– Я согласен с тобой, Гай Юлий, – кивнул Марий. – Показания раба имеют значение, только если они даны добровольно, если в них есть логика и они явно правдивы.
– Так что в результате Луций Корнелий превратился из бедняка в состоятельного человека, – продолжал Цезарь. – От Никополис он унаследовал достаточно, чтобы получить статус всадника, а от Клитумны – довольно, чтобы войти в сенат. Благодаря шуму, устроенному Скавром по поводу отсутствия цензоров, в прошлом мае были выбраны два новых. Иначе Луцию Корнелию пришлось бы ждать права допуска в сенат еще несколько лет.
Марий засмеялся:
– Так что же произошло в действительности? Неужели никто не хотел быть цензором? Я хочу сказать, в какой-то степени выбор Фабия Максима Эбурна логичен, но Лициний Гета? Ведь цензоры изгнали его из сената за аморальное поведение восемь лет назад. А он все-таки вернулся в сенат, после того как пролез в народные трибуны!
– Знаю, – мрачно сказал Цезарь. – Мне кажется, никто не хотел становиться цензором из страха перед Скавром. Подобное желание могло быть расценено как отсутствие уважения к Скавру после его вынужденной отставки. Так что свои кандидатуры выставили только не слишком щепетильные люди. Учти, с Гетой довольно легко вести дела: он стал цензором исключительно ради общественного положения да ради взяток. Компании, добивающиеся для себя государственных контрактов, обычно щедры… А Эбурн – ну что ж, мы все знаем, у него нелады с головой!
«Да, – подумал Марий, – мы это знаем…» Глубокий старик из аристократического рода, выше которого был разве что род Юлиев. Линия Фабиев Максимов вымерла и поддерживалась только с помощью усыновлений. Квинт Фабий Максим Эбурн, выбранный цензором, был усыновленный Фабий Максим. У него имелся единственный сын, но пять лет назад он убил его за непристойное поведение. Хотя законом не запрещалось, пользуясь правом pater familias, казнить собственного отпрыска, но все же убийство жен или детей давно уже не практиковалось. Поэтому поступок Эбурна привел в ужас весь Рим.
– Имей в виду, для Рима очень хорошо, что у Геты такой коллега, как Эбурн, – задумчиво произнес Марий. – Сомневаюсь, что при Эбурне он сильно разживется.
– Уверен, ты прав. Но тот несчастный молодой человек, его сын! Учти, Эбурн – настоящий Сервилий Цепион, а все Сервилии Цепионы ведут себя довольно странно, когда дело касается сексуальной морали. Они целомудреннее Дианы Охотницы, но говорят о сексе очень много. Вот это меня и удивляет.
– Итак, кто убедил цензоров, что Луция Корнелия Суллу следует допустить в сенат? – спросил Марий. – Говорят, он не был образцом целомудрия.
– Думаю, моральная распущенность была его главной неприятностью, – спокойно согласился Цезарь. – Эбурн скосил глаза на свой шишковатый маленький носик и поворчал немного по этому поводу. А Гета допустил бы в сенат даже звенящую деньгами обезьяну. Так что в конце концов они сочли возможным внести Луция Корнелия в списки сенаторов – но только при некоторых условиях.
– Каких же?
– Луций Корнелий считается сенатором условно. Он должен выставить свою кандидатуру на должность квестора и победить. Если он потерпит поражение, то уже не будет сенатором.
– А он победит?
– А ты как думаешь, Гай Марий?
– С таким именем, как у него? Конечно!
– Я тоже надеюсь. – Но Цезарь произнес это нерешительно. Неопределенно. С долей смущения? Он вздохнул и, улыбаясь, посмотрел на своего зятя. В его голубых глазах застыла печаль. – После твоего великодушного поступка, когда ты женился на Юлии, я поклялся, Гай Марий, что никогда тебя больше ни о чем не попрошу. Но это глупая клятва. Как можно знать, что понадобится в будущем? Вот мне и понадобилось. Я еще раз прошу тебя об одолжении.
– Всегда готов помочь тебе, Гай Юлий, – тепло сказал Марий.
– Было ли у тебя время поговорить с женой, чтобы узнать, почему Юлилла довела себя голодом чуть не до смерти? – спросил Цезарь.
– Нет. – Суровое орлиное лицо на мгновение озарилось искренней радостью. – Те минуты, когда нам удавалось побыть вместе, мы не тратили на разговоры, Гай Юлий!
Цезарь засмеялся, потом вздохнул:
– Хотел бы я, чтобы моя младшая дочь походила на старшую! Но так не получилось. Наверное, это вина моя и Марции. Мы испортили ее. Прощали ей то, чего не спускали троим старшим детям. С другой стороны, я твердо убежден, что есть какой-то изъян в самой Юлилле. Как раз перед смертью Клитумны мы обнаружили, что эта дурочка влюбилась в Луция Корнелия и пыталась заставить его… или нас… невозможно знать, да и сама она едва ли понимала… Во всяком случае, она хотела Луция Корнелия и заранее знала, что я никогда не дам согласия на этот союз.
Марий не верил своим ушам:
– И, зная, что между ними была тайная связь, ты разрешил этот брак?
– Нет-нет, Гай Марий, Луций Корнелий в этом совершенно не замешан! – воскликнул Цезарь. – Уверяю тебя, он не имеет никакого отношения к тому, что она вытворяла.
– Но ты же сам сказал, что два года тому назад она подарила ему венок из трав, – возразил Марий.
– Поверь мне, та встреча была невинная – по крайней мере, с его стороны. Он не поощрял ее, старался разубедить, оттолкнуть. Она же подстрекала его к любовному свиданию. Но он знал, что я никогда бы этого не простил. Пусть Юлия расскажет тебе всю историю целиком, и ты поймешь, что я имею в виду, – сказал Цезарь.
– Тогда как это вышло, что они собираются пожениться?
– Когда он унаследовал свое состояние и получил возможность вести подобающий образ жизни, то попросил руки Юлиллы. Несмотря на то, как она с ним поступала.
– Венок из трав, – задумчиво произнес Марий. – Да, я могу понять, что Сулла должен чувствовать… Ее подарок изменил его судьбу – и соединил их.
– Я тоже это понимаю, потому и дал согласие. – И опять Цезарь вздохнул, еще тяжелее. – Но дело в том, Гай Марий, что Луций Корнелий не нравится мне так, как нравишься ты. Он очень странный человек… Есть в нем что-то, что раздражает меня, внушает тревогу. И я никак не могу понять, что это такое. Но в своих оценках следует быть справедливым и беспристрастным.
– Не печалься, Гай Юлий, в конце концов все будет хорошо, – успокоил его Марий. – Так чем я могу быть тебе полезен?
– Помоги Луцию Корнелию стать квестором, – сказал Цезарь, переходя на деловой тон теперь, когда требовалось решить проблему другого человека. – Дело в том, что никто его не знает. О, все знают его имя! Все знают, что он чистокровный патриций из рода Корнелиев. Но когномен Сулла – такого сейчас почти не услышишь. У него не было возможности проявить себя на Форуме и в судах, когда он еще был довольно молодым человеком. И военную службу он тоже никогда не проходил. Если какой-нибудь зловредный аристократ поднимет по этому поводу шум, тот факт, что Сулла никогда не служил, может не допустить его в сенат. Мы надеемся, что никто не будет его пристрастно расспрашивать, и в этом отношении имеющаяся парочка цензоров идеальна. Им и в голову не придет, что Луций Корнелий не смог пройти военную подготовку на Марсовом поле или не вступал в легионы в качестве младшего военного трибуна. К счастью, Скавр и Друз зарегистрировали его как всадника, так что наши новые цензоры просто решат, что предыдущие уже тщательно все проверили. Скавр и Друз понимали людей, они чувствовали, что Луцию Корнелию надо дать шанс. И, кроме того, в то время вопрос о сенате не стоял.
