– Чему ты не веришь? – спросила Аврелия также на греческом.
– Тебе, уважаемая! Я слышал, что наша хозяйка красива и обладает парой фиалковых глаз, но действительность многократно превосходит то, что я воображал, глядя на тебя через двор! – заливался он. В его мелодичном голосе звучали женоподобные нотки. – Садись же, садись!
– Я предпочла бы постоять.
Он остановился, повернулся к ней, подняв тонкие, выщипанные брови:
– Так ты пришла по делу?
– Конечно.
– Чем могу помочь в таком случае? – осведомился он.
– Тем, что освободишь помещение, – сказала Аврелия.
Он раскрыл рот. Он покачнулся, схватился рукой за грудь. Выражение ужаса появилось на лице.
– Что?
– Даю тебе восемь дней, – спокойно продолжала домовладелица.
– Но ты не можешь! Я аккуратно вношу арендную плату. Я ухаживаю за этой квартирой, словно она моя собственная! На каком основании, госпожа?! – возмущался он, теперь уже достаточно мужским голосом. Сквозь краску проступили явно мужские черты.
– Мне не нравится твой образ жизни, – пояснила Аврелия.
– То, как я живу, касается только меня! – возразил Эпафродит.
– Но не в тех случаях, когда я вынуждена растить детей, которые могут увидеть через двор такие сцены, каких не следует видеть даже мне. Не тогда, когда шлюхи обоих полов выходят во двор, чтобы продолжить свои занятия.
– Повесь на окна шторы, – посоветовал Эпафродит.
– Этого я делать не буду. Не удовлетворит меня и то, если ты занавесишь свои окна. У моих домашних есть не только глаза, но и уши.
– Мои извинения! Жаль, что ты такого мнения, но это ничего не меняет, – быстро произнес он. – Я отказываюсь выехать.
– В таком случае я обращусь к приставам и выселю тебя.
Используя свое актерское мастерство, он вдруг словно стал выше. Нависая над Аврелией, Эпафродит подошел к ней почти вплотную. Он был похож на Ахилла, прятавшегося среди женщин царя Ликомеда. Аврелия, впрочем, не испугалась.
– А теперь послушай меня, малышка. Я потратил целое состояние, делая это место таким, чтобы оно мне нравилось. И я не намерен покидать его. Если ты попытаешься позвать сюда приставов, я привлеку тебя к суду. Выдворив тебя из моей квартиры, я направлюсь прямо в трибунал к городскому претору и выдвину против тебя обвинение!
Ее фиалковые глаза словно издевались над ним. Она насмешливо улыбнулась.
– Попробуй! – ласково промолвила она. – Претора зовут Гай Меммий, он мой кузен. Однако сейчас нет времени для судебного процесса, поэтому тебе сперва придется обратиться к его помощнику. Он новый сенатор, но я хорошо его знаю. Спроси, как его зовут, давай! Его зовут Секст Юлий Цезарь. Он мой деверь. – Она отошла от актера и принялась рассматривать украшенные стены, пол, выложенный дорогой мозаикой. Такой роскошью не могла похвастаться ни одна арендованная квартира. – Да, все это очень красиво! Я рада, что в вопросах декоративного убранства ты проявил куда больше вкуса, чем при выборе знакомых. Но ты понимаешь, конечно, что любые усовершенствования на арендованной площади принадлежат домовладельцу и что домовладелец ни по какому закону не обязан компенсировать их стоимость.
Через восемь дней Эпафродит выехал, осыпая проклятиями всех женщин на свете. Ему не удалось сделать то, что он намеревался: изуродовать фрески и выломать мозаику с пола. Аврелия наняла пару гладиаторов, чтобы те присутствовали в квартире, пока жилец не съедет.
– Хорошо! – воскликнула она, стряхивая пыль с рук. – А теперь, Кардикса, я могу поискать приличного жильца.
Существовало несколько способов сдать помещение. Домовладелец мог вывесить объявления на входной двери своего дома, на стенах своих лавок, в банях, в общественных уборных, на любой стене жилищ своих друзей. А еще можно было просто передавать новость о сдаче помещения – устно. Поскольку инсула Аврелии имела репутацию особо надежной и безопасной, желающих нашлось много. Она сама разговаривала с каждым. Некоторые ей нравились; некоторым она чувствовала, что могла доверять. Находились и такие, которым она ни за что не сдала бы квартиру, даже если бы они были единственными претендентами. Но все равно никто не подходил. Поэтому она продолжала искать.
И только семь недель спустя она нашла идеального жильца. Всадник, сын всадника. Обеспеченный человек. Звали его Гай Матий. Он был того же возраста, что и Цезарь. А жена его была одного возраста с Аврелией. И даже поженились они почти в то же самое время, что и Цезарь и Аврелия. И девочка у них ровесница Лии. Жену звали Присцилла. Они занимались маклерством, заключали контракты. Отец Гая Матия жил со своей второй женой и младшими детьми в просторном доме на Квиринале. Аврелия тщательно навела справки и, когда сведения подтвердились, сдала Гаю Матию пустующую квартиру за десять тысяч денариев в год. Дорогие настенные фрески и мозаичный пол способствовали заключению контракта. А еще Аврелия обещала, что все свои будущие сделки будет оформлять только через фирму Матиев.
С этих пор – никаких агентов для сбора арендной платы. Отныне Аврелия намеревалась управлять своей инсулой сама. Все квартиры будут сдаваться с заключением письменного договора об аренде, который должен был возобновляться каждые два года. В договор были вставлены пункты о возмещении ущерба собственности, а также пункты, лишающие домовладельца права самовольно выселять жильцов.
Она превратила свою гостиную в контору, полную бухгалтерских книг. Из всех своих любимых предметов она сохранила лишь ткацкий станок. Вскоре она обнаружила, что быть домовладелицей очень трудно. Собрав все документы у прежних агентов, Аврелия увидела, что для всего были заведены особые свитки: для каменщиков, маляров, штукатуров, всех типов продавцов, свиток расхода воды, налогов, прав на землю, счета, чеки. Она узнала, что бóльшая часть доходов почти сразу же исчезает. Налог на воду, на канализацию, на каждое окно в инсуле, на каждую дверь, выходящую на улицу, на каждый пролет лестницы. И хотя дом был построен на совесть, все время приходилось что-то ремонтировать. В списках ремесленников было несколько плотников.
Просмотрев даты, Аврелия нашла человека, который выполнял бóльшую часть работ и жил здесь дольше всех. Она послала за ним и приказала ему снять деревянные экраны с балконов, загораживающие свет.
Это она намеревалась сделать с первого же дня, как въехала сюда. Аврелия очень хотела устроить сад и мечтала превратить заброшенный двор в оазис, который доставлял бы удовольствие всем жильцам. Но обстоятельства оборачивались против, начиная с Эпафродита, который также желал пользоваться двором. Сам Цезарь никогда не видел вечеринок Эпафродита. Актер был достаточно хитер, чтобы устраивать свои дебоши только в отсутствие господина. А Цезарь считал, что все женщины склонны преувеличивать.
Унылые, плотные деревянные экраны были зафиксированы между колоннами балконов верхних этажей. Поэтому никто из живших наверху не видел этого безобразия. Надо признать, что экраны загораживали ото всех двор и помогали глушить постоянный шум, исходящий из каждой квартиры. С другой стороны, эти щиты превращали световой колодец в раскаленную печку высотой в десять этажей, а двор – в такую же ужасную раскаленную плиту. И в результате верхние этажи оставались почти без света и свежего воздуха.
