда.
– Мы добирались сюда дольше, чем предполагали, – сказал Богуд. – Боюсь, мой царственный брат будет в отчаянии. Могу ли я наконец увидеть Гая Мария?
– Гай Марий в Цирте, – ответил Сулла. – Расскажи мне, чего хочет твой царь, я сам свяжусь с Циртой. Так получится быстрее.
– Мы кровные родственники царя, который просит Гая Мария отправить нас в Рим. Там мы принесем сенату просьбу нашего владыки вновь считать его клиентом великого Рима.
– Понятно. – Сулла встал. – Устраивайся здесь удобнее, Богуд, и со спокойным сердцем жди. Я немедленно сообщу обо всем Гаю Марию. Ответ придет через несколько дней.
Спустя четыре дня в Утику действительно пришло письмо, в котором говорилось:
Отлично, превосходно, замечательно! Все это могло бы оказаться чрезвычайно кстати, Луций Корнелий. Я, однако, должен быть осмотрителен. Новый старший консул Публий Рутилий Руф сообщает мне, что наш дражайший Метелл Нумидийский повсюду трезвонит о том, что собирается обвинить меня в вымогательстве и коррупции во время моей службы в провинции. Так что нельзя давать ему в руки такое оружие в борьбе против нас. Пусть сам стряпает какие угодно факты – за мной не числится ни вымогательства, ни коррупции.
Итак, вот чего я хочу от тебя. Я приму царевича Богуда в Цирте. Пусть посольство едет сюда. Но пока ты его еще не отослал, собери всех римских сенаторов, казначея, официального представителя сената и народа Рима со всей провинции Африка. Вместе с ними отправляйся в Цирту. Я же представлю Богуда этим почтенным римлянам – пусть они будут беспристрастными свидетелями того, что переговоры велись честно.
Сулла со смехом отложил письмо.
– Превосходно сделано, Гай Марий! – воскликнул он и тотчас обременил всех чиновников своей администрации поручением разыскать знатных и уважаемых римлян по всей провинции.
Поскольку Рим особое внимание уделял поставкам зерна, провинцию Африка – житницу Республики – любили навещать наиболее рьяные члены сената. Особенно в начале года, когда морской путь, благодаря северным ветрам, становился безопаснее. Сезон дождей их не слишком пугал. Ведь дождь лил далеко не каждый день, зато погода в промежутке между ливнями была куда приятнее, нежели зимой в Италии, да и климат здесь был здоровее.
Сулле удалось собрать двух таких рьяных сенаторов и двух землевладельцев, в том числе крупнейшего из них – Марка Целия Руфа, старшего хранителя казны, приехавшего на зимний отдых, и одного римского богатея, который производил крупные закупки зерна и в Утике был проездом.
Прежде чем принять мавретанских послов, Марий созвал знатных римлян.
– Хочу объяснить вам ситуацию. После беседы с царевичем и его спутниками нам следует прийти к единому решению: как поступить с царем Бокхом. Пусть каждый из вас изложит свое мнение письменно. Тогда в Риме увидят, что я не превысил своей власти, – так сказал Марий двум сенаторам, двум землевладельцам, одному казначею, одному квестору и одному правителю провинции.
Исход встречи был в точности таким, как хотел Марий: он красноречиво изложил свои доводы и был поддержан квестором Суллой. «Мирное соглашение с Бокхом необходимо», – заключили знатные римляне. И сошлись на том, что троих посланцев Мавретании следует отправить в Рим в сопровождении казначея Гнея Октавия Рузона. Двое других пусть возвращаются обратно к Бокху, чтобы доложить царю о благожелательном отношении Рима.
Гней Октавий Рузон опекал Богуда и двоих его двоюродных братьев на пути в Рим, куда они прибыли в начале марта и были немедленно выслушаны на специальном заседании сената. Собрались в храме Беллоны. Беллона была древней, исконно римской богиней войны. Намного старше Марса. Ее храм служил местом заседаний сената, когда речь шла об объявлении войны.
Консул Публий Рутилий Руф огласил вердикт сената при широко открытых дверях, чтобы собравшиеся снаружи могли его услышать.
– Передайте царю Бокху, – так сказал Рутилий Руф, – что сенат и народ Рима помнят все: и нанесенное им оскорбление, и старые дружеские узы. Нам ясно, что царь Бокх искренне раскаивается в своем проступке. Было бы несправедливо с нашей стороны не простить его. Итак, царь Мавретании Бокх прощен сенатом и народом Рима! Однако сенат и народ Рима требуют, чтобы царь Бокх отплатил нам добром за добро. Мы не ставим никаких определенных условий. Какой будет эта дружеская услуга, пусть царь Бокх решает сам. И когда он со всей очевидностью проявит добрую волю, сенат и народ Рима будут счастливы заключить с ним договор о мире и сотрудничестве.
Бокх ответил в конце марта. Сам он предпочел остаться в Икозии. Гай Марий, рассудил он, может вести переговоры и на расстоянии – через Богуда. А чтобы защититься от Югурты, боязливый Бокх ввел в Икозий новую армию и как мог укрепил маленький порт.
Богуд же отправился к Гаю Марию в Цирту.
– Мой царственный брат просит Гая Мария сказать ему, какую услугу можем мы оказать Риму. – Произнеся это, Богуд опустился на колени.
– Встань, встань! – раздраженно сказал Марий. – Я тебе не царь! Я проконсул сената и народа Рима! Не надо пресмыкаться передо мной. Это унижает меня даже больше, чем тебя.
Смущенный Богуд поднялся.
– Гай Марий! Помоги нам! – вскричал он. – Скажи прямо, чего хочет от нас сенат?
– Я бы помог вам, если бы… – начал Марий и замолчал, пристально изучая свои ногти.
– Так отправь одного из своих приближенных, чтобы он поговорил с царем с глазу на глаз. Возможно, в личной беседе они быстрее придут к согласию.
– Хорошо. В таком случае Луций Корнелий Сулла поедет к вашему царю. При условии, что место встречи будет отстоять от Цирты не дальше, чем Икозий.
– Самое главное, разумеется, выторгуй у них голову Югурты, – напутствовал Марий Суллу, когда квестор готовился в путь. – Ах, многое бы я отдал, чтобы оказаться на твоем месте, Луций Корнелий! Но не могу. Остается только одно – послать к ним такого человека, как ты. – (Сулла в ответ лишь ухмыльнулся.) – А если сможешь, привези мне самого Югурту! – добавил Марий. – Это было бы лучше всего.
Итак, в середине мая Сулла выступил из Русикада в сопровождении когорты легионеров, когорты легковооруженных всадников-самнитов, личного эскорта, состоящего из балеарцев, и эскадрона конников под командованием лигурийца Публия Вагенния.
На протяжении всего пути до Икозия Сулла нервничал, хотя на море чувствовал себя превосходно и даже успел проникнуться симпатией к мореплаванию. Экспедиция обещала быть удачной. И очень важной лично для него. Он верил в это так, словно кто-то ему напророчествовал удачу. Как ни странно, Сулла совершенно не стремился встретиться и поговорить с предсказательницей Марфой, хотя Гай Марий частенько предлагал ему это и даже пробовал настаивать. Отказывался Сулла вовсе не из-за того, что не был склонен к предрассудкам. Как всякий истинный римлянин, Луций Корнелий Сулла был преисполнен суеверий. Он просто-напросто боялся. Хотя Луций Корнелий Сулла, патриций и сенатор, и старался внушить всем и каждому, а паче всего самому себе, что его ждет славное будущее, он слишком многое знал о собственных слабостях, чтобы встречаться с предсказательницей по примеру Мария.
