Таким образом Гай Марий разбогател. Потом разбогател еще больше. Каждое новое месторождение так или иначе оставалось в его ведении. Это помогло ему добиться прочного положения среди торговцев. Он стал негласным партнером многих солидных компаний, занятых в самых разных сферах – от торговли зерном и банковского дела до организации общественных работ. Его влияние распространилось по всему римскому миру.
Из Испании он вернулся провозглашенный своей армией «императором» и имел право просить у сената разрешения провести триумф. Отказать человеку, который сделал столь значительный вклад в государственный бюджет, сенат не мог. И Гай Марий проехал на древней торжественной колеснице по традиционному пути древних триумфальных шествий. Как символы его побед впереди колесницы несли щиты с картами его победоносных походов и причудливые одежды покоренных племен.
Марий полагал, что теперь-то уж он наверняка станет консулом. Он, Гай Марий из Арпина, презренный италийский селянин, деревенщина, будет избран на пост консула в самом великом городе мира. А потом отправится в Испанию и окончательно подчинит ее, превратит в мирную римскую провинцию. Однако прошло уже пять лет с того дня, когда он возвратился в Рим. Пять лет! Метеллы одолели его – никогда не стать Гаю Марию консулом.
– Подай одеться, – велел Марий слуге, замершему в ожидании.
Многие из тех, кто занимает такое положение, как Гай Марий, разлеглись бы на мраморном краю бассейна, а рабы тем временем умащали бы их и делали массаж, однако Гай Марий предпочитал обслуживать себя сам. В свои сорок семь он выглядел мужчиной, только вступившим в пору зрелости. Он по праву мог гордиться своим телом. В свободные дни он непременно упражнял мышцы: гири, заплывы на Тибре, затем – бегом назад, по периметру Марсова поля до дома и Капитолийской арки. Его темно-каштановые волосы, правда, уже начали на макушке редеть, но их было еще достаточно, чтобы иметь вполне приличную прическу. Красавцем он никогда не был. Хорошее, даже запоминающееся лицо, но не такое, как у Гая Юлия Цезаря. Тут ему с ним не сравняться.
Хотелось бы знать, почему он так заботится о прическе и платье? Неужели из-за того, что приглашен на скромный семейный обед к простому сенатору, который не избирался даже на пост эдила, не то что претора? Однако же он, Гай Марий, облачился в хиосский шелк. Куплена ткань была несколько лет назад, когда Марий еще мечтал о бесчисленных ужинах у знати, на которых будет присутствовать как почетный гость, едва получит место консула. И потом – еще годы и годы, пока помнят и чтят консула бывшего.
Конечно, обед у Цезаря – совсем не то. Однако и ради такого случая Гай Марий решил отложить строгую белую тогу и тунику с пурпурной полосой и надеть роскошную, из хиосского шелка, богато расшитую пурпуром и золотом. К счастью, нигде в Риме не записано, что человеку запрещается носить то, что он хочет, сколь вызывающим и дорогим ни был бы его костюм. Существовал лишь закон Лициния «против роскоши», но он регулировал число блюд из редких, а потому очень дорогих продуктов; об одежде там не говорилось ничего. Да и этот закон всерьез не рассматривался. Впрочем, вряд ли на столе Гая Юлия Цезаря окажутся какие-нибудь деликатесы вроде угря или устриц.
В походах Гай Марий никогда не вспоминал о своей жене из Путеол. Помнил ли он вообще о том, что женат? Гай Марий вступил в брак в том юном возрасте, когда еще не возникает проблем с сексом, и прожил двадцать пять лет без любви с женой, не родившей ему детей. Близости он желал лишь изредка, при случайной встрече с какой-нибудь привлекательной женщиной. Не так уж много их и было в его суровой жизни. Время от времени он удовлетворял чисто физическую потребность с доступной девицей, служанкой или пленницей.
А Грания, его жена… На нее он не обращал внимания даже сидя рядом, даже когда напоминала она ему, что не худо бы им почаще ложиться вместе, поскольку дети не родятся просто так, для этого необходимо приложить известное усилие. Совокупление с Гранией было для Мария чем-то вроде марша по пересеченной местности сквозь непролазный туман. Она окружала его какой-то тягучей, липкой атмосферой, он тонул в ней, как в сиропе. Чувства незнакомые и неприятные томили его, и время от времени, достигнув точки кипения, Марий пятнал простыни некой клейкой субстанцией, но и тогда открывал рот не для того, чтобы застонать от наслаждения, а чтобы просто зевнуть.
Он не жалел Гранию и даже не пытался понять ее чувства и переживания. Старая драная курица. Она и смолоду-то не блистала красой. Что делала она все дни (и ночи) в его отсутствие, он не знал, да и не задумывался над этим. За честь свою Гай Марий не беспокоился. Грания, ведущая двойную жизнь? Грания, охваченная порочными страстями? Скажи ему кто, что такое возможно, – хохотал бы до слез. И был бы совершенно прав. Ее целомудрие и непорочность нагоняли только скуку. Да, Грании из Путеол явно далеко до распутницы Цецилии Метеллы, сестры Далматика и Метелла Свина и жены Луция Лициния Лукулла!
Серебряные рудники Мария подарили ему прекрасный дом между Марсовым полем и Сервиевой стеной, выше Капитолийской арки, а это – лучшее место в городе. Его медные копи позволили ему приобрести цветной мрамор, которым отделаны здесь колонны, перегородки, полы; доходы с железных рудников привлекли сюда лучшего римского живописца, покрывшего стены дома сценами охоты, видами садов, пейзажами. Дружба с крупными торговцами окупилась скульптурами и гермами, изумительными резными столиками из драгоценного тетраклиниса на подставках из слоновой кости, инкрустированных золотом, столь же богато отделанными ложами и креслами, искусно расшитыми занавесями, литыми бронзовыми дверями. Сам Химметий планировал просторный перистиль с садом, особое внимание уделяя при этом гамме запахов и палитре цветов. В центре сада – бассейн с фонтанами, рыбами, лилиями, лотосами, великолепными изваяниями тритонов, нереид, дельфинов и морских змей.
Однако все это, откровенно говоря, мало нужно было самому Гаю Марию. Всего лишь дань общественному мнению и вызов завистникам. Спал он все равно на походной койке в самой маленькой комнате, где по стенам висели его меч, щит и походный плащ, а единственным ярким цветным пятном являлось вылинявшее и затертое знамя, которое его любимый легион вручил ему после завершения войны в Испании. Там, на войне, – там была его истинная жизнь! Если что и ценил Гай Марий в преторстве или консульстве, так это возможность командовать армиями. И у консулов возможностей к тому же неизмеримо больше! Но – консулом не стать ему никогда. Не станут они голосовать за такого, как он, сколь бы ни был он богат.
День был не лучше вчерашнего: так же моросил нудный дождь и сырость проникала во все уголки. И Гай Марий, наплевав на условности, накинул на богатые хиосские одежды сагум – толстый непромокаемый солдатский плащ, который спасал его от пронизывающих ветров Альп и бесконечных ливней Эпира. То, что нужно солдату! Гай Марий с наслаждением вдыхал запах немытой шерсти. Это был запах походной жизни. Так голодный купается в ароматах горячего хлеба у стен пекарни.
– Добро пожаловать, – приветствовал Мария Гай Юлий Цезарь, встречая гостя возле дверей и лично, своими ухоженными руками, принимая у него сагум. Цезарь не передал плащ рабу, ожидавшему рядом, не испугался, что запах солдатчины впитается в его, Цезаря, аристократическую кожу. Уважительно пощупал толстую материю. – Думается мне, этот плащ прошел через несколько войн, – отметил он, будто бы и не замечая богатого одеяния гостя.
