В конце концов Агенобарб Пиписка вынужден был стащить ее с ростры под общий смех аудитории. Скавр хохотал до слез. Он прямо завизжал, когда Пиписка, Свин и Свиненок наперебой стали упрекать его в легкомысленном поведении, которое не к лицу сенатору.
Как только Луций Эквиций оказался на ростре один, Сатурнин приблизился к нему и спросил, знает ли он, кто эта ужасная старуха. Эквиций сказал, что не знает, что доказывало: либо он не слушал, когда Агенобарб орал свою вступительную речь, либо врет. Сатурнин объяснил ему коротко, что это была его тетка Семпрония, сестра братьев Гракхов. Эквиций был поражен, сказал, что в своей полной приключений жизни никогда не встречал свою тетку Семпронию. А потом заявил, что был бы очень удивлен, если бы Тиберий Гракх мог когда-либо поведать сестре о любовнице и ребенке в их маленьком уютном любовном гнездышке в одном из поместий Семпрония Гракха.
Толпа оценила здравый ответ и с удовольствием продолжает безоговорочно верить, что Луций Эквиций – настоящий сын Тиберия Гракха. А сенат, не говоря уже об Агенобарбе, мечет громы и молнии. Все, кроме Сатурнина, который только улыбается, Скавра, который смеется, и меня. Отгадай с трех раз, что делаю я?
Публий Рутилий Руф вздохнул, выпрямил затекшую руку. Вот бы ему так же не хотелось писать письма, как Гаю Марию! Тогда он не излагал бы всех тех интересных подробностей, которые отличают официальную эпистолу от пространного послания личного характера.
Вот теперь, дорогой Гай Марий, определенно все. Если я хоть минуту еще просижу здесь, то вспомню еще несколько занимательных историй и в конце концов засну, уткнувшись носом в чернильницу. Я действительно хотел бы, чтобы имелся лучший, то есть более традиционно римский, способ сохранить твое командование, чем новое консульство. Я не вижу, как ты этого добьешься. Но смею сказать, что ты будешь консулом. Будь здоров. Помни, ты уже не весенний цыпленок, ты уже старый петух, так что не кувыркайся, не поломай кости. Я напишу, когда будет что-нибудь интересное.
Гай Марий получил письмо в начале ноября и отложил его, чтобы прочитать с удовольствием потом, в компании Суллы. Сулла приводил себя в порядок. Он вернулся окончательно, сбрил рыжие усы и постриг волосы. Пока Сулла наслаждался ванной, Марий читал ему письмо и был удивительно счастлив тем, что Сулла здесь и может разделить с ним такие немудрящие радости.
Они расположились в личном кабинете военачальника. Марий распорядился, чтобы его не беспокоили, даже Маний Аквилий.
– Сними ты этот ужасный торк! – попросил Марий, когда Сулла, уже истинный римлянин, облаченный в тунику, наклонился и показал ему большую золотую вещь.
Но Сулла покачал головой, улыбаясь и прикасаясь к головам драконов, почти смыкающимся на концах массивного полукружия.
– Нет, не думаю, что когда-нибудь сниму его, Гай Марий. Дикарская штука, да?
– На римлянине не смотрится, – проворчал Марий.
– Дело в том, что это мой талисман удачи, поэтому я не могу его снять. С ним вместе от меня уйдет удача. – Сулла удобно устроился на ложе, наслаждаясь покоем. – О, какое блаженство вновь откинуться на ложе, как приличествует цивилизованному человеку! Я так долго сидел за столом прямой как палка на твердых деревянных скамьях, что начал уже думать, будто обеденные ложа видел только во сне. И как хорошо опять стать во всем умеренным! И галлы, и германцы делают все в избытке: едят и пьют, пока не облюют друг друга, или голодают до полусмерти, потому что совершают набеги или идут сражаться, даже не подумав взять с собой что-нибудь поесть. Но какие они неудержимые, Гай Марий! Храбрые! Если бы им хоть одну десятую нашей организованности и самодисциплины, их было бы не победить.
– К счастью для нас, у них нет и сотой доли обоих качеств, поэтому мы сможем их побить. По крайней мере, я думаю, что ты именно это хочешь сказать. Вот, выпей. Это фалернское вино.
Сулла пил большими глотками, но медленно.
– Вино, вино, вино! Нектар богов, бальзам для больного сердца, клей для разбитой души! Как же я жил без него? – Он засмеялся. – Мне наплевать, если за всю свою жизнь я никогда больше не увижу рога пива или кружки медовухи! Вино – это цивилизация! Ни отрыжки, ни газов, ни раздувшегося живота. От пива человек становится ходячей цистерной.
– А где Квинт Серторий? Надеюсь, с ним все хорошо?
– Он тоже возвращается, но мы шли отдельно. Я хотел рассказать тебе обо всем наедине, Гай Марий, – сказал Сулла.
– Как тебе угодно, Луций Корнелий. – Марий глядел на Суллу с искренней привязанностью.
– Не знаю, с чего и начать…
– Тогда начни с начала. Кто они? Откуда пришли? Как долго кочуют?
Наслаждаясь вином, Сулла закрыл глаза:
– Они не называют себя германцами, они не считают себя единым народом. Они кимвры, тевтоны, маркоманны, херуски, тигурины. Первоначальная родина кимвров и тевтонов – длинный широкий полуостров к северу от Германии, туманно описанный некоторыми греческими географами, которые называют его Херсонесом Кимврийским. Кажется, половина самой северной части была родиной кимвров, а половина, соседствующая с материковой Германией, – родиной тевтонов. Хотя они считают себя отдельными народами, очень трудно заметить какие-либо физические особенности, свойственные тем или другим. Наречия немного разные. Но все они понимают друг друга. Они не были кочевники в полном смысле этого слова, но они не выращивали зерна, не занимались сельским хозяйством в нашем понимании. Их зимы более влажные, чем снежные, и земля круглый год покрыта великолепной травой. Они разводили скот, выращивали немного овса, ржи. Ели мясо, некоторые овощи, грубый черный хлеб, овсяную кашу, пили молоко. Потом, приблизительно в то время, когда умер Гай Гракх, – почти двадцать лет назад, – у них случился год наводнений. Слишком много снега с гор сошло в реки, слишком было много дождей, шквальных ветров и очень высоких приливов. Океан покрыл весь полуостров. А когда море отступило, почва оказалась слишком соленой, чтобы на ней могла расти трава, а вода в их колодцах оказалась горькой. Поэтому они построили много повозок, собрали уцелевший скот, лошадей и отправились искать новые земли.
Марий слушал внимательно, с интересом. Ему было любопытно. Он выпрямился на ложе, забыв о вине:
– Все? А сколько их было?
– Не все, нет. Старых и слабых стукнули по голове и зарыли в огромных курганах. Только воины, молодые женщины и дети. Насколько я могу судить, около шестисот тысяч отправилось на юго-восток, в долину большой реки, которую мы называем Альбис.
– Но я считал, что те земли едва заселены, – нахмурился Марий. – Почему же они не остались по берегам Альбиса?
– Кто знает почему? – пожал Сулла плечами. – Может быть, они отдали себя в руки своих богов и ждали какого-то священного знака, который подсказал бы им, что они нашли свою новую родину. Они не встретили почти никакого сопротивления на всем своем пути, по крайней мере по берегам Альбиса. Наконец они пришли к истокам реки и впервые на памяти своего народа увидели высокие горы. Херсонес Кимврийский был плоский и низменный.
