– Ты уверен? – Котта не верил своим ушам. – Откуда ты знаешь? По слухам? Или был при сем?
– Я был там, господин.
– Но как ты там оказался?
– Я ждал, когда меня заберут в стан кимвров. Я же кимвр… Но они все были пьяны, и никто не заметил меня. Я понял, что больше не хочу быть германцем. Подумал: нужно разузнать побольше и бежать.
– Продолжай!
– Геторикс, вождь маркоманнов, херусков и тигуринов, предложил остаться среди эдуев и амбарров. Но никто, за исключением его людей, этого не хотел. Тевтонские вожди стали на сторону Тевтобода, кимврийские – Бойорикса. Трое великих вождей – каждый при своем мнении. Тевтобод приказал тевтонам отправиться в Галлию и дойти до Испании через земли кадурков и петрокориев. Геторикс и его люди собираются остаться среди эдуев и амбарров. Бойорикс поведет кимвров через Родан и отправится в Испанию по окраинам римских земель.
– Так вот почему о них ничего не слышно!
– Да, господин. Они не собираются идти на юг через римские земли.
Котта пересказал Марку Антонию Меминию новости.
– А теперь, Марк Меминий, разнеси эту весть. Все трупы следует побыстрее сжечь, чтобы не отравляли землю и воду. Болезни нанесут городу урон больший, чем даже германцы, – сказал Котта. – Где Квинт Сервилий Цепион?
– На пути в Рим, Марк Аврелий.
– Что?!
– Он отправился со своим сыном в Рим, чтобы побыстрей донести туда новости.
– Следовало этого ожидать… Он поехал по дороге?
– Конечно, Марк Аврелий, – ответил самый важный человек в Аравсионе. – Я дал ему повозку с четырьмя мулами из моих конюшен.
Котта встал, разминая затекшие ноги.
– Нет уж! Я сам доставлю новости в Рим! – сказал он. – Даже если мне для этого понадобятся крылья. Клянусь, я обгоню Квинта Сервилия! Дай мне самую лучшую лошадь. На заре я отправляюсь в Массилию.
Котта галопом поскакал в Массилию – без охраны. В Глануме и в Аквах-Секстиевых он менял лошадей и добрался до Массилии всего за семь часов. Большой морской порт, основанный несколько столетий назад греками, уже слышал о великом побоище и пребывал в лихорадке.
Котте показали дом этнарха, и он вошел в него с высокомерным видом и поспешностью римского курульного магистрата по срочному делу. Поскольку Массилия была связана с Римом дружескими связями, но не подчинялась римлянам, Котте могли вежливо показать на дверь. Но этого не случилось. Особенно после того, как этнарх и его советники, жившие поблизости, услышали принесенные Коттой новости.
– Мне нужен самый быстрый корабль, лучшие моряки и гребцы, – заявил римлянин. – Я плыву налегке – мне нужна только скорость. Так что я возьму две запасные команды гребцов – придется грести в открытом море против ветра. Клянусь, этнарх Аристид, что в Риме я должен быть через три дня. Поплывем не вдоль берега, а по прямой. Нужен хороший лоцман. Когда следующий прилив?
– Корабль будет готов на заре, Марк Аврелий. Как раз к приливу, – ответил этнарх. И деликатно кашлянул. – Кто будет платить?
– Сенат и народ Рима.
Счет был выписан тут же. Котта посмотрел на баснословную цену и проворчал:
– Вот где трагедия: плохие новости стоят столько же, сколько целая война с германцами! Ясно, что вы не скинете ни драхмы.
– Трагедия трагедией, – мягко произнес этнарх, – а деньги деньгами. Мы назвали цену. Не хочешь – никто тебя не принуждает.
– Согласен, – сказал Котта.
Цепиону не нужно было делать крюк, чтобы попасть в Массилию. Он, ветеран Нарбона и Испании, знал, что в Галльском море всегда дуют встречные ветры. Он направится по Домициевой дороге в долину реки Друенции, пересечет Италийскую Галлию через перевал Монс-Генава и так быстро, как только сможет, спустится по Эмилиевой дороге, а затем по Фламиниевой. Он надеялся, что мог бы в среднем преодолевать по семьдесят миль в день, если бы ему удалось получить приличных животных, и ожидал, что его проконсульский империй сделает это за него. Цепион все более уверялся в том, что обгонит даже курьера сенаторов. Он так быстро пересек Альпы, что воконтии, вечно подстерегающее одиноких римских путников на Домициевой дороге, не успели даже напасть на две бешено несущиеся повозки.
К тому времени, когда он добрался до Аримина и конца Эмилиевой дороги, Цепион понял, что от Аравсиона до Рима у него уйдет семь дней. Дороги были хороши, свежих мулов хватало. Пусть он устал, пусть голова у него болит, но свою версию случившегося под Аравсионом он должен первым изложить сенату и народу Рима. Когда показалась Фан-Фортуна и повозки свернули на Фламиниеву дорогу, чтобы затем пересечь Апеннины и спуститься в долину Тибра, Цепион понял, что победил. Рим поверит именно той версии событий, которую преподнесет он, Квинт Сервилий Цепион!
Но у Фортуны был и другой фаворит – Марк Аврелий Котта. Он отправился из Массилии в Остию через Галатский залив. Попутный ветер чередовался с мертвым штилем, однако вопреки ожиданиям плавание получилось удачным. В безветрие умелые гребцы рассаживались у весел, гортатор ударами в барабан задавал темп, тридцать мускулистых спин размеренно сгибались и разгибались. Построенное с расчетом на скорость, а не на грузовместимость, судно казалось Котте подозрительно похожим на массилийский военный корабль, хотя Массилия не могла обзаводиться таковыми без позволения Рима. По бортам – пятнадцативесельные кринолины с плоской крышей, которую можно моментально превратить в боевую площадку, прикрыв шеренгой крепких щитов. На ахтердеке – лебедка не самой изящной конструкции. Котта предположил, что раньше там стояла удобная катапульта. Пиратство – выгодный промысел, распространенный по всему Срединному морю.
Но подаренному Фортуной коню под хвост не заглядывают. Котта кивал с безучастным видом, слушая уверения капитана, будто судно предназначено для перевозки пассажиров, а кринолин – удобная штука, в нем можно вытянуть ноги, не то что в тесной каюте. Котта хотел взять в плавание запасную команду гребцов, но капитан отговорил: мол, у него отборные люди, они и сами обеспечат наилучшую скорость. И теперь Котта был рад, что послушался: судно шло без лишнего груза и попутный ветер позволял гребцам не выбиваться из сил.
Корабль вышел из прекрасной гавани Массилии на заре одиннадцатого дня октября, всего через три дня, и бросил якорь в маленькой чумазой гавани Остии на заре – за день до октябрьских ид. Спустя три часа Котта вошел в дом консула Публия Рутилия Руфа, разгоняя клиентов, как лисица кур.
– Прочь! – рявкнул он на того, кто сидел возле стола Руфа, и, когда тот трусливо убежал за дверь, сам устало опустился в кресло.
В полдень сенат был созван на срочное заседание в курии Гостилия. В это самое время Цепион со своим сыном преодолевали последний участок Эмилиевой дороги.
– Оставьте двери открытыми, – велел Публий Рутилий Руф. – Народ должен нас слышать. И пусть писцы запишут все дословно.
