– Недолго. Они ведь поработали, захотели пить. Их мучает жажда. Думаю, завтра они сдадутся. Я пошлю достаточно людей, чтобы взять храм в кольцо, и прикажу им безжалостно дразнить водой наших беглецов.
– Сатурнин очень отчаянный человек, – напомнил Скавр.
С этим Марий не мог согласиться:
– Он политик, Марк Эмилий, а не солдат. Он понял вкус власти, но ничего не понимает в силе оружия. Он не может выработать для себя приемлемую стратегию.
Марий повернулся к Скавру больной стороной лица. Принцепс сената вздрогнул. В левом глазу Гая Мария застыла ирония; улыбка, которая приподняла здоровую половину лица, была ужасна.
– Если бы я был на месте Сатурнина, Марк Эмилий, – вот тогда у тебя была бы причина волноваться! Потому что к этому времени я бы уже объявил себя царем Рима, а все вы были бы мертвы!
Скавр инстинктивно отступил назад:
– Знаю, Гай Марий, знаю.
– Во всяком случае, – весело продолжал Марий, отвернувшись от Скавра, чтобы тот больше не видел левой стороны его лица, – к счастью, я не царь Тарквиний, хотя моя мать – из Тарквиниев! Одна ночь наедине с великим богом отрезвит Сатурнина.
Пойманных и задержанных собрали и поместили в темницы, где служащие цензора спешно сортировали римлян и неримлян. Тех, у кого не было римского гражданства, следовало казнить немедленно, а римлян, всех вместе, будут завтра судить и сбросят с Тарпейской скалы Капитолия.
Сулла возвратился в тот момент, когда Марий и Скавр собрались уходить с Форума.
– У меня сообщение от Луция Валерия на Квиринале, – сказал он. Вид у него был довольно свежий, несмотря на бурные события дня. – Он говорит, что Главция находится в доме Гая Клавдия. Они забаррикадировали ворота и отказываются выйти.
Марий посмотрел на Скавра:
– Ну, принцепс сената, как мы поступим в данной ситуации?
– Как и с теми, кто находится в компании с Юпитером Всеблагим Всесильным. Почему бы не подождать до завтра? А тем временем пусть Луций Валерий охраняет дом. После того как Сатурнин сдастся, мы сможем крикнуть об этом через забор, а потом посмотрим, что будет.
– Хороший план, Марк Эмилий.
И Скавр засмеялся:
– Это дружеское общение с тобой, Гай Марий, не улучшит мою репутацию среди моих друзей – «хороших людей»! – сказал он, перестав взвешивать каждое слово, и схватил Мария за руку. – Тем не менее я очень рад, что ты сегодня с нами. Что ты скажешь на это, Публий Рутилий?
– Скажу, что лучших и более правдивых слов ты при всем желании найти бы не смог.
Из тех, кто укрылся в храме Юпитера Всеблагого Всесильного, первым сдался Сатурнин. Последним – Гай Сауфей. Человек пятнадцать римлян из них были выставлены на ростре, чтобы их могли видеть все, кто захочет. В их присутствии мятежников с римским гражданством судили специально созванным судом по делам измены и приговорили к смерти. Их должны были сбросить с Тарпейской скалы.
Выступавшая с юго-западной стороны Капитолия базальтовая Тарпейская скала была в высоту примерно около восьмидесяти футов. Сброшенные со скалы умирали, упав на острые игольчатые камни, торчавшие внизу.
Изменников привели на вершину Капитолийского холма, мимо ступеней храма Юпитера Всеблагого Всесильного, к месту у Сервиевой стены перед храмом богини плодородия Опы. Выступ Тарпейской скалы выдавался из стены и был хорошо виден в профиль с южной части Форума, где появились толпы желающих посмотреть, как сторонники Луция Аппулея Сатурнина пойдут на смерть. Это была все та же голодная толпа, но сегодня она не желала демонстрировать свое неудовольствие. Римляне просто хотели увидеть, как с Тарпейской скалы будут сбрасывать людей. Такого давно уже не случалось, а слух прошел, будто казнят около сотни человек. Никто не посмотрел на Сатурнина или на Эквиция с любовью или хотя бы с жалостью. А ведь это были те же самые люди, которые приветствовали их во время выборов в трибуны. Кроме того, шла молва, что из Азии спешат корабли с зерном, и все благодаря Гаю Марию. Но не это было для римлян главным. Что они действительно хотели увидеть, так это как тела будут сбрасывать с Тарпейской скалы. Смерть на безопасном расстоянии – новый акробатический номер.
– Мы не можем судить Сатурнина и Эквиция, пока страсти немного не улягутся, – сказал Скавр Марию и Сулле, когда все трое стояли на ступенях сената, глядя, как вереница крохотных человечков падает с выступа.
Марий и Сулла поняли, что хотел сказать Скавр. Скавра тревожила не толпа на Форуме. Его забота – наиболее импульсивные и рассерженные члены сената. Теперь, когда все было кончено, их ярость только возросла. Озлобление их перешло со сторонников Сатурнина на него самого. Особенно они ополчились на Луция Эквиция. Молодые сенаторы и те аристократы, кто был слишком молод, чтобы стать сенатором, стояли группой на краю колодца комиций с Цепионом и Свиненком во главе, глядя голодными глазами на Сатурнина и его приспешников, стоявших на ростре.
– Будет еще хуже, когда Главция сдастся и присоединится к ним, – задумчиво сказал Марий.
– Ну какой сброд! – брезгливо произнес Скавр. – А я еще надеялся, что хоть кто-нибудь из них сделает то, что положено в таких случаях, и покончит с собой! Даже у моего трусливого сынка хватило ума и воли!
– Согласен, – кивнул Марий. – Однако сейчас мы имеем пятнадцать человек – шестнадцать, когда выйдет Главция, – которых надо судить за измену, и нескольких донельзя возмущенных юных аристократов, которые очень напоминают мне стаю волков, следящих за оленьим стадом.
– Их надо где-то продержать, хотя бы несколько дней, – предложил Скавр. – Только где? Ради Рима, мы ведь не можем допустить самосуда.
– А почему, собственно, нет? – спросил Сулла, внося свою первую лепту в дискуссию.
– Волнения, Луций Корнелий. Мы избежали кровопролития на Форуме, но толпа обязательно придет, чтобы посмотреть, как этих политиков, стоящих сегодня на ростре, будут судить за измену. Сегодня чернь развлекалась, глядя на казнь людей, которые не имеют для нее никакого значения. Но кто даст гарантию, что простолюдины не взбунтуются, когда мы осудим Луция Эквиция, например? – спокойно спросил Марий. – Ситуация очень трудная.
– Почему они не могли заколоться! – раздраженно спросил Скавр. – От стольких неприятностей они избавили бы нас! Самоубийство – признание вины, никакого суда, никакого душителя в Туллиане. Жаль, что мы не имеем права сбросить их с Тарпейской скалы!
Сулла стоял, внимательно слушая, но глаза его задумчиво устремлялись на Цепиона и Метелла. Однако он ничего не сказал.
– Ну, о суде мы будем думать, когда настанет время, – начал Марий. – Пока что требуется найти для арестованных надежное место, где они будут в безопасности.
– Темницы Лаутумии исключаются, – сразу же ответил Скавр. – Если по какой-то причине – или по чьему-либо подстрекательству – толпа решит освободить заключенных, эти камеры не выдержат натиска, даже если у каждой камеры поставить по ликтору. Я не о Сатурнине забочусь, а об этом ничтожестве Эквиции. Достаточно, чтобы хоть одна глупая женщина заплакала и стала причитать, что, дескать, сынок Тиберия Гракха умрет, – и у нас возникнут неприятности. А посмотрите на нашу молодежь! У них просто слюнки текут. Они-то не прочь своими руками растерзать Сатурнина.
