– Каждый владелец должен платить братству, чтобы ему и дальше позволяли заниматься торговлей, – рассказывала Кардикса Аврелии. – Мол, это плата за то, что они обеспечивают охрану лавочек от грабителей. На самом деле настоящий грабеж случается тогда, когда владелец им не заплатит. Бедная старая галатийка недавно похоронила мужа, как ты знаешь, госпожа, – и похоронила его достойно. Поэтому у нее сейчас нет денег.
– Все, хватит! – заявила Аврелия, готовая к войне. – Пошли, Кардикса, закроем этот вопрос раз и навсегда.
Она решительно вышла из дому. И у каждого хозяина лавочек по улице Патрициев выспрашивала, сколько тот платит за охрану. От некоторых она узнала, что темные дела братства не ограничиваются ее лавками. Поэтому она обошла всех соседей. Постепенно перед ней открылась поразительная картина вопиющего вымогательства. Даже двух женщин, содержащих общественную уборную на противоположной стороне Малой Субуры, и тех заставляли платить братству проценты. Когда братство обнаружило, что эти женщины оказывали жильцам дополнительные услуги, собирая ночные горшки, опорожняя и отмывая их (этот доход работницы от «покровителей» скрывали), они перебили все горшки. Женщинам пришлось покупать новые. Бани по соседству с общественной уборной были частной собственностью, как и все бани в Риме. Здесь братство также установило плату. Иначе, пригрозили заправилы, посетителей утопят в воде.
К тому времени, как Аврелия закончила расспросы, она разгневалась так, что решила сперва пойти домой и успокоиться, прежде чем встречаться с братством в его логове.
– Я выгоню их из моего дома! – заявила она Кардиксе. – Из моего дома!
– Не беспокойся, госпожа Аврелия, мы дадим им хорошую взбучку, – утешала ее Кардикса.
– Где Ю-ю? – спросила Аврелия, переводя дыхание.
– Наверху, на пятом этаже. Сейчас очередь Ребекки кормить малышку.
Аврелия нервничала:
– Почему у меня нет молока? Как у высохшей старухи!
Кардикса пожала плечами:
– У некоторых женщин есть молоко, у других нет. Никто не знает почему. Не унывай из-за этого. Что тебя действительно должно беспокоить, так это братство и его делишки. Никто не отказывается давать Ю-ю молоко, ты ведь знаешь. Я пошлю служанку наверх попросить Ребекку ненадолго подержать Ю-ю у себя, а мы с тобой отправимся в таверну и выгоним этих негодяев.
Аврелия поднялась:
– Ну так покончим с этим раз и навсегда.
Таверна была плохо освещена. Но вот на пороге, на фоне светлого дверного проема, возникла Аврелия – в расцвете своей знаменитой красоты, которая не увядала всю ее жизнь. Шум сразу утих, но снова все зашумели, когда за спиной Аврелии замаячила Кардикса.
– Эта слониха поколотила нас утром! – послышался голос из мрака.
Скамьи заскрипели. Аврелия решительно вошла и встала посреди таверны, оглядываясь по сторонам. Кардикса за ее спиной держалась настороже.
– Где у вас главный, отребье? – требовательно спросила Аврелия.
В дальнем углу поднялся из-за стола худощавый невысокий мужчина лет сорока с небольшим. Без сомнения, римлянин.
– Это я, – сказал он, выходя вперед. – Луций Декумий, к твоим услугам, госпожа.
– Ты знаешь, кто я? – спросила Аврелия, и он кивнул. – Вы занимаете – без арендной платы! – жилую площадь, которая является моей собственностью.
– Эта площадь не принадлежит тебе, госпожа, – спокойно возразил Луций Декумий. – Она принадлежит государству.
– Нет, она не государственная, – возразила Аврелия и огляделась вокруг. Теперь ее глаза уже привыкли к тусклому освещению. – Это место портит репутацию моего дома. Вы совсем не следите за чистотой. Я выселяю вас!
Все дружно ахнули. Луций Декумий прищурил глаза, насторожился:
– Ты не можешь нас выселить.
– Увидишь.
– Я буду жаловаться городскому претору.
– Пожалуйста! Он мой кузен.
– Тогда великому понтифику.
– Он тоже мой кузен.
Луций Декумий фыркнул. Презрительно? Или насмешливо?
– Не могут же все в Риме быть твоими кузенами!
– Могут. – Аврелия грозно выдвинула вперед подбородок. – Не совершай ошибки, Луций Декумий! Будет лучше, если ты со своими головорезами уберешься отсюда!
Он стоял в раздумье. Разглядывал ее, почесывая подбородок. Где-то в глубине его ясных серых глаз притаилась улыбка. Потом он отступил и кивнул в сторону стола, за которым раньше сидел.
– Может, обсудим нашу проблемку? – спросил он, спокойный, как Скавр.
– Нечего обсуждать, – отозвалась Аврелия. – Вы освободите помещение.
– Фу-у! Всегда есть что обсудить. Прошу, госпожа, давай лучше сядем, – попытался подольститься Луций Декумий.
Аврелия почувствовала, что с ней происходит что-то ужасное. Ей начинал нравиться Луций Декумий! Но это же смешно. И тем не менее это факт.
– Хорошо, – согласилась она. – Кардикса, встань за моим стулом.
Луций Декумий подал ей стул, а сам уселся на скамью.
– Немного вина, дорогая госпожа?
– Конечно нет.
– О-о…
– Ну?
– Что – ну? – спросил Луций Декумий.
– Это же ты хотел что-то обсудить, – напомнила она.
– Правильно. – Луций Декумий прочистил горло. – Так против чего именно ты возражаешь, госпожа?
– Против вашего присутствия под моей крышей.
– Ну-ну, это несколько расплывчатое заявление, не правда ли? Я хочу сказать, мы ведь можем достигнуть некоторой договоренности. Ты скажешь мне, что именно тебе не нравится, а я посмотрю, можно ли что-то сделать в этом отношении.
Аврелия начала перечислять, загибая пальцы:
– Ветхость помещения. Грязь. Кругом отбросы. Шум. Вы, кажется, считаете, что это помещение и прилегающая улица принадлежат вам. Но ни то ни другое вам не принадлежит. А еще ваши мелкие делишки! Терроризируете хозяев лавочек, заставляя их платить вам, чего они не могут и не должны! Какое презренное занятие!
– Наш мир, госпожа, – Декумий наклонился через стол и серьезно посмотрел на Аврелию, – разделен на волков и овец. Это естественно. Если бы это было противоестественно, не было бы овец больше, чем волков. А мы знаем, что на одного волка приходится по крайней мере тысяча овец. Считай нас здесь волками. Но мы не такие плохие, как думают о волках. Куснем раз-другой. Шеи не ломаем.
– Эта отвратительная метафора нисколько не повлияла на мое решение. Вы уедете отсюда.
– Голубушка! – воскликнул Луций Декумий, откидываясь назад. – Скажи мне… – Он быстро взглянул на нее. – Они все действительно твои кузены?
– Мой отец – бывший консул Луций Аврелий Котта. Мой дядя – консул Публий Рутилий Руф. Мой другой дядя – претор Марк Аврелий Котта. Мой муж – квестор Гай Юлий Цезарь. – Аврелия чуть вскинула голову, прикрыла глаза и самодовольно заключила: – И более того, Гай Марий – мой свояк.
