Кресло, на которое указал Гауда, стояло действительно рядом с троном царевича, но на ступеньку ниже. Низко поклонившись креслу, Марий пристроился на краешек, словно ему было страшно сесть поудобнее в присутствии столь блистательной особы.
– Когда ты выразил желание стать моим клиентом, царевич Гауда, я согласился, считая это за честь для себя, ибо чувствовал, что смогу похлопотать за тебя в Риме. Я хотел осенью выставить свою кандидатуру в консулы. – Марий помолчал, тяжело вздохнул. – Но, увы, этому не бывать! Квинт Цецилий Метелл остается в Африке, срок его наместничества продлен. А как его легат, я не могу покинуть службу без его дозволения. Когда я сказал ему, что хочу баллотироваться, он отказался отпустить меня даже на день раньше себя.
Царственный отпрыск нумидийского дома вспыхнул гневом избалованного инвалида. Он очень хорошо помнил, как Метелл и не подумал встать при его появлении, не пожелал низко поклониться, не разрешил царевичу сидеть на троне в присутствии наместника, как отказался дать ему римлян для эскорта.
– Но это выше всякого понимания, Гай Марий! – воскликнул он. – Как же нам заставить его изменить свое решение?
– О, я преклоняюсь перед твоим умом, твоим пониманием ситуации! Это именно то, что нам надлежит сделать, – заставить его передумать. – Гай Марий помолчал. – Я знаю, что ты собираешься предложить. Однако, возможно, будет лучше, если мысль изложу я, а не ты, потому что это грязное дело. Я умоляю тебя: позволь мне говорить!
– Говори! – важно разрешил Гауда.
– О царевич, Рим, сенат и даже народ за время двух собраний должны быть завалены письмами! Письмами от тебя и от каждого горожанина, селянина, земледельца, купца и менялы во всей провинции Африка! Письмами, в которых Рим извещают о том, насколько неэффективно, некомпетентно Квинт Цецилий Метелл ведет войну против Югурты. Пусть Рим узнает, что теми успехами, которым мы радовались, мы обязаны Гаю Марию, а не Квинту Цецилию Метеллу. Тысячи писем, царевич! Пусть их пишут снова и снова, пока Квинт Цецилий Метелл не смягчится и не отпустит меня в Рим, где я мог бы стать консулом!
Гауда блаженно заржал:
– Разве не поразительно, Гай Марий, что мы с тобой мыслим одинаково? Письма – это именно то, что я собирался предложить!
– Как я уже сказал, я знал это, – ответил Марий. – Но возможно ли это осуществить?
– Конечно это возможно! – заверил Гауда. – Нужно только время, влияние и деньги. Я думаю, Гай Марий, у нас с тобой найдется куда больше денег, терпения и времени, чем у Квинта Цецилия Метелла, так ведь?
– Я определенно надеюсь на это, – сказал Марий.
Конечно, Марий на этом не остановился. Он сам лично пересек всю провинцию Африка вдоль и поперек, встретился с каждым влиятельным римлянином, латинянином, италийцем, объясняя, что выполняет поручение Метелла. При себе у него был секретный мандат от Гауды, где тот обещал все виды концессий в Нумидии, если он будет царем, и просил каждого стать клиентом Гая Мария. Дождь, грязь и реки, вышедшие из берегов, не могли остановить Гая Мария. Он ходил, вербуя клиентов и собирая обещания написать письма. Тысячи и тысячи писем. Достаточно, чтобы потопить Квинта Цецилия Метелла и покончить с его политической карьерой.
К февралю каждый важный человек в Риме стал получать письма из провинции Африка. Письма прибывали с каждым кораблем. Вот, например, письмо Марка Целия Руфа, римского гражданина, владельца сотен югеров земли в долине реки Баграды, между Утикой и Карфагеном, крупного поставщика пшеницы для Рима:
Квинт Цецилий Метелл мало полезного сделал в Африке. Главными для него всегда были его личные интересы. Я твердо уверен, что он намеревается нарочно продлить эту войну, чтобы упрочить свою славу и могущество. Прошлой осенью он распустил слух, что это была его идея – ослабить позиции Югурты, предав огню посевы и разорив города Нумидии. Особенно те, в которых хранились сокровища. В результате мои земли и земли многих других римских граждан в этой провинции находятся в опасности, ибо нумидийцы теперь орудуют среди римлян, мстя за причиненный ущерб. Вся долина Баграды, столь важная для Рима житница, живет в постоянном страхе.
Более того, дошло до меня, как и до многих других, что Квинт Цецилий Метелл не может даже управлять своими легионами. Он намеренно пренебрегает опытом и талантами более старших и мудрых – таких как Гай Марий и Публий Рутилий Руф, поручив одному командование второстепенной кавалерией, а другому – руководство снабжением. Его поведение по отношению к царевичу Гауде, которого сенат и народ Рима считают законным правителем Нумидии, было непростительно высокомерным, недальновидным, а иногда – жестоким.
В заключение разреши заметить, что все небольшие успехи, которых мы добились в прошлой кампании, – это исключительная заслуга Гая Мария и Публия Рутилия Руфа. Я уверен, что за свои старания они не слышали даже «спасибо». Позволь мне, таким образом, обратить твое внимание на Гая Мария и Публия Рутилия Руфа, и я до глубины души остаюсь возмущенным поведением Квинта Цецилия Метелла. Прощай.
Это послание было адресовано одному из самых крупных и значительных торговцев в Риме, человеку, чье влияние среди сенаторов и всадников было очень велико. Естественно, поскольку он был осведомлен о позорном ведении войны Метеллом, его негодованию не было границ. Он прожужжал уши всем – и эффект последовал незамедлительно. Проходили дни, а письма все шли и шли. К голосу уважаемого торговца присоединились многие другие. Сенаторы уже начали избегать встреч с банкирами и судовладельцами. И самодовольство могущественной семьи Цецилиев Метеллов стало быстро уступать место тревоге.
Полетели эпистолы Цецилиев Метеллов к уважаемому представителю семьи Квинту Цецилию, проконсулу провинции Африка, с настоятельной просьбой умерить заносчивость по отношению к царевичу Гауде, отнестись к своим старшим легатам с бóльшим вниманием, чем к своему сыну, и постараться одержать хотя бы пару побед в битвах с Югуртой.
А затем разразился скандал с Вагой. Этот нумидийский город, расположенный к юго-западу от Утики, сдался Метеллу прошлой осенью. Теперь он восстал и уничтожил бóльшую часть италийцев, которые вели там дела. Югурта подбил жителей Ваги к мятежу при попустительстве личного друга Метелла, гарнизонного командира Турпилия. Метелл допустил ошибку, защищая Турпилия, когда Марий во всеуслышание потребовал предать его военному трибуналу за предательство. К тому времени, когда эта история достигла Рима (в сотнях писем), самого Метелла тоже стали называть изменником – не хуже его друга Турпилия.
И опять полетели эпистолы Цецилиев Метеллов к уважаемому представителю семьи Квинту Цецилию в Утику, умоляя его лучше выбирать себе друзей.
Прошло много недель, прежде чем до Метелла дошло, кто был истинным вдохновителем кампании с письмами. И даже когда сомнений в этом уже не оставалось, он все еще никак не мог понять смысла этой эпистолярной войны – и ничего не мог ей противопоставить. Он, Цецилий Метелл, приобрел дурную славу благодаря деревенщине Гаю Марию, сопливому претенденту на нумидийский трон и нескольким простым колониальным торговцам? Невероятно! Рим не мог так с ним обойтись. Рим принадлежал ему, а не какому-то Гаю Марию.
