– Я тку мое траурное платье, – спокойно пояснила она, – и пытаюсь узнать, когда царь Одиссей вернется домой, чтобы спасти меня. Ты знаешь, он спасет меня. Когда-нибудь.
Цепион Младший открыл рот от удивления:
– Спасет тебя? О чем ты говоришь, Ливия Друза?
– Я ни разу не выходила из этого дома, – сказала она.
Воздев руки, Цепион Младший раздраженно воскликнул:
– Во имя Юноны, кто тебе не дает выйти из дому, если ты хочешь?
Она открыла рот, но ничего не могла придумать, что сказать, кроме:
– У меня нет денег.
– Ты хочешь денег? Я дам тебе денег, Ливия Друза! Только перестань беспокоить моего отца! – воскликнул Цепион Младший, находясь между двух огней. – Иди куда хочешь! Покупай что хочешь!
Лицо ее оживила улыбка, она прошла по комнате, подошла и поцеловала мужа в щеку.
– Спасибо, – сказала она очень искренне и даже слегка прижалась к нему.
Это оказалось так просто! Годы вынужденной изоляции остались далеко в прошлом. Ведь Ливия Друза и подумать не могла, что при ее переходе из-под власти брата под власть мужа и его отца правила могли слегка измениться.
Когда Луций Аппулей Сатурнин был выбран народным трибуном, его благодарность Гаю Марию не имела границ. Теперь он мог оправдаться! Как он вскоре обнаружил, у него имелись союзники. Один из народных трибунов был клиентом Мария из Этрурии – некий Гай Норбан, довольно богатый, но не обладавший в сенате влиянием, потому что в роду у него не было сенаторов. И еще был некий Марк Бебий, один из клана Бебиев, вечных членов трибуната, известных тем, что брали взятки. При необходимости его можно было купить.
К сожалению, противоположный конец скамьи трибунов был занят тремя страшно консервативными оппонентами. На самом конце скамьи сидел Луций Аврелий Котта, сын умершего консула Котты, племянник пропретора Марка Котты и сводный брат Аврелии, жены молодого Гая Юлия Цезаря. Рядом с ним сидел Луций Антистий Регин из приличной, но незнатной семьи. Шел слух о том, что он клиент бывшего консула Квинта Сервилия Цепиона, поэтому был слегка запачкан позором своего патрона. Третий был Тит Дидий, очень спокойный человек из Кампании, заслуживший репутацию хорошего солдата.
На середине скамьи располагались весьма скромные, робкие народные трибуны. Они, казалось, считали, что их главная роль в наступающем году – разделять противоположные концы скамьи, чтобы те не вцепились друг другу в глотки. Действительно, не было любви между теми, кого Скавр окрестил демагогами, и теми, кого он похвалил за то, что они никогда не забывают: сенаторство – на первом месте, трибунат – только на втором.
Не то чтобы Сатурнин был обеспокоен. При выборах в коллегию он набрал самое большое количество голосов. Вторым был Гай Норбан. Консерваторы поняли, что народ продолжает оставаться на стороне Гая Мария и что Марий посчитал целесообразным потратить много денег, купив голоса за Сатурнина и Норбана. Было необходимо, чтобы Сатурнин и Норбан нанесли молниеносный удар, ибо интерес к народному собранию резко убывал. Частично это было вызвано тем, что народу сделалось скучно, частично – из-за того, что ни один народный трибун не мог выдержать бешеного темпа дольше трех месяцев. Народный трибун рано выдыхался, как заяц Эзопа, в то время как старая сенаторская черепаха продолжала упорно брести с одинаковой скоростью.
– Я заставлю их понервничать, – сказал Сатурнин Главции при приближении десятого дня декабря – дня, когда новая коллегия приступит к своим обязанностям.
– Что сначала? – лениво осведомился Главция, немного недовольный тем, что он все еще не имел возможности стать народным трибуном.
Сатурнин улыбнулся, словно оскалился.
– Маленький аграрный закончик, – сказал он, – чтобы помочь моему другу и благодетелю Гаю Марию.
Тщательно спланировав все и произнеся великолепную речь, Сатурнин вынес на обсуждение ager Africanus insularum – закон о распределении африканских земель, зарезервированных за государством Луцием Марцием Филиппом в позапрошлом году. Теперь эти земли предлагалось разделить среди неимущих солдат армии Гая Мария по окончании их службы в легионах – по сто югеров на человека. О, как же он радовался этому! Рев одобрения народа, рев разгневанного сената. Этот кулак, поднятый Луцием Коттой, сильная и искренняя речь Гая Норбана в поддержку закона! О!
– Я никогда не думал, что так интересно быть народным трибуном, – сказал он после того, как собрание было распущено и они с Главцией обедали в доме Главции.
– Да, ты заставил этих политиков в сенате защищаться, – сказал Главция, усмехнувшись при воспоминании о случившемся. – Я думал, у Метелла Нумидийского случится кровоизлияние.
– Жаль, что не случилось. – Сатурнин откинулся на обеденном ложе, удовлетворенно вздохнув. Он стал рассматривать узоры, которые чадный дым от ламп и жаровен вывел на потолке, остро нуждавшемся в побелке. – Странные они какие-то, правда? Стоит только произнести «аграрный законопроект» – и они уже готовы к борьбе, вопят о братьях Гракхах, приходят в ужас от одной лишь мысли бесплатно отдать что-то людям, не способным что-то приобрести. Даже неимущие против того, чтобы что-то отдавать даром!
– Да, довольно новая концепция для всех благомыслящих римлян, – согласился Главция.
– Оправившись от первого шока, они завопили об огромных размерах участков. «Это же в десять раз больше участков в Кампании!» – стонали политики. Можно подумать, они не знают, что остров в африканском Малом Сирте в десять раз менее плодороден самого худшего участка в Кампании и осадков там в десять раз меньше, – продолжал Сатурнин.
– Да, но на самом деле спор был о тысячах новых клиентов Гая Мария, не так ли? – спросил Главция. – Вот где главная мозоль. Каждый ушедший в отставку ветеран из армии неимущих – это потенциальный клиент своего полководца. Особенно когда этот полководец заботится о том, чтобы в старости его солдат получил клочок земли. Ветеран признателен Марию! Ветеран не видит, что истинный его благодетель – это государство, поскольку государство должно найти землю. Нет, солдат благодарит своего военачальника. Он благодарит Гая Мария. Вот против чего борются политики.
– Согласен. Но это не ответ, Гай Сервилий. Ответ – это принятие общего закона, действующего на все времена, для всех армий из неимущих. Десять югеров хорошей земли каждому человеку, кто заканчивает службу в легионах. Скажем, пятнадцать лет? Даже двадцать? Независимо от того, под началом скольких полководцев он будет служить, в скольких кампаниях будет участвовать.
Главция засмеялся, искренне забавляясь:
– Это слишком хорошо звучит, Луций Аппулей! И подумай о всадниках, которых такой закон сильно охладит. Они же будут меньше земли сдавать в аренду, не говоря уже о сенаторах-землевладельцах!
– Если бы эта земля была в Италии, я понял бы это, – ответил Сатурнин. – Но острова у побережья Африки? Что толку в этих землях для собак, стерегущих свои дочиста обглоданные кости? По сравнению с миллионами югеров, которые Гай Марий раздал от имени Рима вдоль Убуса, Шелифа и вокруг озера Тритонис – и все тем же людям, которые сейчас орут! – это же просто курам на смех! – Главция завращал серо-зелеными глазами под длинными ресницами. Лежа на спине, он замахал руками, как выброшенная на берег черепаха – ластами. И опять засмеялся. – Тем не менее мне очень понравилась речь Скавра. Он умница. Все остальные почти ничего не значат, кроме того, что имеют влияние. – Он поднял голову и посмотрел на Сатурнина. – Ты готов к завтрашнему дню в сенате?
