Тем, кто ушел в Заальпийскую Галлию через Лугдунский проход, пришлось иметь дело с кельтами. Аллоброги с большим удовольствием атаковали разбитых германцев. Может быть, тысячи две кимвров наконец воссоединились с теми шестью тысячами воинов, что оставались среди атуатуков. И там, где в реку Моза впадал Сабис, последние остатки великого кочевья осели навсегда и со временем стали называть себя атуатуками. Только огромные богатства их предков напоминали им о том, что некогда они были грозным германским племенем, насчитывающим более семисот пятидесяти тысяч человек. Но сокровищами они больше не распоряжались, лишь охраняли их от римлян.
На совет, который Марий созвал после битвы при Верцеллах, Катул Цезарь явился готовый к новой войне, но другого рода. И… нашел Мария смягчившимся, любезным, желавшим исполнить любую его просьбу.
– Дорогой мой, конечно, ты получишь свою долю триумфа! – сказал Марий, хлопнув его по спине. – Забирай две трети добычи! В конце концов, мои люди уже получили свое после Акв-Секстиевых, а я вдобавок раздал им деньги от продажи пленных. Поэтому они закончили кампанию богаче твоих людей – разве что ты тоже отдашь им свою выручку за рабов… Нет? Ну, это же понятно, дорогой мой Квинт Лутаций! – Марий сунул ему в руки блюдо с едой. – Дорогой мой, я и не думал приписывать себе всю заслугу! Зачем? Ведь твои солдаты боролись так же умело и с таким же энтузиазмом! – сказал Марий, забирая у него блюдо с едой и заменив его кубком с вином. – Садись, садись! Сегодня великий день! Я не смогу уснуть!
– Бойорикс мертв, – удовлетворенно улыбался Сулла. – Все закончилось, Гай Марий. Определенно закончилось.
– А что твоя женщина с ребенком, Квинт Серторий? – спросил Марий.
– В безопасности.
– Хорошо. Очень хорошо! – Марий оглядел всех присутствующих в командирской палатке. Казалось, даже его брови ликовали. – И кто хочет доставить известие в Рим? – поинтересовался он.
Ответили десятка два голосов. Еще больше промолчали, но лица говорили красноречивее слов. Марий оглядел всех по очереди, и, конечно же, его взгляд остановился на том, кого он выбрал уже давно.
– Гай Юлий, ты выполнишь это поручение. Ты мой квестор, но у меня есть большие основания послать именно тебя. Ты часть нас, высшего командования. Мы должны остаться в Италийской Галлии, пока все не уляжется. Но ты к тому же шурин Луция Корнелия и мой. В наших детях течет и твоя кровь. А Квинт Лутаций – один из Юлиев Цезарей по рождению. Так что очень хорошо, что один из Юлиев Цезарей доставит в Рим весть о победе. – Он повернулся к присутствующим. – Это справедливо? – спросил он.
– Справедливо! – ответили все хором.
– Какой чудесный способ войти в сенат! – воскликнула Аврелия, не в силах отвести глаз от лица Цезаря. Как он загорел, совсем стал мужчиной. – Теперь я рада, что цензоры не приняли тебя до службы у Гая Мария.
Он все еще находился в приподнятом настроении, все еще переживал те славные мгновения, когда сенат воспринял известие. Письмо Мария – из рук в руки, от Цезаря к принцепсу… Угрозы германцев больше не существует! Аплодисменты, крики… Сенаторы танцевали, сенаторы плакали. И Гай Сервилий Главция, глава коллегии народных трибунов, побежал, подхватив свою тогу, из курии к Форуму, чтобы с трибуны возвестить о победе. Такие заслуженные сенаторы, как Метелл Нумидийский и великий понтифик Агенобарб, торжественно обменялись рукопожатием, стараясь все-таки сохранить величественный вид.
– Это знамение, – сказал Цезарь своей жене, глядя на нее с дурманящим голову восхищением.
Как она красива! Четырехлетнее проживание в Субуре на ней нисколько не отразилось. Она там была домовладелицей и сдавала в аренду квартиры в своем многоэтажном доме-инсуле.
– Когда-нибудь ты будешь консулом, – произнесла она уверенно. – Всякий раз, когда они будут вспоминать о нашей победе при Верцеллах, они вспомнят и о том, что это ты доставил известие в Рим.
– Нет, – возразил он, оставаясь справедливым. – Они сразу подумают о Гае Марии.
– И о тебе, – настаивала любящая жена. – Это твое лицо они увидели, это ты был его квестором.
Он вздохнул, устроился поудобнее на обеденном ложе и похлопал по пустующему месту возле себя.
– Иди сюда, – позвал он.
Сидя, как и полагается женщине, на стуле с высокой спинкой, Аврелия посмотрела на дверь столовой.
– Гай Юлий! – укоризненно воскликнула она.
– Да мы ведь одни, дорогая моя жена, и я не такой уж сторонник строгих правил. Не хочу, чтобы в первый же вечер моего пребывания дома нас разделял этот стол. – Он опять похлопал по ложу. – Иди, женщина! И немедленно!
Когда они поселились в Субуре, то сразу привлекли всеобщее внимание. Молодые супруги были любопытны решительно всем, кто жил на соседних улицах. Аристократы-домовладельцы – явление нередкое; но аристократы-домовладельцы в тех местах не жили. Гай Юлий Цезарь и его жена оказались редкими птичками и поэтому вызвали пристальный интерес. Несмотря на громадную территорию, Субура оставалась, по сути дела, многолюдной деревней, где обожали сплетни. Как говорится, хлебом не корми, только дай новую сенсацию.
Все предсказывали, что молодая пара проживет в Субуре недолго. Субура, этот ревностный нивелировщик притязаний и гордости, скоро разоблачит этих людей с Палатина. Какие истерики начнет закатывать эта госпожа! Как высокомерен и вспыльчив сделается господин! Ха-ха!.. Именно так всегда и происходило в Субуре. И соседи пребывали в веселом ожидании.
Но ничего подобного не случилось. Они увидели, что госпожа не гнушалась сама делать закупки, не демонстрировала аристократического отвращения при виде какого-нибудь мужчины, который заговаривал с ней. Она не испугалась, когда местные женщины окружили ее на улице Патрициев и стали кричать, чтобы она возвращалась на свой Палатин. А что касается господина, он истинный патриций: спокойный, вежливый, проявляет интерес ко всему, о чем ему говорят окружающие, всегда поможет составить завещание, договор об аренде, контракты.
Очень скоро эти пришельцы с Палатина завоевали уважение. В конце концов их даже полюбили. Многое в них было жителям Субуры в новинку. Например, их желание самим вести свои дела и не совать нос в дела чужие. Они никогда не жаловались, не критиковали. Только заговори с ними – и можешь быть уверен: в ответ тебе улыбнутся, будут вежливы, проявят интерес. Хотя поначалу казалось, будто они притворяются, но потом соседи поняли: Цезарь и Аврелия таковы на самом деле.
Для Аврелии это признание было значительно важнее, чем для Цезаря. Ведь это она занималась делами в Субуре, она была хозяйкой инсулы. В первое время ей приходилось трудно, и только после отъезда Цезаря она поняла почему. Сначала она считала свои трудности результатом того, что дело это ей незнакомое и у нее нет опыта. Агенты, которые продали ей дом, предложили свои услуги. Они от ее имени будут собирать арендную плату и иметь дело с жильцами. Цезарь посчитал это хорошей идеей. И послушная жена согласилась. Спустя месяц после их переезда в дом она рассказала ему о жильцах.
