Ливия почувствовала, как у нее защекотало в глазах, как горячий щекочущий след протянулся по щеке. Что-то капнуло ей на ладонь. Капли зачастили, словно короткий летний дождик, все быстрее и быстрее. Ливия Друза рыдала. Сердце ее было разбито. Она раскачивалась взад-вперед, вытирала лицо и снова заливала его слезами. Она плакала долго – одна в океане уныния, узница прихотей брата и своего нежелания выполнять его волю.
Но когда управляющий пришел отпереть ее дверь и осветил зловонную темноту ее спальни слепящим светом своей лампы, она сидела на краю кровати, тихая, с сухими глазами. Она поднялась и первой вышла из комнаты. Она шла впереди управляющего через огромный атрий в кабинет брата.
– Ну? – спросил Друз.
– Я выйду замуж за Квинта Сервилия.
– Хорошо. Но я требую от тебя еще одного, Ливия Друза.
– Попытаюсь во всем угодить тебе, Марк Ливий, – сказала она спокойно.
– Хорошо. – Он щелкнул пальцами, тут же появился управляющий. – Принеси в гостиную госпожи Ливии Друзы горячего медового вина и медовых лепешек. И пусть служанка приготовит ванну.
– Спасибо, – равнодушно произнесла она.
– Мне доставляет истинное удовольствие приносить тебе радость, Ливия Друза, когда ты ведешь себя, как подобает достойной римлянке, и делаешь то, чего от тебя хотят. Я надеюсь, что ты будешь вести себя с Квинтом Сервилием как молодая женщина, которая рада замужеству. Ты покажешь ему, что ты довольна, и будешь оказывать ему уважение, почтение, интерес и участие. Никогда – даже наедине в спальне, когда вы поженитесь, – ты не намекнешь ему, что он не такой муж, какого ты выбрала бы сама. Ты поняла? – сурово спросил он.
– Поняла, Марк Ливий.
– Иди за мной.
Он привел ее в атрий, где огромный прямоугольник в крыше начал бледнеть, сменяясь жемчужным светом – призрачнее света ламп, но все красивей. В стене был алтарь для поклонения богам – хранителям домашнего очага – ларам и пенатам, по обеим сторонам которого стояли искусно расписанные миниатюрные храмы, где хранились восковые маски знаменитых мужей семьи Ливиев Друзов, начиная с умершего отца-цензора и далее, в глубь веков, к самым истокам рода. Здесь Марк Ливий Друз заставил сестру дать ужасную клятву римским богам, не имевшим ни статуй, ни мифов, ни обличья, – богам, которые были олицетворением внутренних качеств человека, а не божественными мужчинами и женщинами. Под страхом их гнева она поклялась быть нежной и любящей женой Квинту Сервилию Цепиону Младшему.
Когда дело было сделано, он отпустил сестру в комнату, где ее ждали горячее медовое вино и медовые лепешки. Она выпила немного вина и почувствовала облегчение, но горло ее сжалось от одной мысли, что ей надо проглотить лепешку, поэтому она отложила их в сторону, с улыбкой глядя на служанку.
– Я хочу принять ванну, – сказала она.
В этот день Квинт Сервилий и его сестра Сервилия пришли на обед к Марку Ливию Друзу и его сестре Ливии Друзе. Это был милый квартет, строивший планы о двойной свадьбе. Ливия Друза сдержала клятву и благодарила небеса за то, что семья их славилась неулыбчивостью: никому не казалось странным, что она хранит чрезмерную суровость, – все Друзы таковы. Тихим голосом она разговаривала с Цепионом, в то время как ее брат занимал Сервилию. Постепенно страхи Цепиона рассеялись. И с чего он взял, будто не нравится Ливии Друзе? Возможно, она была утомлена после болезни, но с несомненным энтузиазмом приветствовала планы своего властного брата сыграть двойную свадьбу в начале мая, перед началом похода Гнея Маллия Максима через Альпы.
«Перед несчастливым периодом, говорит Друз. Но для меня любой период – несчастливый», – подумала Ливия. Однако вслух этого не сказала.
Публий Рутилий Руф писал Гаю Марию в июне, еще до того, как весть о захвате Югурты и об окончании войны в Африке достигла Рима:
У нас выдалась тяжелая зима и довольно напряженная весна. Германцы определенно пришли в движение. Они направляются на юг, в нашу провинцию по реке Родан. Мы получили срочные сообщения от наших галльских союзников эдуев. Их непрошеные гости, германцы, собираются двинуться дальше. А потом, в апреле, прибыл первый из посланцев эдуев с известием о том, что германцы опустошили их зернохранилища и загрузили хлебом свои повозки. Однако при этом они заявили, будто направляются в Испанию. И те в сенате, кто отрицает всякую возможность германской угрозы, быстро распространили эту информацию.
К счастью, Скавр не из их числа, и Гней Домиций Агенобарб тоже. Вскоре после того, как Гней Маллий и я вступили в должность консулов, в сенате образовалась влиятельная группировка, требующая набрать новую армию – на случай неожиданного нападения германцев, и Гней Маллий издал приказ собрать шесть новых легионов.
Рутилий Руф вдруг заметил, что напрягся, будто в ожидании гневной тирады Мария, и грустно улыбнулся. Затем продолжил письменную беседу с отсутствующим другом:
Да, я знаю, знаю! Попридержи свое негодование, Гай Марий, и, прежде чем топтать меня солдатским сапогом, позволь изложить до конца! Поделом бы! Это я должен был набирать новую армию и командовать ею. Я старший консул, у меня за плечами долгая и успешная военная карьера, и сейчас я даже наслаждаюсь некоторой славой, потому что мой учебник по военному искусству наконец-то вышел в свет. В то время как мой юный коллега, Гней Маллий, – совершенный новичок в этом деле.
А все твоя вина! Наша с тобой дружба известна всем, а твои враги в сенате проявят некоторую благосклонность к твоим сподвижникам не раньше, чем Рим падет под нашествием германцев. Таково мое скромное мнение.
И вот Метелл Свин встает и произносит пламенную речь, цель которой – доказать, что я слишком стар, чтобы возглавить армию, и что мои – о, несомненные! – способности будут использованы куда лучше, если я останусь в Риме. Сенаторы последовали за ним, как овцы за пастухом, который ведет их на живодерню, и приняли соответствующие законы. Почему я не боролся? О Гай Марий, ведь я – не ты! У меня нет ни твоей ненависти к ним, ни твоей феноменальной энергии. Поэтому я утешился, добившись, чтобы Гнею Маллию придали несколько по-настоящему опытных и способных легатов. Хотя бы это… У него имеется хорошая поддержка в лице Марка Аврелия Скавра. Да-да, я сказал «Аврелия», а не «Эмилия». Единственное, что у него общего с нашим уважаемым принцепсом, – это имя. Тем не менее я предполагаю, что военные таланты его выше, чем у Скавра. По крайней мере – ради Рима и ради Гнея Маллия! – я на это надеюсь.
Гней Маллий справился неплохо. К концу апреля, когда пришла весть о том, что германцы направляются на юг, Гней Маллий уже имел шесть легионов, состоящих исключительно из римских и латинских неимущих. Но затем прибыла новая делегация эдуев, и впервые сенат получил точные сведения о количестве наступающих германцев. О, много неожиданного и любопытного! Мы узнали, например, что варвары, которые убили Луция Кассия в Аквитании, – по нашим сведениям, их было около четверти миллиона, – составили бы только треть нынешнего полчища, если не меньше. Так, если верить нашим союзникам-эдуям, сейчас к галльскому побережью на Срединном море движется около восьмисот тысяч германских воинов, женщин и детей. Есть над чем поразмыслить, не правда ли?
