– Любой из людей высокого рождения мог бы сделать то же, что и Гай Марий, – упрямился Метелл. – Фактически это должен был сделать я. Марий украл мою власть и завтра будет пожинать то, что по праву предназначалось мне. – Тусклый блеск недоверчивых глаз Югурты раздражал хозяина дома, поэтому он ядовито добавил: – Вот тебе пример: ведь не Гай Марий захватил тебя в плен! Пленил тебя настоящий патриций, законнорожденный – Луций Корнелий Сулла. Следовательно – простейший силлогизм! – Луций Корнелий, а не Гай Марий положил конец войне. – Метелл вздохнул, принося свое самолюбие на алтарь патриция Суллы. – Вообще следует заметить, что Луций Корнелий обладает всеми признаками здравого рассудка. А этот италиец Марий…
– Ну нет! – усмехнулся Югурта, зная, что Руф пристально за ним наблюдает. – Он леопард с совершенно другими пятнами. Марий – более прямой человек, если ты понимаешь, что я имею в виду.
– Не имею ни малейшего представления, о чем ты там говоришь, – чопорно ответил Метелл.
– Зато я очень хорошо это знаю, – заявил Рутилий Руф с довольной улыбкой.
Югурта усмехнулся Метеллу – усмешкой, памятной еще по старым временам Нуманции:
– Гай Марий – это каприз судьбы. Плод обычного, заурядного дерева, случайно выросшего за оградой фруктового сада. Таких людей нельзя остановить, мой дорогой Квинт Цецилий. У них есть сердце, сила, разум. И своего рода бессмертие. Все это помогает им преодолевать любые препятствия на своем пути. Их любят боги! Фортуна изливает на них свои щедроты! Так что такой вот Гай Марий идет прямым путем, а когда обстоятельства вынуждают его идти в обход, то дорога все равно оказывается прямой.
– Как же ты прав! – воскликнул Рутилий Руф.
– Лу-лу-луций Кор-корнелий л-л-лучше! – раздраженно заявил молодой Метелл Свиненок.
– Нет! – тряхнул головой Югурта. – Наш друг Луций Корнелий тоже имеет силу… И разум… И может быть, сердце… Но я не думаю, чтобы он обладал тем же самым ощущением бессмертия! Ему свойственно ходить извилистыми и кривыми путями, хотя издалека и кажется, будто дорога Суллы пряма и пролегает правильно. По этой дороге не промчишься на боевом слоне – по ней лучше ехать верхом на муле, с оглядкой. О, Сулла прекрасен, как бык! В бою никто быстрее его не ринется в атаку, лучше его не построит легионеров в колонну, отважнее не бросится в пропасть. Но Луций Корнелий не слышит голоса Марса. А Гай Марий слышит его всегда. Кстати, позволю себе заметить, что «Марий» – производное от латинского «Марс». «Сын Марса», кажется. Разве не знаешь? Или не хочешь знать, Квинт Цецилий? Жаль. Латинский язык столь выразителен. Очень резкий, но подвижный.
– Расскажи мне побольше о Луции Корнелии Сулле, – попросил Руф, взяв кусочек свежего белого хлеба и вареное яйцо.
Югурта отправил в рот улитку, он не пробовал их с самого начала ссылки.
– Что тут особенного рассказывать? Он типичный представитель своего класса. Все, что он делает, он делает хорошо. Девять наблюдателей из десяти ни за что не поймут, от природы у него это умение или же его поведение является результатом тщательно отработанной нормы. За все то долгое время, что я находился с ним рядом, мне ни разу не удалось вытащить из него правду: к чему он имеет настоящую склонность, в чем истинная сфера его интересов? Не сомневаюсь, что он способен выиграть войну, стать правителем. Но никогда не будет в этом участвовать его сердце. – По его подбородку потек жирный чесночный соус. Подбежавший слуга тщательно вытер ему рот. Югурта громко рыгнул и продолжил: – Он всегда поступает целесообразно, потому что ему не хватает силы, которую дает человеку только ощущение бессмертия. Если перед Луцием Корнелием предстают две дороги, он выбирает ту, которая, как ему кажется, потребует меньше усилий. Он не так упорен, как Гай Марий, и не обладает таким даром предвидения, как Гай Марий.
– П-п-почему ты т-так м-много знаешь п-п-про Лу-лу-луция Кор-корнелия? – спросил Метелл Свиненок.
– Однажды я совершил с ним замечательную прогулку верхом, – ответил Югурта, задумчиво ковыряя в зубах. – А потом мы путешествовали по африканскому побережью от Икозия до Утики. Мы много времени провели вместе. – Он произнес это так, что все удивились: что скрывается за странными словами Югурты? Однако никто так и не задал вопроса.
Принесли салаты и жаркое. Метелл Нумидийский и его гости вернулись к ужину, за исключением молодых царевичей, сыновей Югурты, Оксинты и Йампсы.
– Они хотят умереть вместо меня, – понизив голос, сказал Югурта Руфу.
– Этого не разрешат.
– Я им тоже говорил.
– Они знают, куда поедут?
– Оксинта в любом случае отправится в Венузию, а Йампса – в Аскул Пиценский.
– Венузия – это юг Кампании, по дороге в Брундизий, а Аскул находится на северо-востоке от Рима, по другую сторону Апеннин. Им будет там неплохо.
– И долго они там пробудут? – поинтересовался Югурта.
Рутилий пожал плечами:
– Трудно сказать. Наверное, несколько лет. До тех пор, пока местные магистраты не сообщат сенату, что они не представляют опасности для Рима.
– Боюсь, они останутся там навсегда. Лучше бы им погибнуть со мной, Публий Рутилий!
– Нет, Югурта. Ты ведь не знаешь, какое будущее им суждено. Кто знает, что будет?
– Ты прав.
Обед закончился сластями и фруктами. Но Йампса и Оксинта не отдали десерту должное.
– Скажи мне, Квинт Цецилий, – обратился Югурта к Метеллу, когда остатки обеда были унесены и слуги подали неразбавленное вино из лучших сортов винограда, – что ты будешь делать, если когда-нибудь появится новый Гай Марий, с теми же силой, разумом, сердцем, такой же несокрушимый и обладающий бессмертием, но уже в шкуре римского патриция?
Метелл растерянно моргнул:
– Не знаю, что ты имеешь в виду, царь. Гай Марий – это Гай Марий.
– Не обязательно, – ответствовал умудренный Югурта. – Как бы ты отнесся к Гаю Марию, происходящему из знатных патрициев?
– Этого не может быть.
– Чепуха! Конечно может, – сказал Югурта, смакуя великолепное хиосское вино и обтирая рот краем туники.
– Я думаю, Квинт Цецилий хочет сказать, что Гай Марий может быть порожден только своим классом, – мягко заметил Рутилий Руф.
– Гай Марий может народиться решительно в любом классе, – возразил Югурта.
Теперь уже все римляне, бывшие за столом, покачали головой.
– Нет, – ответил за всех Руф. – То, что ты говоришь, может быть верно для Нумидии или для какой-нибудь еще страны. Но не для Рима. Никогда римский патриций не может быть таким, как Гай Марий.
Спор прекратился. Вскоре Публий Рутилий Руф отправился к себе, обитатели дома Метелла разошлись по своим спальням. Югурта, царь Нумидийский, разморенный отличной пищей, вином и приятной компанией, заснул крепко, без сновидений.
Когда слуга разбудил его за два часа до рассвета, Югурта почувствовал себя отдохнувшим и свежим. Он принял горячую ванну, тщательно оделся. Ему завили горячими щипцами волосы и бороду, уложили длинные, как колбасы, локоны, вплели в бороду золотые и серебряные нити, выбрили щеки, надели на него золотые и серебряные бусы, надушили, украсили диадемой и драгоценностями (которые уже были занесены в каталог писцами казначейства – после триумфа они будут разделены вместе с трофеями на Марсовом поле). Югурта вышел из своих покоев – истинный владыка эпохи эллинизма, увешанный регалиями и знаками своего достоинства с головы до пят.
