– Разговоры ничего не стоят! – снова повторил Главция, на этот раз в сенате. – Утверждения, будто Луций Аппулей и я замешаны в смерти Квинта Нония, абсолютно голословны. Что касается произведенной мной замены мертвого народного трибуна на живого, я сделал то, что должен был бы сделать любой ответственный за выборы! Никто не может оспорить тот факт, что Луций Аппулей в результате подсчета голосов стоял на одиннадцатом месте и что выборы были проведены по всем правилам. Вполне логично, что место Квинта Нония занял Луций Аппулей. Народное собрание, которое я вчера созвал, единогласно одобрило мои действия. Все присутствующие здесь могут это подтвердить. Данная дискуссия, уважаемые сенаторы, бесполезна и беспричинна. Вопрос закрыт.
Гай Марий и Квинт Лутаций Катул Цезарь отметили свой совместный триумф в первый день декабря. Совместный триумф был гениальным решением, ибо ни у кого не возникло сомнений, что Катул Цезарь (его колесница следовала за колесницей возлежащего на ней старшего консула) занимает второе место, а главный герой событий – Гай Марий. Имя Гая Мария было у всех на устах. И еще был очень умный ход, который присоветовал Луций Корнелий Сулла, – он, как обычно, организовывал шествие. Марий позволил людям Катула Цезаря нести все тридцать пять штандартов кимвров, потому что он еще раньше очень много штандартов захватил в Галлии.
На следующий день в собрании в храме Юпитера Всеблагого Всесильного Марий с чувством говорил о своем решении наградить гражданством солдат из Камерина и закупорить долину салассов, образовав там колонию ветеранов в небольшом городке Эпоредии. Его объявление о том, что он выдвигает свою кандидатуру на шестой срок, было встречено различно – гулом неодобрения, насмешками, яростным протестом и радостными возгласами. Последние были громче. Когда шум утих, Марий объявил, что вся его личная доля в трофеях отдается на постройку нового храма Чести и Доблести. В этом храме будут храниться воинские трофеи – лично его и его армии. Храм будет воздвигнут на Капитолийском холме. Он также намерен возвести храмы Чести и Доблести в память о римских солдатах в Олимпии в Греции.
Катул Цезарь слушал с замиранием сердца. Он понимал, что если хочет сохранить свою репутацию, то должен и свою долю трофеев пожертвовать на что-то подобное. На какой-нибудь религиозный памятник, а не на увеличение своего личного состояния. Конечно, деньги у Катула есть, но все-таки их куда меньше, чем у Мария.
Никто не удивился, когда центуриатное собрание выбрало Гая Мария консулом в шестой раз – и опять старшим. Теперь он был не только неоспоримым Первым Человеком в Риме. Многие стали называть его еще и Третьим Основателем Рима. Первым Основателем Рима был, конечно, сам Ромул. Вторым – Марк Фурий Камилл, который изгнал галлов из Италии триста лет назад. Поэтому совершенно справедливо дать Гаю Марию титул Третьего Основателя, поскольку он тоже отразил нападение варваров.
Консульские выборы тоже не обошлись без сюрпризов. Квинт Цецилий Метелл Нумидийский Свин не был выбран младшим консулом. Гай Марий одержал верх даже в этом. Он объявил, что поддерживает кандидатуру Луция Валерия Флакка, и Луций Валерий Флакк был, разумеется, избран. Флакк был фламином Марса. Должность сделала его тихим человеком, послушным и соблюдающим субординацию. Идеальная кандидатура для властного Гая Мария.
Никого не удивило, когда Гай Сервилий Главция был избран претором, ибо он был человеком Мария и Марий щедро заплатил выборщикам. Сюрпризом был тот факт, что он вышел на первое место и поэтому стал городским претором, самым старшим из шести избранных преторов.
Вскоре после выборов Квинт Лутаций Катул Цезарь публично заявил, что жертвует свою долю германских трофеев. Он намерен приобрести землю Флакка на Палатине – этот участок находился рядом с его собственным домом – и построит там величественный портик, где будут храниться тридцать пять германских штандартов, которые он захватил на поле боя при Верцеллах. И еще он возведет на Марсовом поле храм Фортуны Сегодняшнего Дня.
В десятый день декабря, когда новые народные трибуны приступили к своим обязанностям, началось самое интересное. Народный трибун второго срока Луций Аппулей Сатурнин доминировал в коллегии безоговорочно. Пользуясь страхом остальных народных трибунов, вызванным смертью Квинта Нония, он решал законодательные проблемы как хотел. Хотя он по-прежнему отрицал свою причастность к убийству, в частных беседах с коллегами он нет-нет да и бросал словцо-другое, отчего те задумывались: не закончат ли они, как Квинт Ноний, если только вздумают перечить ему? В результате Сатурнину позволили своевольничать вовсю. Ни Метелл Нумидийский, ни Катул Цезарь не могли убедить ни одного народного трибуна хоть раз воспользоваться правом вето.
Не прошло и восьми дней после вступления в должность, как Сатурнин внес первый из двух законопроектов – раздать общественные земли ветеранам обеих войн с германцами. Все земли были расположены не в Италии – в Сицилии, Греции, Македонии и материковой Африке. В законопроект было внесено дополнительное условие: сам Гай Марий должен иметь право лично предоставлять гражданство трем италийским солдатам в каждой колонии.
Сенат взорвался.
– Этот человек, – возмущался Метелл Нумидийский, – даже не собирается выделить своих римских солдат! Он хочет землю для всех на равных условиях – для римлян, латинян, италийцев. Никакой разницы! Никакого предпочтения гражданам Рима! Я спрашиваю вас, коллеги-сенаторы, что вы думаете о таком человеке? Разве Рим для него что-то значит? Конечно нет! А почему, собственно, Рим должен что-то для него значить? Ведь Марий – не римлянин! Он италиец! И покровительствует своим. Целой тысяче он предоставил права гражданства на поле боя, а римские солдаты должны были стоять в стороне и лишь наблюдать. Они так и не дождались благодарности. Но чего еще можно ожидать от такого человека, как Гай Марий?
Когда Марий поднялся, чтобы ответить, поднялся такой шум, что его даже не было слышно. Он вышел из здания заседаний сената, встал на трибуну и обратился к присутствующим. Некоторые из них были возмущены. Но он был их любимцем, и они начали слушать.
– Земли достаточно для всех! – кричал он. – Никто не может меня обвинить в предпочтительном отношении к италийцам! Сто югеров земли на каждого солдата! Почему так много, слышу я ваш вопрос? Потому, народ Рима, что эти колонисты поедут в места намного худшие, чем наша любимая Италия! Им предстоит возделывать плохие земли, они поселятся в плохом климате, где человеку, чтобы прилично жить, нужно куда больше земли, чем в Италии!
– Вот! – крикнул Катул Цезарь со ступенек сената; голос его дрожал. – Вот! Слушайте, что он говорит! Не Рим! Италия! Италия, Италия, всегда Италия! Он не римлянин, ему наплевать на Рим!
– Италия и есть Рим! – раздался громовой голос Мария. – Это одно и то же! Без одного нет другого – и не может быть! Разве римляне и италийцы не одинаково отдают свои жизни за Рим на полях сражений? А раз это так – и никто не посмеет отрицать, что это так! – то почему один солдат должен отличаться от другого?
– Италия! – продолжал вопить Катул Цезарь. – Всегда – Италия!
