– Республика умерла, – произнес великий понтифик Агенобарб, с презрением взглянув на Метелла Капрария.
– А что я мог сделать? – проблеял тот.
Подходили другие сенаторы. Вооруженная охрана Суллы, снявшая с себя снаряжение, появилась из курии. Ступени сената казались самым безопасным местом. Толпа, убедившись, что ее герои выбраны, расходилась по домам.
Цепион плюнул вслед уходившим.
– Прощай, сброд, на сегодня! – воскликнул он с искаженным лицом. – Посмотрите только на них! Воры, убийцы, растлители собственных дочерей!
– Они вовсе не сброд, Квинт Сервилий, – сурово обрезал его Марий. – Они римляне. Пусть они бедны, но они не воры и не убийцы. И питаются они сейчас лишь просом и турнепсом. Лучше надейся на то, что их друг Луций Эквиций не поднимет их на мятеж. Они очень хорошо вели себя во время этих отвратительных выборов, но все может измениться, когда цена на просо и турнепс подскочит.
– Ну, об этом можно не беспокоиться! – радостно воскликнул Гай Меммий, довольный тем, что выборы в народные трибуны все-таки состоялись. – Через несколько дней положение улучшится. Марк Антоний говорил мне, что наши агенты в провинции Азия сумели закупить много пшеницы – где-то к северу от Эвксина. Первые корабли с зерном должны вот-вот прибыть в Путеолы.
Все уставились на него разинув рты.
– Ну что ж… – произнес Марий, забывая, что уже не может улыбаться с легкой иронией, как раньше, – у него получилась ужасная гримаса. – Все мы знаем, что у тебя, похоже, имеется дар предвидения. Итак, ты предвидишь поступление зерна? Отлично! Но каким же образом ты получил эту информацию, когда я – старший консул! – и Марк Эмилий – принцепс сената и куратор урожая! – никто из нас и слыхом об этом не слыхивал?
Двадцать пар глаз прилипли к лицу Меммия. Он сглотнул:
– Это не секрет, Гай Марий. Разговор об этом велся в Афинах, когда Марк Антоний возвратился из своей последней поездки в Пергам. Он видел там некоторых наших агентов по закупке зерна, и они ему сказали.
– А почему Марк Антоний не счел нужным известить об этом меня, куратора наших зерновых запасов? – ледяным тоном осведомился Скавр.
– Думаю, он считал, что вы знаете. Да и я так думал… Агенты писали, значит ты должен был знать.
– Их письма не дошли. – Марий подмигнул Скавру. – Я благодарю тебя, Гай Меммий, за эту прекрасную новость.
– Да, конечно, – поддержал его Скавр, успокаиваясь.
– Нам лучше надеяться ради нас всех, что не случится шторма и наше зерно не опустится на дно Срединного моря, – сказал Марий, выжидавший, пока не рассеется толпа, потому что был не расположен разговаривать с народом по дороге домой. – Сенаторы, завтра утром встречаемся здесь – выбирать квесторов. А послезавтра пойдем на Марсово поле знакомиться с кандидатами в консулы и преторы. Доброго вам дня.
– Ты кретин, Гай Меммий! – угрожающе проговорил хворающий Катул Цезарь со своего кресла.
Меммий решил не ввязываться в пререкания с одним из высших аристократов и поспешил вслед за Гаем Марием. Он надумал навестить Марка Антония на вилле, нанятой на Марсовом поле, чтобы рассказать ему о событиях дня. Торопливо шагая, он уже видел, как они с Марком Антонием получают дополнительные очки у выборщиков. Когда они соберутся послезавтра на презентацию курульных кандидатов, он позаботится о том, чтобы их сторонники отправились в центурии. Они будут распространять новость о подходе флота с зерном. Все будут считать, что это заслуга его и Марка Антония. После зрелища огромной толпы на Форуме Меммий не сомневался: знатные и богатые римляне будут благодарны тем, кто сумеет наполнить желудки средних и бедных слоев населения дешевым хлебом.
На рассвете дня представления кандидатов в Септе Меммий отправился с Палатина на Марсово поле в сопровождении радостно возбужденной толпы клиентов и друзей, уверенных в том, что победа ему, Меммию, и его другу Антонию обеспечена. Радостно смеясь и слегка поеживаясь на прохладном осеннем ветерке, они быстро миновали Форум и вышли через Фонтинальские ворота. А там, внизу, на залитой солнцем равнине у подножия горы, их ожидала победа. Гай Меммий будет, будет консулом!
Люди уже шли к Септе. Группами по двое, по трое, но никогда – в одиночку. Человек достаточно высокого класса, чтобы голосовать на курульных выборах, любил появляться на публике в чьем-либо сопровождении – это еще больше подчеркивало его dignitas.
Там, где дорога спускалась с Квиринала и переходила в Широкую дорогу, Гай Меммий и его свита повстречались с пятьюдесятью сопровождавшими не кого-то, а самого Гая Сервилия Главцию.
Меммий остановился, пораженный.
– И куда же ты направляешься в такой одежде? – спросил он, глядя на toga candida – белоснежную тогу Главции. Такую тогу отбеливали специально: она несколько дней висела под солнечными лучами, выгорая, потом ее начищали до слепящей белизны порошком мела. Такую тогу мог носить лишь тот, кто представлялся в качестве кандидата на государственную должность.
– Я кандидат в консулы, – заявил Главция.
– Ты же знаешь, что это не так, – возразил Меммий.
– Но это так!
– Гай Марий сказал, что ты не можешь выставлять себя.
– Гай Марий сказал, что я не могу выставлять себя! – жеманно передразнил Главция. Он нарочито повернулся к Меммию спиной и обратился к своим спутникам. Громким голосом, сюсюкая, как педераст, он произнес: – Гай Марий сказал, видите ли, что я не могу баллотироваться! Ну и что? Несправедливо, когда настоящие мужчины не могут выставить свою кандидатуру, а женоподобные недоростки могут!
Перебранка собрала зрителей. Это не было необычным явлением при выборах, ибо частью общего развлечения в такие моменты становились стычки между соперничающими кандидатами. Число наблюдателей все увеличивалось, по мере того как люди выходили из города на Широкую дорогу.
Болезненно воспринимая присутствие зевак, Гай Меммий опустил голову. Всю свою жизнь он страдал из-за того, что был слишком красив. Его преследовали насмешки: он слишком хорошенький, ему нельзя доверять, он любит мальчиков, он несерьезный человек – и все в том же роде. Сейчас Главция насмехался над ним в присутствии всех этих людей, выборщиков. О, не надо бы в этот день напоминать о старом ярлыке гомосексуалиста!
Вполне понятно, что Гай Меммий рассвирепел. Прежде чем сопровождавшие смогли его остановить, он сделал шаг вперед, положил руку на левое плечо Главции и сорвал с него белоснежную тогу. И когда Главция резко обернулся, чтобы увидеть, кто нанес ему такое оскорбление, Меммий со всего маху дал ему в левое ухо. Главция упал, Меммий – на него. Чистые тоги обоих теперь были измазаны в грязи. Но люди Главции прятали на себе дубинки. Они набросились на онемевшую свиту Меммия, с безудержным весельем нанося удары направо и налево. И вот уже спутники Меммия лежат на земле, взывая о помощи.
Сторонние наблюдатели, как водится, стояли не двигаясь и только глазели с откровенным любопытством. Однако стоит отдать им должное: никто из зрителей даже не подозревал, что в глупой потасовке крылось нечто большее, чем простая драка между двумя кандидатами. Дубинки оказались сюрпризом для всех, но сторонники кандидатов и раньше носили оружие. Об этом все знали.
