– Тогда я предлагаю запереть их в курии Гостилия! – весело предложил Марий.
Скавр был ошеломлен:
– Мы не можем этого сделать, Гай Марий!
– Почему?
– Запереть изменников в сенате? Это… это… это все равно как предложить нашим древним богам дерьмо в качестве жертвы!
– Они уже осквернили храм Юпитера Всеблагого Всесильного. Во всяком случае, все связанное с государственной религией придется теперь очищать. В курии нет окон, там самые крепкие в Риме двери. Есть альтернатива – некоторым из нас держать их в своем доме. Хочешь себе Сатурнина? Возьми его, а я возьму Эквиция. Думаю, Квинт Лутаций должен взять Главцию, – с кривой усмешкой заключил Марий.
– А что, курия Гостилия – отличная идея, – поддержал Мария Сулла, продолжая смотреть на Цепиона и Метелла.
Скавр, принцепс сената, зарычал – не на Мария или Суллу, а на обстоятельства. Потом он решительно кивнул:
– Ты прав, Гай Марий. Боюсь, что это должна быть курия Гостилия.
– Хорошо! – Марий хлопнул Суллу по плечу в знак того, что пора трогаться в путь, и добавил, усмехнувшись: – Я займусь деталями, Марк Эмилий, а ты объясни своим коллегам «хорошим людям», почему следует почтенное здание сената использовать в качестве тюрьмы.
– Ну спасибо тебе! – язвительно сказал Скавр.
– Не стоит.
Когда их уже нельзя было подслушать, Марий с любопытством взглянул на Суллу:
– Что ты задумал?
– Не уверен, что хочу поделиться с тобой.
– Пожалуйста, будь осторожен. Мне не хотелось бы, чтобы тебя судили за измену.
– Я буду осторожен, Гай Марий.
Сатурнин и его приспешники сдались на восьмой день декабря, а на девятый день Гай Марий вновь созвал центуриатное собрание и выслушал заявления от кандидатов на должность курульных магистратов.
Луций Корнелий Сулла не потрудился прийти в Септу. Он был занят другими делами. Например, вел длинные беседы с Цепионом Младшим и Метеллом Свиненком. Еще он умудрился навестить Аврелию, хотя от Публия Рутилия Руфа знал, что она в безопасности и что Луций Декумий не пустил своих людей на Форум.
Десятого декабря вновь избранные народные трибуны приступили к своим обязанностям. Но двое из них, Сатурнин и Эквиций, были заперты в сенате. И все беспокоились, что толпа появится опять, ибо казалось, что больше всего чернь интересуют дела народных трибунов.
Марий не разрешил своей маленькой армии ходить на Форум с мечами. Базилику Порция он приказал закрыть для торговцев и банкиров и использовать только как хранилище для оружия и доспехов. На первом этаже той ее стороны, что выходила к зданию сената, находились помещения коллегии народных трибунов. Именно здесь восемь трибунов, не принимавших участия в мятеже Сатурнина, должны были собраться на рассвете и как можно быстрее провести первое заседание народного собрания. Отсутствие двух трибунов приказано было игнорировать.
Рассвет еще не наступил, и Форум был пуст. Цепион Младший и Метелл Пий Свиненок со своим отрядом двигались вниз по Аргилету к курии Гостилия. Им пришлось сделать большой крюк, чтобы охрана не заметила их. Когда они окружили курию, то обнаружили, что поблизости больше никого нет.
Они принесли с собой длинные лестницы, которые приставили сейчас к обеим сторонам здания. Лестницы как раз доставали до древних веерообразных черепиц карниза, поросших лишайником и очень ломких.
– Помните, – обратился Цепион к своему отряду, – не пользоваться мечом – так сказал Луций Корнелий. Мы должны неукоснительно выполнять приказы Гая Мария. Никакого оружия.
Один за другим они взбирались по лестницам, и вот уже все пятьдесят человек расположились на краю невысокой крыши, где, как выяснилось, можно было удобно устроиться. И там, в темноте, они ждали, пока бледный сизо-серый свет на востоке не сменился ярко-золотым. Первые лучи солнца робко показались из-за Эсквилинского холма и осветили крышу здания сената. Внизу начали уже появляться люди, но приставные лестницы были тоже подняты на крышу курии, и никто не заметил ничего подозрительного, потому что никому и в голову не пришло посмотреть наверх.
– Начали! – крикнул Цепион.
Быстро – Луций Корнелий предупредил их, что времени будет очень мало, – они начали снимать черепицу с настила между массивными кедровыми балками. В помещение, открывшееся внизу, хлынул свет. Пятнадцать бледных лиц, скорее удивленных, нежели испуганных, уставились наверх. А каждый на крыше, поспешно собрав возле себя кучу черепицы, принялся метать обломки в пролом – прямо в эти лица. Сатурнин и Луций Эквиций упали сразу. Некоторые узники спохватились и попытались укрыться в дальних углах зала. Но молодые люди на крыше чрезвычайно быстро наловчились попадать точно в цель. В зале не имелось никакой мебели. Обычно посетители захватывали с собой стулья, а служащие сената приносили пару столов из сенатских зданий, расположенных совсем близко, на Аргилете. Поэтому узникам нечем было защищаться от падающих обломков. Битая черепица – тяжелые осколки с очень острыми краями – оказалась куда более эффективным оружием, чем предполагал Сулла.
К тому времени, как Марий и его легаты, в том числе и Сулла, явились туда, все уже было закончено. Молодые люди спустились по лестницам на землю и стояли совершенно спокойно. Никто из них и не собирался убегать.
– Должен ли я арестовать их? – спросил Сулла Мария.
Марий вздрогнул – вопрос вырвал его из глубоких раздумий.
– Нет! – сказал он. – Пусть остаются на месте. – И взглянул на Суллу с немым вопросом в глазах. Сулла еле заметно подмигнул – ответ был получен.
– Откройте двери! – приказал Марий ликторам.
Лучи раннего солнца, пронзая медленно оседающую пыль, озаряли разбросанные по всему полу осколки покрытой лишайником черепицы. Поверхность сколов была ржаво-красной – почти цвета крови. В разных позах, полузасыпанные обломками, застыли пятнадцать тел.
– Только ты, принцепс сената и я. Больше никто, – распорядился Марий.
Вместе они вошли в зал, вместе переходили от одного тела к другому в поисках живых. В Сатурнина попали так точно, что он даже не попытался защититься. Он весь был покрыт черепичным крошевом, а когда лицо обмахнули от обломков, то Сатурнин уставился невидящими глазами в пролом в крыше – на небо. Его черные ресницы слиплись от красноватой пыли. Скавр наклонился, чтобы закрыть ему глаза, и брезгливо поморщился: так много мусора лежало на высохших глазных яблоках, что веки отказывались опускаться. Луцию Эквицию досталось больше всех. На нем не осталось ни одного живого места. Марию и Скавру потребовалось немало времени, чтобы раскидать все обломки и освободить его. Сауфей убежал в угол и умер там от черепка, который, видимо, отскочил от пола и, как толстый наконечник длинного римского копья, впился жертве в шею. Голова была почти отрезана. А в Тита Лабиена попал длинный конец цельной черепицы – вонзился прямо в поясницу и рассек по позвоночнику почти до самого низа.
